"Погремушка"

[grimspeck]

Решила, что надо бы свалить сюда свои жалкие три фика. Пусть будут в одном месте, чтоб не потерялись. Да и ностальгия - иногда полезное занятие. Вот это*с нежностью* мой первенец. Совершенно бесстыдное обожание Регулуса со всеми его тараканами, заскоками, комплексами и Темной стороной, которую он принял. Пусть и временно. И его ужасно трагичной судьбой.

Название: Погремушка
Автор: я ))
Бета: troyachka и Nat-al-lee. Я ведь правильно помню? )
Тип: джен
Рейтинг: РG
Персонажи: Регулус Блэк, Сириус Блэк, мельком друзья и соратники Регулуса
Жанр: драма
Размер: мини (около 30 тыс знаков)
Дисклеймер: Все права на персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг
Саммари: История про борьбу и победу над страхом.
Тема задания: Внеконкурс
Предупреждение: Присутствуют штампы, особенно, что касается отношений между братьями Блэк; на многие вопросы «а почему?» автор сам не может ответить.
Примечание 1: Работа выполнена на командный конкурс «Битва за Англию».
Примечание 2: Трогательные скелетики каких-то крылатых ящерок на веревочках были в комнате Сириуса в первой части седьмого фильма.Автору они запали в душу.


1977 год.

Он поспешно ставит на стол кружку с огневиски – руки так заледенели от волнения, что он вот-вот ее выронит. Да и не стоит сейчас пить: тогда его точно стошнит. Вряд ли в такой забегаловке можно кого-то этим удивить, но ведь стыдно же! К тому же ему и без этого нехорошо. Сердце бухает в груди огромным, тяжелым, мешающим дышать молотом, по вискам струится холодный пот. Еще и капюшон лезет на лоб, закрывая обзор и доводя до белого каления.

Ожидание невыносимо просто физически. Хочется заорать, запустить кружкой в грязную стену, чтобы осколки разлетелись во все стороны, перевернуть тяжелый стол, проклясть этого мерзкого старика за стойкой – да что угодно, лишь бы не сидеть тут молча и тихо и не гипнотизировать взглядом часы на стене!

«Соберись, Регулус. Сейчас же соберись. Это просто твои проклятые нервы. Тебе не шесть лет, чтобы устраивать истерики. Лучше сейчас подумай над тем, что скажешь ему, какое произведешь впечатление. Ты должен, обязан произвести хорошее впечатление, иначе…»

Рука тянется к вороту, чтобы расстегнуть его и вдохнуть свободнее, сжать невидимую вещицу, висящую там на цепочке, сжать ее и почувствовать себя уверенным и смелым молодым человеком, а не перепуганным до полусмерти невротиком.

- А вот и мы! Надеюсь, не заждался?

Мальсибер отвратительно весел и жизнерадостен. По крайней мере, Регулусу так кажется в данный момент. Впрочем, сейчас ему даже профессор Биннс показался бы разновидностью Пивза.

1964 год.

Он увидел эту погремушку в лавке «Борджин и Беркс», куда матушка зашла с ним купить какое-то зелье или, возможно, какую-то книгу: конечно, он этого точно уже не помнил. Кричер отвлекся от мастера Регулуса лишь на секунду, чтобы со всем почтением отряхнуть подол мантии госпожи от видимой только ему пыли – но он уже привык, что мастер Регулус обычно ведет себя тихо и скромно, это же не мастер Сириус, который секунду спокойно посидеть и то не может – и в эту секунду Регулус схватил погремушку с полки, сжал в кулачке и восхищенно на нее уставился.

Окрик матушки, негодующей из-за его неприличного поведения, остался практически незамеченным (небывалое до и после того случая дело!), так же,как и вопли пытавшегося побиться головой о пол недоглядевшего Кричера, и льстивые уверения продавца, что игрушка абсолютно безопасна и никак не может повредить юному мистеру Блэку. Да в ней, собственно говоря, и магии хватит лишь на то, чтобы вещица могла левитировать над кроваткой. Это, миссис Блэк, просто забавная погремушка для детей наших покупателей, и не более того, но, кажется, вашему сыну она очень понравилась, не желаете ли купить, всего один галлеон и столько радости ребенку…

Регулусу было совершенно безразлично, сколько магии в погремушке. Он все равно хотел ее получить. Конечно, погремушка – это для совсем маленьких, а ему уже три года, но он не будет ею греметь. Нет! Она просто ему нравится. Он ее хочет. Он повесит ее над кроваткой рядом со скелетиками василисков и будет на нее смотреть. Ну, мамочка, ну, пожалуйста!

