"Все относительно"

[grimspeck]

А вот и фик с Коза Ностры. Там я на самом деле даже и не пыталась изменить стиль - я не настолько опытный автор. Просто написала про персонажей, за которых бы в других условиях не взялась. Некстов терпеть не могу: для меня они абсолютно безлики, сплошное варево в котле из характеров их родителей, а ты наливай их как хочешь, потому что комбинировать ингредиенты можно во всех возможных вариантах. Но все равно хорошо, что этот эксперимент был проведен.

Название: Все относительно
Автор: я
Бета:  R.A.Ven
Размер: миди
Пейринг/Персонажи: Альбус Северус Поттер, Роксана Уизли, Джеймс Поттер, Регулус Блэк
Категория: джен, преслэш
Жанр: драма
Рейтинг: R (за ругательства)
Предупреждения: местами крепкие выражения, возможно, AU в отношении возраста. Альбусу Северусу 15 лет, Роксане – 14.
Краткое содержание: Альбус Северус Поттер думал, что его жизнь оставляет желать лучшего. Это он еще не сталкивался с настоящими проблемами


Люмосов от двух палочек было явно недостаточно, чтобы рассеять кромешный мрак, и Альбус Северус невольно поежился. Он раньше никогда не боялся темноты, но сейчас ему было крайне неуютно, и он лихорадочно соображал, нельзя ли тут что-нибудь поджечь — пусть уж заодно и светит, и греет. А то в этой пещере не только темно, хоть глаз выколи, но и сыро, зябко и вообще противно, аж озноб бьет, несмотря на Согревающие чары. Мда, зашибись, в какое дивное местечко их занесло.

Роксана, сидевшая рядом с ним на большом гладком камне, уже закончила рыдать и лишь периодически икала, вздрагивая всем телом. Альбус попытался вспомнить хоть какое-то заклинание от икоты, но тщетно. Ладно, в конце концов, в их ситуации это не самое страшное.

Вот и погуляли, называется. Уж отметили сдачу С.О. В., так отметили. А ведь подумать сейчас, с какой хрени все началось, так сам себе не поверишь.

— Мне жаль, — голос Роксаны совсем охрип от плача. — Правда жаль. Это все я…

— Забей, — решительно покачал головой Альбус, хотя буквально секунду назад был готов прийти к той же мысли. Но сейчас он, как нормальный парень, должен поддержать девчонку в растрепанных чувствах, тем более что и сам зажег этим вечером так, что хоть все фамильные портреты выноси, как непременно сказал бы Скорпиус. — Не ты это… или не только ты. Я тоже хорош оказался.

— Но это я аппарировала нас…

— Не ты, так я бы это сделал. Сам уже был готов.

Даже в полутьме было видно, каким подозрительным сделался взгляд Роксаны.

— И как бы ты это сделал, интересно? У тебя же ни разу не получалось…

— Вот потому и хорошо, что не я аппарировал! — заключил Альбус с насквозь фальшивым воодушевлением. По крайней мере, кузина перестала реветь, а дальше они непременно придумают вместе, как отсюда выбраться. — Со злости у меня, может, и получилось бы, только частично. Вот и сидел бы сейчас без ног или рук, как полный дебил…

Тут его тоже заколотила дрожь, поперек горла встал плотный комок, и он был вынужден замолчать. Великолепно. Два придурочных психа сидят в одной из самых жутких пещер магического мира и трясутся, не в силах успокоить собственные нервы. «Соберись, Ал, — укоризненно протянул бы Скорпиус, — куда это годится? Ты вроде не в родстве с французскими Малфоями, а сцены устраиваешь совсем в их стиле».

Эх, лучше бы он сразу после экзаменов уехал со Скорпиусом и его семьей в Ниццу — его же приглашали. Сейчас бы уже сидел на берегу моря с интересной книгой, может, потягивал бы легкое белое вино либо обсуждал какое-нибудь новое заклинание или зелье с однокурсниками… В любом случае, это было бы куда более приятное времяпрепровождение, чем дрожать тут на мокрых камнях от холода, страха и злости. Так нет же, согласился-таки сначала отпраздновать сдачу С.О. В. со всеми своими кузинами и кузенами, а также их друзьями, парнями и девчонками не только, собственно, с пятого курса, но и двумя курсами старше-младше (да, честно говоря, на вечеринку ломанулась добрая половина Хогвартса, как только разнесся слух, что ее организует Джеймс Великолепный).

А он-то, Альбус, спрашивается, чего туда поперся, единственный «змееныш» среди представителей благонадежных факультетов, будто на сердце кошки не скребли всеми когтями? Мог бы и предвидеть, чем все закончится. Да и вообще, учитывая, что они с Джеймсом каждый день минимум по разу собачились, а иногда и морду друг другу били, совсем непонятно, зачем им лишний раз тусоваться вместе. Какое-то садо-мазо гребаное. Уж если разосраться, то капитально… хотя не исключено, кстати, что именно это они только что и сделали.

Видимо, есть все-таки некая истина в этом маггловском поверье о том, что имя определяет судьбу. Джеймс Сириус был вылитые Джеймс Поттер и Сириус Блэк, слитые воедино, как в один голос уверяли все, кто знал великих и ужасных Мародеров. Вечное шило в заднице, ветер в башке, всегда наготове забава или розыгрыш, от которых больше плачут, чем смеются… Блестящий ловец, настоящая звезда гриффиндорской команды по квиддичу (когда он закладывал финт Вронского, Альбус всегда зеленел под цвет своего галстука и в очередной раз клялся, что в следующий раз уж точно не придет смотреть на эту жуть), задира, сердцеед, громкий, шумный, всеобщий любимец… В общем, Джеймс олицетворял собой классного парня, которым никогда не станет Альбус — не то, чтобы он особо стремился, если честно. Незачем рядиться в чужие одежды — будешь выглядеть как кретин.