Вальбурга Блэк кипела от бешенства, абсолютно уверенная в том, что тот, кто придумал придать погремушке вид серо-зеленой головы домовика, несомненно, хотел каким-то образом высмеять достопочтенную Элладору Блэк, а в ее лице и весь род Блэков. Она бы охотно устроила Борджину допрос с пристрастием об обладателе столь буйной фантазии, но по виду младшего сына ей было совершенно ясно, что он разрыдается в своей обычной манере, если не получит эту омерзительную игрушку. Посторонним совершенно незачем было знать, какие истерики способен устраивать нервный и болезненный с рождения младший сын четы Блэков, именно поэтому она отдала продавцу галлеон, сунула покупку в руки Регулуса и, прикрикнув на все еще пытавшегося наказать себя Кричера, поспешила покинуть лавку.

Дома Регулус был примерно отчитан за «возмутительную, недостойную рода Блэков выходку невоспитанного мальчишки» и отправлен в свою комнату до вечера под надзор Кричера, но не расстроился и наполовину так сильно, как должен был. Он все равно получил эту замечательную погремушку, и мама даже не стала ее отбирать в наказание! Такой игрушки точно ни у кого нет! Она такая смешная, если ее встряхнуть, у нее забавно вращаются и гремят глаза и дергаются уши. И еще она улыбается. Если бы не улыбка, эта голова совсем бы была похожа на Кричера, только Кричер, кажется, вообще не умеет улыбаться. Но Регулус все равно любит Кричера. Кричер добрее всех в доме относится к нему. Вот сейчас он подвесит эту погремушку над кроватью, рядом со скелетиками василисков. Все, как Регулус и хотел. Он будет смотреть на голову эльфа и улыбаться ей, как она – ему.

Где-то через год в очередной раз навестивший родственников дядя Альфард рассказывает племянникам о своих приключениях в далеких-далеких странах, названия которых иногда сразу и не выговоришь, и упоминает про каких-то страшных темнокожих колдунов, которые бьют в большие барабаны и трясут большими погремушками, чтобы отогнать злых духов. Сириус с любопытством спрашивает, неужели они не знают охранных заклинаний, а Регулус молча улыбается. Он теперь понимает, что над его кроватью висит не просто смешная голова эльфа – нет, она его защищает. И он, конечно же, понял это еще в лавке, поэтому и схватил ее. Это теперь его оберег.

Именно этой мыслью Регулус утешается, когда Сириус заявляет матушке, что хочет, чтобы скелетики василисков перевесили над его кроватью, и она соглашается – матушка балует Сириуса, дарит все, что он ни попросит. Ну и пусть брат забрал скелеты. Они-то ни от кого не защищают. А погремушка – да.

1967 год.

- Ну же, Рег, пойдем. Тебе что, неинтересно?! Ну, пойдем же!

Регулусу очень интересно, но и очень страшно: лестница на чердак такая темная и мрачная, аж мурашки по коже бегают. Еще тут холодно и зябко, он уже начал дрожать и завтра точно опять будет чихать и пить Перечное зелье. Может, и горло заболит. Но идти наверх надо, пока Сириус хочет с ним играть. Он ведь такой: может развернуться и уйти, и назвать его неженкой, малявкой и трусом. И не в том дело, что Регулус тогда останется один тут, в темноте, а в том, что это обидно.

Брат старше Регулуса всего на один год, но выше его чуть не на голову. И куда сильнее, и быстрее, и ловчее. Сириус все время куда-то мчится или хотя бы пытается мчаться. Он вечно придумывает такие игры, где нужно куда-то лезть, что-то искать, кого-то побеждать и с кем-то драться. Он никогда ничем не болел. Регулус, во всяком случае, такого совсем не помнит. И Сириус часто скучает, ведь папа и матушка не каждый день ходят в гости, где можно с кем-нибудь поиграть, а младший брат редко может играть с ним на равных.

Регулус очень старается, правда, но у него не получается успевать за братом. Он не может долго бегать за ним в догонялки: все равно ни за что не поймает и быстро устанет. Он не может сам залезть на ту большую старую яблоню, которая растет в саду дяди Сигнуса и тети Друэллы, потому что у него не хватает сил, и ему нипочем не подтянуться на ветке. Он чуть не каждую неделю ходит с насморком, кашляет и чихает – ему достаточно самого маленького сквозняка, чтобы простудиться, а семейный колдомедик все никак не подберет подходящее зелье от простуды. Еще у Регулуса есть странная болезнь, которую взрослые называют словом «нервы». Он плохо представляет, что это такое, но часто, когда он расстраивается или обижается, эти самые Нервы заставляют его реветь, задыхаясь от слез и от чего-то странного, спирающего грудь, дергать руками и ногами, и еще тогда рядом с ним часто что-то бьется или разлетается на куски. Это, как сказал папа, из него так рвется магия. После Нервов Регулус обычно лежит в своей кровати, такой слабый, что даже на бок трудно повернуться, Кричер носит ему теплое молоко с печеньем или что-нибудь читает вслух. А Регулус смотрит на погремушку над кроватью и улыбается, потому что это она опять отогнала злых духов, и ему стало легче.

Конечно, поскольку Регулус так часто болеет, он не очень-то может играть с Сириусом, а больше сидит у себя и читает книги. Например, про род Блэков, про Хогвартс, про род сэра Салазара Слизерина – он ведь должен все про него знать, когда поступит на его факультет! А Сириус злится.

Брат думает, что родители больше любят Регулуса, потому что они его меньше наказывают. Глупый. Папа их любит обоих, это точно, просто он очень занят и редко их видит. А матушка больше любит Сириуса, потому что он первый сын и наследник Блэков, и родился легко, а вот Регул ее всю измучил, так, что она чуть не умерла, и сам Регул чуть не умер, и до сих пор все время болеет, и хорошо, что у нее больше детей не будет, она бы третьего раза не перенесла. В прошлом году Регулус нечаянно услышал, как матушка говорила это тете Друэлле, он чуть не заплакал, даже извиниться хотел перед матушкой, но спохватился, что тогда она его сильно накажет, чтобы не подслушивал, и будет ходить весь вечер сердитая. А Сириус этого не знает, и Регулус не может этого сказать, потому что нехорошо пересказывать подслушанные разговоры. Вот поэтому брат называет его любимчиком и девчонкой. И в последнее время совсем не звал играть.

Ни с кем Регулус бы так не хотел играть, как с Сириусом. Никто так не может обидеть его, как брат.

А вот сейчас Сириус хочет играть с ним, сам позвал искать на чердаке страшного злого Бугимена, сказал, что, может быть, Рег и не такая девчонка, как он думал. На чердак им, конечно же, запрещено ходить, но родители на приеме в поместье Лестранжей, и они взяли с собой Кричера, который обычно смотрит за детьми, потому что матушке, кажется, понадобилось что-то донести, а приглядывать за ними приказали Либби, но Либби рядом нет: наверное, Сириус ее куда-то услал. Он хорошо умеет заморочить домовиков, всех, кроме Кричера, Кричер слишком умный.

Регулус ежится в тонкой ночной рубашке, стискивает в кулаке погремушку и, стараясь не оступиться, шагает вверх по ступенькам к брату, который уже стоит перед дверью на чердак. Он очень не хочет, чтобы Сириус заметил погремушку у него в руке, ведь тогда он над ним будет смеяться до следующего дня, но она же им обоим может пригодиться. Она ведь отгоняет злых духов, значит, и Бугимена отгонит. Если он там вообще есть, этот Бугимен. Сириус такой выдумщик, может, он и это сочинил. Хотя звучит все равно страшно.

Конечно, дверь на чердак защищена заклятиями, но Сириус уверяет, что сегодня на чердак что-то заносили и забыли наложить эти заклятия, только засов задвинули. Регулус не то чтобы очень верит ему, но, когда брат берется за засов, он замирает, затаив дыхание. Засов медленно и словно нехотя отодвигается в сторону, Сириус толкает дверь, и она совершенно бесшумно распахивается, перед мальчиками разверзается глухой, черный и совсем неуютный проем.