С самого детства всегда было ясно, что они с братом полные противоположности. Альбус Северус всегда был куда более застенчив, раним, обидчив, и к тому же порой, когда его доводили, отпускал такие язвительные комментарии, что родители невольно шутили о возможном переселении душ. Для развлечения Джеймсу было необходимо стоять на голове, причем иногда в прямом смысле слова — Альбус предпочитал почитать интересную книгу или сварить зелье позаковыристей (зельеварением он увлекался с семи лет, вызывая грустную нежность у отца, вспоминавшего бабушку Лили, и очередные подколки о реинкарнации некоего профессора от всех остальных). Джеймс легко сходился с людьми и еще до школы обзавелся кучей друзей — Альбус всегда предпочитал сначала приглядеться к человеку и неизменно смущался, а до Хогвартса его круг друзей состоял лишь из Лили, Роксаны и Фреда, как наиболее близких ему из многочисленных сестер и братьев. Джеймс в разговоре трещал, не закрывая рта — Альбус больше помалкивал, а говорил, только когда ему действительно было что сказать. В результате, что было совершенно естественно, к классному парню и прирожденному лидеру Джеймсу тянулись сверстники, а Альбус проходил по разряду «замороченный он какой-то, много о себе думает» и особой популярностью никогда не пользовался.

Само собой разумеется, что еще до поступления в Хогвартс братья Поттеры успели изрядно помотать друг другу нервы, и каждый имел все основания быть недовольным другим. Для Альбуса довольно часто Джеймса оказывалось слишком много, и он откровенно уставал от его далеко не изящных шуток, неиссякаемой, бьющей через край, энергии, а больше всего — от бараньей упертости и истинно гриффиндорской категоричности. Что же касается Джеймса, то для него младший брат являлся сплошным разочарованием, поскольку не разделял практически ни одного его увлечения. Даже от любви Альбуса к зельеварению, с точки зрения Джеймса, не было ни малейшего прока: вместо того, чтобы варить какие-нибудь прикольные взрывающиеся штуки вроде шутих из магазина дяди Джорджа, тот сутками возился с вонючими мутными жижами, козел этакий.

Поначалу Альбус делал отчаянные попытки найти хоть какие-то точки пересечения с братом — например, принимать участие в командных играх в квиддич или плюй-камни, но получалось это из рук вон плохо, потому что немедленно проявляли себя и разница характеров и темпераментов, и нетерпимость Джеймса к мнению, хоть сколько-то отличному от его собственного. Потом он сдался и просто старался ужиться с ним под одной крышей, не доводя дело до совсем безобразных ссор, чтобы не расстраивать родителей и милую добрую Лили, искренне обожавшую обоих своих братьев. В конце концов, полагал он, когда-нибудь Джеймс повзрослеет и поймет, что все не обязаны думать и поступать, как он, чтобы быть достойными жить на этом свете. Надо лишь чуть подождать…

А затем, на церемонии распределения, ночной кошмар Альбуса на протяжении нескольких месяцев сбылся, когда Шляпа, едва коснувшись его волос, заорала: «Слизерин!». Видимо, отец, успокаивавший его на вокзале, не предполагал, что все может произойти слишком быстро, чтобы успеть о чем-то попросить. Зал дружно ахнул, директор Макгонагалл нахмурилась, а он поплелся к слизеринскому столу, стараясь не обращать внимание на прожигающие спину взгляды и напряженные лица своих сокурсников, которые глядели на него так, будто он с неба свалился. На брата он не смотрел принципиально, и без него тошно было.

Вопреки россказням Джеймса, его не принесли в жертву в первую же ночь (как, впрочем, и во все последующие) и даже не попытались проклясть или побить, ограничившись пристальным настороженным наблюдением. Зато на следующее утро брат налетел на него в коридоре с какими-то идиотскими претензиями и оскорблениями в адрес его самого и его факультета, а он, растерянный, еще не свыкшийся ни со своим распределением, ни вообще с Хогвартсом, мог только ошарашенно хлопать глазами, не понимая, в чем он на сей раз виноват. Впрочем, буквально через полминуты рядом с ними возник худой бледный светловолосый мальчик (на платформе дядя Рон говорил, что это Скорпиус Малфой, но переволновавшийся Альбус тогда совершенно не обратил на это внимания), взмахнул палочкой, произнес какое-то непонятное заклинание… и Джеймс, резко замолчав, в ужасе схватился за свой рот с намертво склеенными губами.

Потом было много суеты, крику, визга, Больничное крыло для пострадавшего, возмущенная до глубины души директор Макгонагалл, которая все пыталась узнать, откуда мистер Малфой знает такие недетские заклятия, заступничество старосты, декана Буллстроуд, снятие со Слизерина тридцати баллов… Скорпиус держался до того спокойно и гордо, что это выглядело почти заносчивостью, а потом повернулся к Альбусу и, глядя на него по-взрослому серьезными, даже колючими, серыми глазами, произнес: «Ты теперь слизеринец, Поттер. Не знаю, почему тебя распределили сюда, но раз уж распределили, никогда никому не позволяй оскорблять свой факультет. Иначе ты просто трус и ничтожество».