- Получилось! – Сириус возбужденно подпрыгивает на месте. – Рег, идем, посмотрим на Бугимена! Идем!

И, не дожидаясь ответа от брата, хватает его за руку – хорошо, не за ту, где зажата погремушка! – втаскивает наверх, еще и подталкивая вперед, так, что Регулус чуть не падает.

В чердачное окно проникает тусклый холодный лунный свет, и мальчики могут различить нагромождение больших кованых сундуков, забитый какими-то свитками шкаф, пустой холст в раме – интересно, чей это портрет и кто его обитатель? Бугимена не видно, и Регулус, по правде говоря, очень этому рад.

- Сириус, его тут нет.

- Не может быть! Я знаю, что он тут живет, может, в сундуке. Или в шкафу, да мы сейчас его найдем, – Сириус решительно делает шаг к шкафу со свитками, и Регулус шагает за ним, как привязанный, ведь брат сейчас будет искать Бугимена, ему надо помочь…

Он поздно понимает, каким глупым и доверчивым дураком был. Чтобы у Сириуса получилось то, что он хотел, ему нужно было заставить Регулуса сделать несколько шагов от двери. Сириус быстрый и ловкий, ему этого хватает, чтобы молнией выскочить из комнаты, захлопнуть дверь и задвинуть с грохотом засов…

- Сириус! Сириус, ты что! Выпусти меня! Сириус!

И можно начинать смеяться, слушая, как младший брат, которого он так хорошо обдурил, вопит и колотит в дверь руками и ногами.

- Сириус!

- Посиди тут, неженка! Тут Бугимен, ха-ха-ха! Поймай его! Что, плакса, опять ревешь?

Начавший рыдать Регулус вздрагивает, словно его ударили, замолкает и замирает на месте.

- Эй, ревешь, говорю?

Регулус делает шаг от двери, чтобы оказаться подальше, а то он не удержится и опять начнет в нее колотить. По лицу струятся слезы, он прикусывает губу и молчит.

- Ну ладно, я пошел… - голос у Сириуса недовольный и слегка разочарованный. Наверное, он сам не знает, чего хочет. Его шаги удаляются вниз по лестнице. Все тише… и тише... тише… совсем затихли.

А Регулус остается один.

У него подгибаются коленки, и он плюхается на пол, пытаясь вдохнуть воздух, который вдруг стал липким, тягучим и едва проходит в легкие. Он чувствует, что под рубашкой весь мокрый от пота, по телу словно проходят волны холода, отчего он судорожно вздрагивает. Сердце будто поднялось в горло и стоит в нем ледяным комком, и если он сейчас сильно дернется, то точно его выплюнет. Нервы. Это опять Нервы.

Погремушка. Она все еще в руке: он так ее стиснул, что пальцы онемели. Ничего, он хотя бы взял ее с собой, словно знал, что Сириус… захочет пошутить, да, ведь пошутить? Он не стал бы на самом деле отдавать его Бугимену, ведь правда, хотя они часто ссорятся, но Сириус его все равно любит, да, любит, они же братья, братьям же положено друг друга любить! Правда положено?

Регулус всхлипывает и подтягивает под себя ноги, не потому, что на полу сидеть жестко – нет, он этого сейчас даже не чувствует – просто хочется сжаться в комок, съежиться и стать как можно меньше. Он будет сидеть тут тихо-тихо, как мышка, не двигаясь, может, тогда Бугимен его не услышит? А потом вернутся родители, он начнет кричать, и они выпустят его отсюда, матушка, конечно, рассердится и накажет его за чердак, но это неважно, пусть только придет и спасет его, пожалуйста, пожалуйста, Мерлин, тут так страшно и тихо…

- Мамочка… - невольно всхлипывает Регулус и тут же зажимает себе рот ладонью – он же собирался молчать!

И тут ужас черной, непроглядной пеленой затягивает его, вытесняя из головы все мысли, заволакивая сознание. Тело коченеет и, как ни странно, одновременно становится словно ватным, а из горла вырывается какой-то хрип.