— Не буду позволять, — ответил Альбус и вдруг почувствовал, что говорит истинную правду.

— Вот и хорошо. Я Скорпиус Малфой. Будем знакомы. Обращайся, если что.

Очень скоро Альбус с удивлением понял, что у него появился первый друг, который не носил фамилию Поттер или Уизли (впрочем, к Скорпиусу почти сразу добавились еще Арман Забини и Теодор Нотт-третий, знакомые со Скорпиусом чуть не с пеленок). Меньше всего он мог ожидать, что он окажется из семьи Малфоев, но, учитывая, что с самого начала знакомства они почувствовали себя полностью на одной волне, иного выхода, как подружиться, у них просто-напросто не было. Такой же чувствительный и застенчивый в душе, как и Альбус, Скорпиус куда лучше скрывал это за маской холодного высокомерия на лице и сдержанной, застегнутой на все пуговицы манерой держаться — было чему поучиться.

Атмосфера на факультете пришлась Альбусу весьма по душе, когда он привык и осмотрелся: неизменное уважение личного пространства было как раз тем, чего зачастую остро не хватало ему дома, а чувство сплоченности и поддержки своих оказалось для него, уверенного в том, что тут каждый сам за себя, совершенно неожиданным сюрпризом. Что касается учебы, то он со своими усидчивостью и старательностью очень скоро выбился в ряды первых учеников школы, за что и был ценим учителями и сокурсниками. В общем, на рождественские каникулы Альбус возвращался уже не просто слизеринцем, а слизеринцем, преданным своему факультету и гордым возможностью носить зелено-серебристый галстук. Родители, приготовившиеся морально поддерживать и ободрять его, были удивлены, но вздохнули с облегчением. Бабушка и дедушка, хоть и предпочли бы другое распределение, были искренне рады, что их дорогой внук, кажется, все-таки не подвергается пыткам в темных казематах. Братья и сестры в шутку изображали шипение то ли кобры, то ли гадюки, но в целом в воздухе были разлиты всеобщие любовь и нежность друг к другу.

Правда, Джеймс за все время каникул едва ли сказал ему больше двух слов. Кажется, он вполне искренне полагал, что младший брат нарочно попросился в Слизерин, ему назло. Но это была уже печаль не Альбуса — отвечать за чужие бредни он решительно не собирался.

Известие о том, с кем подружился единственный в семье «змееныш», старшие тоже перенесли лучше, чем он предполагал. Да, поначалу едва заметно морщилась мама, и да, дядя Рон пытался как-то пошутить (наверняка глупо, как обычно) и получал яростные взгляды от тети Гермионы, но уже летом после первого курса Альбуса отпустили погостить в Малфой-мэноре, для начала на две недели, и отец при передаче его из рук в руки чрезвычайно вежливо разговаривал с Драко и Асторией Малфоями, словно убеждал сам себя в том, что прошлое забыто.

С тех пор летние каникулы делились для Альбуса на две части. Сначала он проводил время в Норе среди толпы родственников всех поколений, которые набивались туда отдавать долг семейным узам, объедался стряпней бабушки Молли, играл в саду или в поле с кузенами и кузинами, и иногда, когда голова совсем начинала идти кругом от шума и гама, прятался на чердаке, читая вслух учебники или книги обожавшему его за это старенькому упырю. Это было совсем неплохо, если только по возможности не оставаться с Джеймсом наедине (так меньше шансов разругаться вдрызг) не обращать внимания на его порой откровенно агрессивные выпады и вообще по возможности игнорировать братца, раз уж найти общий язык им не светит.

Затем Альбус примерно на месяц перебирался в Малфой-мэнор, в компанию Скорпиуса, Тео и Армана. Там ему нравилось практически все: напоминающий замысловатый лабиринт парк с тенистыми, прохладными даже в жаркий полдень аллеями, экзотическими растениями и грациозными белоснежными павлинами, элегантный особняк, глядя на который, невозможно было представить его штаб-квартирой Пожирателей Смерти, спокойная атмосфера, при которой никто никому не мешал заниматься своими делами и никто не задавал лишних вопросов. Малфой-мэнор был укрыт магическими щитами, которые не позволяли засечь источник колдовства на его территории, что было чрезвычайно удобно при отработке уже имеющихся заклинаний и изобретению новых, особенно тех, которые Аврорат мог бы счесть сомнительными.

Нравились ему и родственники Скорпиуса, причем старшее их поколение ему было более симпатично, чем среднее. Впрочем, тут все было взаимно. Драко и Астория, какие-то почти по-родственному похожие, выцветшие и белесые, очевидно, лишь мужественно притворялись, что рады его видеть, не переставая ужасаться про себя, как это их сына угораздило завести такую дружбу. А вот изящная и хрупкая, как юная девушка, Нарцисса, всегда безупречно элегантная от носков туфелек до слегка завитых и уложенных в тяжелую корону белокурых волос, и Люциус — высокий, статный, с неизменно прямой спиной, точеным лицом без единой морщинки и проницательным, порой насмешливым взглядом серых глаз, кажется, действительно прониклись к нему симпатией. Симпатией на слизеринский лад, разумеется. Люциус, лоббирующий интересы старых магических семейств в Визенгамоте, причем так, что мало кто был в курсе этого, явно был воодушевлен идеей получить в будущем расположенного к их семейству Поттера. Он осторожно и ненавязчиво выяснил склонности друга своего внука и, очевидно, уже обдумывал, как в дальнейшем поспособствовать его карьере, к примеру, в Отделе Тайн.

Летом после третьего курса в знак особого доверия, предварительно взяв с него магическую клятву хранить этот тайну, как зеницу ока, Альбуса познакомили с особым другом Люциуса и Нарциссы, уже много лет мертвым для всего волшебного мира, проживающим инкогнито в Праге и останавливающимся в Малфой-мэноре при ежегодных наездах в Англию. Высокий худой брюнет с крючковатым носом, бледным, как смерть, лицом, шею которого полностью закрывал наглухо застегнутый воротник, уставился на него, как на оживший ночной кошмар. Альбус тоже хлопал глазами, не в силах произнести ни слова, и только таращился на совершенно живого и очень злобного, прямо как в рассказах взрослых, Северуса Снейпа. Люциус едва сдерживал насмешливую улыбку человека, который невероятно наслаждается ситуацией, а Нарцисса вообще в буквальном смысле хихикала, как девчонка. Немая сцена длилась, кажется, минуту, а потом Снейп прорычал что-то невнятное и вылетел из комнаты, хлопнув дверью.

— Ничего страшного, молодой человек, — ободряюще заметил Люциус, — на самом деле он даже рад вас видеть, уж я-то его знаю! Мой внук уже третье лето подряд во всех красках расписывает ему ваши алхимические опыты, а Северус упрямо отвечает, что не верит в существование Поттера, разбирающегося в зельеварении, потому что для него это непреодолимый когнитивный диссонанс. Скоро он успокоится, познакомится с вами получше и непременно займется вашим образованием вплотную.

— Поттер, вы такой же наглый, несносный и бестолковый мальчишка, как и ваш отец! — уже через день воодушевленно шипел как будто даже помолодевший Снейп, растолковывая Альбусу особенности нарезки очередного ингредиента для зубодробительно сложного Зелья Лохматости. Он со всем застоявшимся педагогическим рвением бросился в бой, решив повысить «возмутительно дилетантский уровень познаний в алхимии» своего подопечного. Само собой, он не только не звал Альбуса Северуса по имени, но и остальных настоятельно попросил не делать этого в его присутствии, указав на свою расшатанную нервную систему и пригрозив непредсказуемыми последствиями.

В общем и целом, его дела шли куда лучше, чем он сам мог предположить после своего распределения, и если бы только не Джеймс… Ненавидящий тебя брат способен кардинально испортить жизнь, это уж точно, а курсу к четвертому Альбус окончательно убедился, что Джеймс его ненавидит. Иного объяснения тому, что тот не только не успокаивался, но даже становился все более нетерпимым и невыносимым, просто не находилось. Казалось бы, у такого классного парня с не менее классного факультета есть столько друзей и кандидатов в оные, а еще, для полного счастья, очередь из девчонок на любой вкус, жаждущих стать его подружкой хоть на пару недель, ну так чего еще ему надо? Можно, наконец, с чистой совестью забить на младшего брата, раз уж в семье не обошлось без паршивой овцы, и пусть он варится в своем змеином соку. Нафига все время к нему цепляться? Значит, для Джеймса отвращение к Слизерину оказалось важнее родственных уз.

Как Альбус ни пытался принять этот неумолимый факт, ему все равно было больно и обидно, причем настолько, что порой ему казалось, что и он ненавидит брата. Они уже не могли провести вместе ни одного дня, чтобы не разругаться по какому-то идиотскому поводу в пух и прах, иногда, когда слова заканчивались, пуская в ход кулаки. Вполне возможно, что на них обоих влиял тот самый ужасный переходный возраст, только легче от этого не становилось. Разумеется, окружающие видели, что между братьями возник какой-то разлад, но, кажется, не до конца понимали ни его причину, ни глубину, не говоря уже о способе его прекратить. Бедная милая Лили разрывалась между ними и зачастую просто ревела от невозможности их помирить, бабушка Молли тоже расстраивалась до слез, их обоих отчитывали и называли глупыми детьми мама и решительная до суровости кузина Роуз. Отец честно пытался разобраться, что же они не поделили, но так в этом и не преуспел, хотя его сложно было в этом винить, ведь оба брата на все предложения честно и откровенно высказать свои претензии замыкались в себе и ничего не могли внятно объяснить, а на то, чтобы долго и терпеливо вызывать их на откровенность, у него не было ни сил, ни времени. Впрочем, оно и неудивительно, учитывая напряженный график Главного аврора, особенно теперь, когда впридачу к обязанностям хранить правопорядок в магической Британии он руками и ногами отбивался от Кингсли Шеклболта: вконец одуревший от двадцати трех лет у власти Министр Магии все настойчивей выпихивал его в свои преемники, позабыв спросить согласия. Понятно, что в таких условиях Гарри Поттер меньше всего на свете хотел долго и нудно разбираться со сложным душевным устройством своих сыновей, вот и предпочитал надеяться, что со временем эти проблемы сами как-то разрешатся.

Где-то в начале своего четвертого курса Альбус еще и влюбился, будто ему без того было мало проблем. Счастья и покоя ему это нисколько не прибавило, особенно если учесть предмет его страсти. Оказывается, довольно невесело влюбиться в лучшего друга и при этом не иметь ни малейшей надежды на взаимность, ни даже возможности убраться от него куда подальше и попробовать пережить свое чувство по принципу «с глаз долой — из сердца вон». «Полный отстой», — как непременно сказал бы Джеймс, который, хвала Мерлину, не знал о том, что его братец ко всем своим недостаткам еще и педик. «Нескончаемая изощренная пытка», — так предпочел бы выразиться любитель изящной словесности Арман Забини, который, к счастью, тоже ничего не подозревал.