Потому что одна из теней в углу вдруг уплотняется, чернеет еще больше – нет, нет, не показалось, она точно шевелится! – и начинает бесшумно и стремительно вырастать едва ли не до потолка. Одновременно она скользит к замершему на полу мальчику, заглядывает ему в лицо, струится, разворачивается, трансформируется…

И обретает форму высокой фигуры в странном черном балахоне, постоянно будто переливающейся и перемещающейся под ним, становящейся то тоньше, то толще. Неизменно только лицо фигуры: совершенно белое, неподвижное, застывшее, словно фарфоровое. Не лицо, нет: маска. На ней резко выделяются черные прорези для глаз и рта, и из этих прорезей на Регулуса смотрит кто-то злой, безжалостный и совершенно чужой. Не человек, конечно. Бугимен.

Да, Бугимен услышал его и пришел. Сейчас он схватит его, как многих непослушных мальчиков и девочек, и утащит в свою нору – наверняка в тот шкаф – и никто больше никогда не увидит Регулуса.

Наверное, надо закричать, нет, заорать на весь дом, чтобы услышал кто-то из эльфов, чтобы услышал Сириус и понял, что шутка вышла совсем не смешная, чтобы сюда прибежали, открыли дверь и спасли его, но горло словно свела судорога, и Регулус не может издать ни звука.

Существо начинает раскачиваться шагах в трех от него взад-вперед, словно кобра. Конечно, сейчас оно прыгнет, укусит и утащит…

Погремушка! У него же есть погремушка! Она отгоняет злых духов, так дядя Альфард рассказывал! Она отгоняет…

Словно со стороны Регулус наблюдает, как он медленно поднимается с пола, намертво зажав в правой руке погремушку, и сам делает шаг к Бугимену.

Раскачивающееся чудовище делает резкий выпад в сторону мальчика, и он начинает трясти погремушкой прямо перед белой маской, так яростно, что, если бы Бугимен не отшатнулся, скорее всего, он бы получил этой погремушкой по лицу. Возможно, монстр озадачен, хотя глупо на это надеяться.

- Уйди! – рычит Регулус.

Бугимен снова делает выпад, и он опять встряхивает перед ним погремушкой, стараясь не обращать внимания на то, что по телу так и разливаются ледяные волны, а сердце прыгает в горле и вот-вот вырвется наружу. Голова идет кругом. Это, наверное, такая магия Бугимена. Надо трясти еще громче и чаще…

Выпад… Он размахивается, что есть сил, и пытается стукнуть чудовище по голове, но оно опять отклоняется назад. Как сквозь пелену он слышит, как в погремушке брякают глаза-шарики.

Опять выпад… Оно, кажется, рычит, или ему это только слышится?

Выпад… Ладонь совсем потная и скользкая, только бы не выронить погремушку! Только бы не выронить! Тогда ему точно конец!

- Уйди!

Выпад… Шарики брякают совсем отчаянно, потому что он уже трясет погремушкой, не переставая, и ему, как ни странно, уже не холодно. Наоборот, ему жарко, так жарко, что он будто в огне, ему душно, он задыхается, но…

Но Бугимен еще не схватил его, не схватил, он отклоняется от его оберега! Боится?

- Уйди! Уйди! УБИРАЙСЯ!

Существо делает в его сторону еще несколько (пять? семь? больше?) выпадов, когда позади него раздается треск распахнувшейся и с размаху ударившей о косяк двери. Регулус слышит это, будто сквозь толстую пелену.

- Риддикулус!

Бугимен разлетается в пыль, а Регулус падает навзничь, и пытается сделать хоть один глоток воздуха. Все кружится, словно на бешеной карусели.

- Мастер Регулус! Мастер Регулус!

- Регулус, что с тобой? Регулус! – это мама, и она даже не кричит, а визжит. – Регулус! Орион, что с ним?! Орион!

- Кричер, немедленно зови Эдельштейна! Регулус, все в порядке. Так, я сейчас подниму тебя. Что это у тебя в руке? Покажи.

- Не отдам! – голос, кажется, окончательно прорезался. Даже слишком прорезался: он орет, как банши. – Не дам! Нет!

- Ему нужно успокоительное зелье…

- Вальбурга, мы дождемся колдомедика…

Его то ли несут, то ли левитируют на кровать, и там он теряет сознание. Кажется, перед этим он слышит испуганные возгласы Сириуса, и брат зовет его, но ответить он уже не в силах. Он так и не выпускает из руки погремушку.