При одной мысли о том, что можно было бы, наконец, признаться Скорпиусу и по крайней мере получить определенный отказ, Альбуса бросало в холодный пот, так что шло время, а ситуация не менялась ни в какую сторону. О его дурацкой любви знали лишь Роксана, Фред и Лили — в их молчании он был уверен, но они могли разве что поддержать его морально. Из всего многочисленного семейства Поттеров-Уизли какой-то дельный совет относительно принятия самого себя мог бы дать разве что дядя Чарли, который во время своих наездов из Румынии неизменно мужественно отбивался от упреков бабушки в том, что он до сих пор не женат, прибаутками о том, что его жена — работа, и он вполне счастлив в обществе драконов. Кажется, все остальные прекрасно знали, что дело не только в этом, но молчали: Молли Уизли вряд ли обрадовал бы пол спутника жизни ее сына, и уж точно ей бы не понравилась татуировка на его левом предплечье. Да, дядя Чарли наверняка был бы рад помочь, если поговорить с ним с глазу на глаз, но его очередной приезд ожидался только в конце осени.

Как отреагировали бы на его признание родители, Альбус понятия не имел: вроде они ничего плохого не говорили о геях и прекрасно относились к тому же Чарли, но кто знает, вдруг сын — это для них совсем другое дело? Проверять это на практике сейчас он уж точно был не готов. Оставалось молчать и ждать, пока ситуация изменится сама собой, хоть и непонятно, с чего и как.

В общем и целом, настроение у Альбуса, когда он не шел, а скорее тащился на вечеринку по поводу того, что пятикурсники наконец отмучились с С.О. В., было паршивей некуда, и поднять его не могли даже без малого сплошные «П» в табеле. После сдачи экзаменов он всегда несколько дней чувствовал себя выжатым досуха лимоном и был не в силах порадоваться тому, что в очередной раз стал одним из лучших учеников Хогвартса. В данный момент ему больше всего хотелось выспаться, а не тусоваться всю ночь напролет — он и подземную вечеринку своего собственного факультета с трудом выдержал.

Да еще и Скорпиус со всей своей семьей уже отправился в Ниццу, прихватив с собой Тео и Армана. По договоренности Альбус должен был присоединиться к ним через месяц, после чего они бы проехались по французской Ривьере. Впрочем, до этого еще надо было дожить, а жутко скучал Альбус уже сейчас. Определенно, с тех пор как он понял, что Скорпиус для него не просто друг, разлука переносилась куда тяжелее.

Собственно, на вечеринку он отправился лишь потому, что Лили очень настаивала, и он не решился расстраивать сестренку. К тому же, народу там обещало быть много, и, вполне возможно, им с Джеймсом вообще не придется общаться — так Альбус успокаивал себя, чтобы заглушить предчувствие грандиозного скандала из-за какой-нибудь очередной хренотени, которую потом и припомнить-то будет сложно.

«Кабанья голова», когда он перешагнул ее порог, была просто забита парнями и девчонками, знакомыми и не очень: кажется, туда набились все «львята», «барсуки» и «орлята» от третьего до седьмого курса. Гремела музыка, кто-то уже успел набраться, кто-то целовался, кто-то танцевал (пока на полу, а не на столах, но всему свое время), кто-то ссорился, кто-то играл в плюй-камни, что было не очень разумно в такой толпе — в общем, нормальная школьная вечеринка… на которую принципиально не звали слизеринцев, кроме него, ведь он все-таки Поттер, над которым просто в свое время жестоко пошутила Шляпа. Джеймс, окруженный своими друзьями и подругами, не слишком приветливо зыркнул на него, но, видимо, пока что решил, что сливочное пиво больше заслуживает внимания. Лили, просияв, повисла у него на шее, но к ней тут же прицепилась Роуз и начала вещать о чем-то важном, но явно очень занудном, и разговор грозил затянуться надолго. Фреда вообще не было видно, а вот Роксана сидела за одним из столов в одиночестве, мрачная, как туча, в коротком платье цвета кофе с молоком, которое сливалось с ее кожей и потому совсем ей не шло, и кого-то высматривала в толпе злыми и несчастными глазами. К ней Альбус и направился, не колеблясь ни секунды.

Роксана и Фред-младший всегда были ему очень дороги, и он ужасно их любил, хотя к этой любви все время примешивалось острое сочувствие. Искренние, порывистые, преданные своим друзьям, сильные, талантливые и изобретательные маги, они оба отличались неустойчивыми нервами и крайней вспыльчивостью, из-за чего едва ли не с первого дня в Хогвартсе попадали почти во все возможные неприятности. Впрочем, винить тут можно было разве что их дурных родителей, уже без малого двадцать лет мучающихся в несчастливом браке и до сих пор не решившихся развестись, уж непонятно, почему.

— Рокси, привет! — Альбус постарался улыбнуться как можно радостнее, чтобы подбодрить кузину. — Как дела? Чего киснешь?

— Да херово все, — мрачно буркнула Роксана, не отводя глаз от толпы. — Фред взыскание схлопотал за драку с одним козлом, прийти не смог. А у меня живот болит… Слушай, кстати, дай зелье от него, у тебя ведь есть.

В самом деле, как главный зельевар клана Поттеров-Уизли, Альбус почти всегда носил с собой набор маленьких пузырьков с зельями первой необходимости и охотно снабжал ими всех страждущих. После того, как кузина опрокинула в рот Обезболивающее зелье, ее лицо несколько разгладилось, и она даже попробовала улыбнуться.