С братом он увиделся снова только спустя добрых два месяца после этой шутки. Борьба с Бугименом, оказавшимся боггартом, которого нечаянно занесли на чердак в каком-то из сундуков, вызвала у Регулуса полное нервное и, как ни странно, хотя он не произнес тогда ни одного заклятия, магическое истощение, и месяц после этого он лежал в кровати совершенно измочаленный, обессиленный и безучастный ко всему. В самые первые дни его не хватало даже на то, чтобы приподнять голову от подушки, а его магический фон равнялся уровню сквиба. Кричер практически не отходил от его постели: кормил мастера Регулуса с ложечки, вытирал со лба испарину, поил зельями и рассказывал о том, что мастер Сириус наказан и посажен под замок в свою комнату на два месяца. Регулус ничего не ответил. Он на самом деле не знал, что сказать.

Родители тоже заходили. Отец в основном неловко гладил его по голове. Матушка заявила, что ему невероятно повезло выстоять против боггарта, но все равно ни в коем случае нельзя было подниматься на чердак. Регулус слушал ее, потупившись и стараясь не заулыбаться: ведь теперь он понял, что она его тоже любит! Может быть, даже не меньше, чем Сириуса.

Позже, вспоминая об этом, помимо всего прочего Регулус гордился и тем, что каким-то образом умудрился тогда не описаться. В пять лет ему приснился какой-то кошмар, от которого он проснулся в совершенно мокрой постели, и матушка была очень недовольна. Она тогда такое сказала, что он проплакал весь следующий день, повторяя, что больше никогда и ни за что так не сделает… Несмотря на все заверения, он бы не удивился, если бы в ту секунду, когда перед ним предстал «Бугимен», этот позор с ним повторился, но повезло, хвала Мерлину. А то хорош бы был герой, обмочившийся при виде обычного боггарта, словно ему не шесть лет, а раза в два меньше.

В следующий свой визит на Гриммаулд-Плейс дядя Альфард обнял Регулуса и серьезно сказал ему, что он очень храбрый мальчик. Регулус промолчал и покраснел. Потом дядя Альфард стал уверять его, что Сириус не хотел ничего плохого, что он понятия не имел о боггарте и собирался просто подшутить над ним, Регулусом, заперев его на час на чердаке, что он сам перепугался до полусмерти, когда понял, что из этого вышло, что он очень сильно сожалеет. Регулус опять промолчал. Дядя Альфард ему нравился, но сейчас, кажется, он ошибался. Когда они снова увиделись, брат вел себя как обычно задиристо и невыносимо.

1977 год.

- Вот и познакомились, мистер Блэк, - его ладонь довольно чувствительно стискивает сильная рука, как ему говорили, лучшего бойца Лорда. – Мистер Мальсибер говорил мне, что вы многообещающий волшебник. Просто на все руки мастер: и зелья, и травы, и заклинания.

- Я люблю учиться, мистер Долохов, - может, это и звучит глупо, но он не может придумать лучшего ответа.

Высокий человек с длинным узким бледным лицом насмешливо улыбается.

- Прекрасно. Признаюсь, в зельях и травах я практически профан, но знание вами боевой магии проверю охотно. Всегда, знаете ли, интересно, чем может удивить стариков молодое поколение. Пойдемте-ка, прогуляемся. Заодно по дороге поспрашиваю у вас теорию, надеюсь, вы не против?

- Ттт…теорию? А, да, конечно! – Он так стремительно подскакивает из-за стола, что едва не разливает огневиски, к которому так и не притронулся.

- Конечно, старую добрую теорию, куда же без нее. Вопросы будут почти простые, особо не волнуйся. К примеру, что вы станете делать, если вас схватят несколько инфери и потащат под воду?

«Это момент истины. Твой момент истины. Ты не имеешь права оплошать, Регулус. От тебя этого ждут родители, кузина Белла, твои друзья. Да и ты сам от себя этого ждешь».

Он прекрасно знает, что совсем не так талантлив, как хотел бы казаться другим. Как он ни старается, у него до сих пор отвратительно выходят Непростительные – да, можно сказать, никак не выходят. А уж если сравнить их с Империо Мальсибера, которое никто из них до сих пор не научился сбрасывать (как ни брыкайся на тренировке, а все равно по его приказу под веселое ржание остальных будешь плясать канкан на столе)… нет, лучше вообще не сравнивать, а то сам себе противен станешь.

Он неплохо варит зелья, но до зелий Северуса им как отсюда пешком до Дурмстранга, и это притом, что Снейп иногда дает ему советы, не иначе, как во время приступов человеколюбия.

Эйвери превосходит его в силе заклятий, Розье – в изобретательности и непредсказуемости в бою: с ним никогда не угадаешь, полетит в тебя ослепляющее заклятие или стайка желтых бабочек.

Но тем не менее сейчас он должен, обязан показать самое лучшее. Иначе он просто не знает, что тогда ему делать.

Очень хочется дотронуться до вещицы на цепочке, чтобы ободрить себя.

- Так что там с инфери, мистер Блэк?

1972 год.

Когда Регулус с помощью заботливого Кричера упаковывал чемодан, готовясь к своему первому учебному году, он некоторое время размышлял, брать ли с собой погремушку (разумеется, к тому времени она уже не висела над кроватью, перекочевав на книжную полку).

Конечно, даже задаваться таким вопросом вообще-то смешно. Ему уже целых одиннадцать лет, в конце концов, он едет учиться в лучшую магическую школу на лучший ее факультет, он должен вести себя как идеальный представитель рода Блэков, он должен всегда помнить и чтить их девиз «Чисты навек», он должен быть примером для всех слизеринцев и укором для одного гриффиндорца, а он думает, как бы взять с собой детскую игрушку?! Да его засмеют даже жабы-фамильяры, если кто-то ее увидит!

Подумав и взвесив все, Регулус попросил Кричера сделать погремушку невидимой, а потом быстро, чтобы не передумать, убрал ее на дно чемодана.

Разумеется, к тому времени он понимал, что это никакой не оберег, а просто игрушка для младенцев. И уж, само собой, она бы никак не спасла его тогда от боггарта, хоть тряси он ею до разрушения Авалона. Хотя нет, до разрушения Авалона он бы не дотянул: спятил бы от ужаса или получил сердечный приступ и умер. Но желание взять ее с собой все равно было непреодолимым. Странно. Когда он смотрел на эту дурацкую, уже начавшую облезать голову домовика, то неизбежно вспоминал тот кошмар на чердаке. Вроде бы надо выкинуть ее и попытаться забыть, но рука не поднимается. Более того – иметь ее при себе почему-то казалось очень важным, только он не понимал, почему.

После церемонии распределения и пира, когда первокурсников вели в спальни, а Сириус ткнул в него, опять простуженного, пальцем и завопил: «Смотри-ка, Джеймс, еще один Сопливус!», он сделал вид, что не услышал, а вечером нащупал погремушку в чемодане и долго просто сидел с ней в руках.

Перед тем квиддичным матчем, когда единственный раз в жизни он выхватил снитч едва ли не из-под носа Поттера (а потом вульгарно орал в сторону гриффиндорских трибун, где, он знал, был Сириус: «Что, съели, драные кошки?!»), он повесил ее на шею на цепочке. Правда, потом снял, решив, что это уже слишком.

Он вернул ее на шею, и окончательно решил просить старших друзей замолвить за него словечко перед Лордом, распинаясь о том, как он ненавидит магглов и грязнокровок, хотя в Хогвартсе у него, серьезного, тихого, любящего читать мальчика, не было ни одного конфликта с грязнокровками, а магглов он, кажется, вообще никогда не встречал. Но к Лорду собираются примкнуть все те, кого он может назвать своими друзьями: угрюмый и мрачный, но ужасно интересный, если разговорится, Снейп, веселые и заводные закадычные друзья Эйвери и Мальсибер, почти неприлично красивый и утонченный кузен Эван, тихий и незаметный Уилкс… Так уж получилось, что на своем курсе Регулус не нашел друзей, зато те, что старше на год, приняли его почти сразу. Конечно, он пойдет за ними, иначе и быть не может!