— Вот спасибо. Так оно лучше, может, еще и переживу этот гребаный вечер, чтоб его. Зачем я только приперлась?

Альбусу хотелось спросить, зачем, в самом деле, она приперлась, но во избежание неприятностей он удержался. Нечего еще больше злить Рокси, она и так, судя по резким, дерганым движениям, находилась на взводе, и это навевало некоторые мысли о природе ее боли. Разумеется, уточнять это было бы крайне неприлично, и он не стал ничего спрашивать. -Проблема заключалась в том, что это Обезболивающее зелье снимало только боль, но не могло успокоить нервы или что-то поделать с разыгравшимися гормонами. А неуравновешенная сильная волшебница — это, гм, может быть чревато неприятностями…

— Стивена высматриваешь? — блеснул он догадливостью. — Хочешь, я найду его и приведу к тебе?

Пятикурсник с Рейвенкло Стивен Смит был вроде как парнем Рокси. «Вроде как» — это потому что они успели всего пару раз сходить в Хогсмит, и непонятно было, что у них получится дальше. Роксана, впрочем, была если не влюблена в него по уши, то, по крайней мере, всерьез увлечена им, относительно же его чувств к ней Альбус ничего не мог сказать с уверенностью: парень был какой-то мутный, хоть и красивый, надо признать.

— Спасибо, уже высмотрела, — Роксану аж перекосило. — Увидел эту Доминик, дуру французскую, и теперь перед ней стелется. А я не собираюсь тут скандал устраивать и себя на посмешище выставлять, хрен им. Потом пошлю его к дементорам, и все, пусть дальше слюни на вейл пускает.

— А что Доминик-то тут делает? — очень умно вопросил Альбус. — Она ж во Франции была…

С детьми дяди Билла и тети Флер отношения ни у кого из них особо не заладились. Мари-Виктуар была вроде бы ничего, но пять лет разницы делали свое дело: общих тем для разговора у них находилось мало, да и виделись они теперь крайне редко. Что касается Доминик и Луи, то хвала Мерлину, что их решили отправить в Шармбатон, потому что они успевали изрядно достать всех своими капризами и снобизмом даже за время летних каникул, и страшно подумать, что их бы пришлось терпеть еще и на протяжении учебного года.

— Понятия не имею, где она там была, а теперь она здесь и клеится к моему парню! — к счастью, музыка вроде бы стала еще громче и заглушила этот выкрик, а то на них бы все обернулись. Бутылка сливочного пива, стоявшая перед Роксаной, подпрыгнула, и по ее боку поползла извивающаяся трещина. — Джим, наверное, ее позвал, ему же пофиг, лишь бы народу побольше и повеселее. А Стив ее раньше не видел… А куда мне до нее…

Альбус с ужасом увидел, что глаза кузины наполняются слезами, и понял, что надо что-то делать. Если Рокси расплачется, он, как хороший брат, просто обязан будет пойти и набить Стивену морду или вызвать его на дуэль. Не то, чтобы он что-то принципиально имел против, просто любой нормальный слизеринец обязан сначала попробовать обойтись малой кровью — во всех смыслах.

— Слушай, а может, нам пойти отсюда куда подальше? Возьмем по бутылке пива, посидим где-нибудь — что, не найдем в школе кабинета поудобней? Или можно на озеро сходить… Тебе тут невесело, мне, если честно, тоже. Правда, давай уйдем.

— Ладно, — подумав, кивнула Роксана. Кажется, плакать она раздумала, хотя бы временно. — Только у меня бутылка пошла трещинами, видишь? Совсем нервы ни к пикси… Другую найдешь?

— Еще бы! Я мигом!

Альбус, обрадованный тем, что Рокси удалось так быстро уговорить, шустро двинулся вдоль столов, высматривая неоткрытое пиво. Осталось еще попробовать избавить Лили от зануды Роуз и увести ее с собой (хотя, вполне возможно, сестренка предпочтет остаться и потанцевать). Тогда можно попробовать перехватить Фредди, если к этому времени его отпустят с отработки…

— Что, по своему Малфою скучаешь? Бледный, под глазами круги, спишь на ходу… А чего приперся тогда?

Альбус пару секунд прикидывал, возможно ли, что Джеймс, заступивший ему дорогу, так своеобразно проявляет о нем заботу. Решил, что все-таки это маловероятно.

— Я вообще-то еще к С.О.В. всю неделю готовился, знаешь, это такие экзамены для пятикурсников. Сюда меня пригласила Лили, и мне безумно приятно, что ты так рад меня видеть.

Он попытался обойти брата, но тот, слегка качнувшись, снова преградил ему путь, при этом дыхнув ему в лицо чем-то сшибающим с ног. Отлично, так они тут припасли Огден или что-то типа того, и Джеймс, конечно же, решил, что сливочное пиво — для слабаков. Его дело, конечно, только, судя по всему, огневиски не улучшило его настроения. Нет, решительно надо сваливать. Вот как предчувствовал, что без ругани не обойдется…

— Во Францию не терпится, к твоим ненаглядным Малфоям? И в самом деле, что там эта Нора, отстой, блин. То ли дело книжки читать с этим белобрысым педиком…

— Заткнись, Джеймс. По-хорошему прошу, заткнись, пожалуйста, — Альбус сам себя ненавидел за просительные нотки в голосе, и, возможно, из-за них брат считал его слюнтяем и только сильнее заводился. Возможно. Когда касалось Джеймса, он никогда не мог угадать, как лучше себя вести, и в результате все становилось только хуже. Сейчас вдобавок ко всему у него еще и заломило в затылке. Нет, все-таки он дебил, что пришел. — Я жутко устал и не хочу ссориться.

— А чего ты хочешь? Может, другую семью?

— Какую еще другую семью? Давай ты протрезвеешь сначала, а потом сам поймешь, что мелешь…

— Ну, что ж ты тупишь? Малфоев с их мэнором и павлинами, ясно дело. Мы ж для тебя не катим, куда там…

— … мелешь какую-то бредовую хуйню… Что? Вы не катите? Что ты несешь?

Отлично, вот и его любимая ошибка, в которую он раз за разом вляпывается по уши: вместо того, чтобы развернуться и уйти, пытаться еще что-то выяснить, когда Джеймс совсем потерял берега от злости или, как сейчас, хватив лишнего. Все равно тот сейчас не поймет ни одного его слова, будет гнуть свою линию, закончится все тем, что он сам тоже потеряет над собой контроль, они выльют друг на друга по ушату словесного дерьма, кто-то кому-то даст по морде, потом их разведут по углам до следующего раза. Как белки в колесе, честное слово. Сколько можно? И никакого решения не светит…

Джеймс взглянул ему прямо в лицо, и от откровенной ненависти в его глазах Альбус чуть не отшатнулся.

— Ну, тебе же скучно в Норе, плохо с нами, ходишь целыми днями, будто тебя за яйца подвесили, дни считаешь, когда же твои ненаглядные Малфои тебя заберут в свой гребаный мэнор. Это там теперь твой дом родной! Куда там бабушке против Нарциссы…

— Не трогай бабушку, я очень ее люблю. И не трогай Нарциссу Малфой, она тебе ничего плохого не сделала.

«Мерлин, да зачем я с ним вообще разговариваю?»

— Ничего плохого? А муж ее — тоже ничего? Ты вообще знаешь, что он в войну делал? Вообще соображаешь, кем он был? А ты с ним здороваешься за руку, сидишь за одним столом…

— Папа тоже всегда здоровается с ним за руку, когда встречается. И с Драко Малфоем, и со Скор…

Он осекся, потому что по опыту знал, что имя Скорпиуса на его брата действует, как неучтивость — на гиппогрифа, только было уже поздно — Джеймса всего перекосило.

— Охренеть! А знаешь, почему он это делает? Ради тебя. Потому что ты сначала попал в змеюшник…

— Я об этом не просил…

— … а потом завел там себе друзей…

— А мне надо было в изгоях ходить? Чтобы на меня все плевали и башкой в сортир макали, так? Тогда бы ты был счастлив, да?!

— …спелся с Малфенышем, и забил на нас всех. Что, думаешь, я не вижу, как ты по нему сохнешь? Все, типа, разом ослепли?

Альбус почувствовал, что в него будто врезался бладжер, причем попал аккурат под дых.

— Что?… Что?… Я не… Не…

Больше он ничего не мог выговорить, но, может, оно было и к лучшему. И без того дела обстояли паршиво, так зачем врать, что он не сохнет? Джеймс все правильно понял, теперь он все знает, а может, даже не только он, но еще и какие-то «все», ничего хорошего его уж точно не ждет… Но все равно нельзя отрекаться от своей любви, это подло и трусливо.

— Я еще раз предлагаю тебе заткнуться и не лезть в то, что ты не понимаешь.

— Да где уж, блядь, мне понять, что ты нас предал!

У Альбуса потемнело в глазах, и внутри словно что-то скрутилось — какая-то пружина, которая вот-вот выпрямится, и тогда уж никому не поздоровится.

— Что ты сказал?!

— Да слышал ты, что я сказал! Ты предал нас, предал, тебе Малфои стали дороже родителей, дороже Лили, дороже… У тебя в голове один Малфеныш, ты спишь и видишь, как бы смотаться к нему, всех нас готов послать к лукотрусам ради этой мрази…

— Не смей!

Словно что-то невидимое стрелой пронеслось в воздухе, ударило Джеймса в лицо и отбросило его спиной на стену. Резко замолчав, будто ему, как четыре с лишним лет назад, снова заклеили рот, он широко распахнутыми глазами уставился на брата, как если бы видел его впервые. Потом медленно поднял руку и прикоснулся к правой щеке, на которой на глазах разъезжалась рассеченная кожа, открывая длинный глубокий порез, тут же набухающий кровью.

— Дже… Джеймс… — голос Альбуса упал до какого-то жалкого писка. Похолодев, он смотрел на свою правую руку с зажатой в ней палочкой так, будто она только что метнула заклятие сама по себе, без какого-то участия его мозга, и чувствовал, что вся ярость улетает из него с такой скоростью, будто он был надутым до предела воздушным шариком, и тут его прокололи.

— Ал… — выдохнул его брат, отдернув руку от лица и переводя взгляд на свои окровавленные пальцы.

Альбус не мог выдавить из себя ни слова, у него словно язык прилип к гортани, а по телу по мере осознания произошедшего начала разливаться ледяная волна ужаса. Почему это все не кошмарный сон?

Если называть вещи своими именами, то он только что настолько озверел от бешенства, что в голове его помутилось, и он проклял родного брата. Невербальной Сектумсемпрой. Получилось у него — спасибо, Салазар, что еще не оставил свой факультет! — с боевой точки зрения весьма паршиво, возможно, потому, что он вообще раньше не пробовал использовать это заклятие, даже по старинке, голосом, так что Джеймс отделался всего-то порезом на щеке, хотя и глубоким, и его жизни и здоровью, очевидно, ничего не угрожает.