На днях Сириус пытался о чем-то с ним поговорить. Кажется, о его друзьях. Регулус в ответ предложил сделать такое, что, если бы это услышала матушка, она бы вымыла ему рот с мылом (в самом прямом смысле, Скорджифаем), и ушел. Тоже мне, вспомнил, что они братья. Раньше надо было помнить. Тогда бы он пошел за ним, и плевать, что Сириус гриффиндорец, что Регулус не такой красивый, не такой яркий, не такой обаятельный, и всегда оставался бы в тени старшего брата. Он бы и на это согласился, если бы… если бы Сириус только вел себя, как брат.

1977 год.

Перед глазами пляшут разноцветные мушки, в ушах звенит, а спина адски болит, потому что он со всей дури влетел ею в дерево. Кажется, в дуб. Дуб-то устоял, а вот Регулус… Лучше не думать. И глаза не поднимать.

Все-таки поднял. Долохов ухмыляется даже не насмешливо – ехидно. Очень хочется вцепиться ему в глотку, но Регулус давит в себе этот порыв. Во-первых, он даже с земли сейчас не встанет, во-вторых, Антонин ему и подойти-то к себе не позволит, в-третьих, кроме ненависти, он испытывает к своему экзаменатору восхищение. Восхищение к человеку, который послал его в полет на землю, наверное, раз пять за минуту. Ага.

Наверное, он, Регулус, латентный мазохист.

- А что это было за заклятие? – совершенно глупый вопрос, конечно, учитывая его позорнейший провал, но надо о чем-то спросить, чтобы пока не думать об этом провале. – Последнее, невербальное, у которого луч такой… какой-то пегий?

- Это мое личное заклятие, молодой человек. Состоит из трех слов, применять могут только славяне, так что вам все равно не поможет,- от души смеется Долохов. Он явно доволен собой.

Где-то рядом стоит Мальсибер, на которого совсем не хочется сейчас смотреть. Остальные, наверное, в «Трех метлах»: Снейп чахнет над единственной кружкой сливочного пива, Эйвери украдкой бросает тоскливые взгляды на мадам Розмерту и наивно думает, что этого никто не замечает, кузен Эван восседает на стуле, как на троне, и рассеянно улыбается куда-то в пространство, смущая девушек идеально завитыми золотистыми локонами. Может, ползти к ним? Там можно будет залить горе пивом, а когда он дойдет до нужной кондиции, кто-нибудь гуманный отлевитирует его в гостиную факультета. Или заавадит, сразу избавив от страданий, тоже сойдет.

- Ну, что я вам хочу сказать, мистер Блэк. Рука поставлена неплохо, скорость реакции подтянем, как и силу заклинаний. Ваша основная проблема – нервы. Вот над ней надо будет серьезно работать.

Регулус молча, не двигаясь, смотрит на Долохова.

- Парень, у тебя там случаем мозги не отшибло от удара? Ну-ка, кивни. Так, отлично. Вставай, хватит землю собой вытирать, - железная рука вздергивает на ноги, словно щенка. – Я говорю, твоя основная проблема – нервы. Дерганый ты слишком. А вот что мне в тебе действительно понравилось – это то, что ты упертый и злой. Правильной такой злостью злой, это для нашего дела очень хорошо. Я тебя, перед тем, как об дуб приложить, пять раз с ног сбивал, и не скажу, чтобы очень щадил, а ты каждый раз вскакивал – и снова в бой. Хорошая черта, если за нее держаться будешь, далеко пойдешь. А нервы я тебе пообкорачиваю, не волнуйся. Лично гонять стану, только уж не взыщи, но учу я жестко.

Регулус кивает, потом кивает еще раз. Антонин что-то еще объясняет ему, Мальсибер ободряюще хлопает по плечу, а он стискивает в руке невидимую погремушку. Вот почему он до сих пор не может и не хочет с ней расстаться. Когда он на нее смотрит или касается ее, он вспоминает не только боггарта на чердаке, нет. Он вспоминает, как не отступил перед боггартом. Он, шестилетний сопляк, попытался дать ему бой. Может, это и выглядело смешно со стороны, может, еще немного, и этот бой бы закончился плачевно – пусть. Он знает, что победил, когда не побежал. Эта погремушка уже давно не игрушка для него. Это символ победы. Первой победы в его жизни.

Много позже, еще дрожащий от чудовищной боли после принятия Метки, Регулус снова увидит лицо своего боггарта, нет, теперь много лиц, в масках, из которых ему любезно предложат выбрать одну для себя. И тогда его рука опять потянется к цепочке.