Только разве в этом все дело? Он. Проклял. Брата. Никогда раньше такого не случалось: да, они ругались на чем свет стоит, дрались иногда, но только кулаками, пустить в ход палочки почему-то ни одному не приходило в голову, даже для каких-нибудь дурацких Титилландо или Риктусемпры, будто на использовании заклинаний лежало негласное табу…

О да, зато теперь он, Альбус, классно вышел на новый уровень и сразу применил к брату темное, смертельно опасное заклятие. Чего уж там, мог бы сразу Круциатус попробовать или Аваду…

Как это могло случиться? Как он до этого дошел? Как они оба до этого дошли?

Мерлин, почему все хроновороты уничтожены много лет назад?

Джеймс качнул головой и медленно попятился, не отрывая при этом глаз от брата, и растерянное изумление в его глазах причиняло в сто раз большую боль, чем если бы там была ненависть. Потом он развернулся и исчез в толпе, из которой, как ни поразительно, никто не обратил внимание на ссору. Может, потому что они выясняли отношения в полутемном углу у стола с припасами для вечеринки, а может, никто не понял, что именно произошло. В конце концов, заклинание было невербальным, Джеймс мог отлететь к стене от толчка, да и вообще, эти братья Поттеры вечно как кошка с собакой, было бы на что тут смотреть.

Кажется, прошла минута или даже две, но Альбус все еще стоял, как вкопанный, и тупо разглядывал стену, будто сроду ее не видел. В голове кружился какой-то черный водоворот, набитый, как мусором, обрывками мыслей, которые ничем не помогали ему, не подсказывали, что сейчас делать и куда бежать, как потом смотреть в глаза отцу, не будет ли из-за этого неприятностей у Скорпиуса…

Да что же он стоит тут, как пень, когда его брат ранен, и ранен не кем-то, а им самим?! Что же не бежит искать его? Разрез, конечно, не опасный для жизни, но надо все равно Вулнера Санетур, а потом бадьяном… Джеймсу всегда было насрать на свое здоровье, он, может, вообще ничего не станет делать… Что ж, Альбус Северус, сам нагадил, теперь исправляй… Помнится, его старшему тезке тоже не очень повезло с Сектумсемпрой, и тоже против Джеймса, но они хотя бы братьями не были…

Пока эти мысли лихорадочно метались в его голове , он сам метался среди смеющихся, треплющихся о чем-то, местами уже не очень трезвых сокурсников, никто из которых понятия не имел, куда делся Джеймс, и его все сильнее захлестывали волны паники: где брат, что с ним, может, дела гораздо хуже, чем казались сначала? Проклятье, да пусть хоть проклянет его в ответ, пусть никогда больше не станет с ним разговаривать, только бы найти его и убедиться, что все в порядке…

— Ах ты сука! Паршивая белобрысая сука!

В отличие от их прошедшей незамеченной ссоры с Джеймсом, от истошного вопля Роксаны все шарахнулись в разные стороны. Альбус и сам чуть не подскочил, но тут же бросился к месту происшествия в отчаянной надежде, что брат тоже принимает какое-то участие в новом скандале, хотя на «белобрысую суку» тот явно не тянул. Джеймса там не наблюдалось, но и без него было весело: Стивен Смит держался за разбитую губу (Роксана, видно, решила не размениваться на пощечины и врезала ему закрытым кулаком, как парень), Доминик Уизли, тоненькая, невозможно хорошенькая блондинка в васильковом платье, хлопала огромными голубыми глазами с видом оскорбленной невинности и одновременно полного непонимания, какие к ней могут быть претензии, а Рокси… у нее в руке была плотно стиснута палочка, от бешенства разве что пар из ушей не валил, и она явно была на грани того, чтобы вцепиться французской кузине в лицо.

— Я не понимаю, что такого…

— Ты без всякого понимания к моему парню присосалась, шлюха, тварь, лягушатница! — заорала Роксана с совершенно искаженным, почти уродливым от ярости лицом, ее рука молниеносно взметнулась…

— Нет! Нет, Рокси, не надо! — Альбус как со стороны услышал свой полный ужаса вопль и увидел, как он кидается одним прыжком на кузину, хватает ее за руку и дергает вверх, так, что заклятие уходит в потолок… куда, собственно, и ударяет поток какой-то густой черной жидкости… ударяет, чтобы через секунду политься на всех, стоящих внизу, липким противным дождем… Впрочем, это последнее, что он смог заметить перед тем, как его подхватил, рванул с места и куда-то свирепо потащил вихрь аппарации.

— Блядь! — заорал он спустя несколько мгновений, когда последовательно оказался в кромешной тьме, рухнул с головой в холодную воду, со всего размаху ударился коленом о камень на дне, оттолкнулся и вынырнул. — Мерлиновы подштанники! Рокси! Рокси!

— Я тут! — отозвалась кузина совсем рядом с ним. — Ай! Ал, где ты, не видно ни хера…

Палочку, к счастью, он не выронил, несмотря на такое жесткое приземление, а вот очки с него слетели. Впрочем, все равно вокруг было хоть глаз выколи. Пока Альбус твердо вставал на ноги и на ощупь находил Роксану, чтобы притянуть ее к себе, он мысленно матерился на себя: ну что он за кретин, надо было не хватать за руки, а бить Экспеллиармусом, и ее палочка бы вообще улетела куда подальше, зато ни черного дождя с потолка, ни аппарации… И что он за маг, раз до этого не додумался? Не иначе как шок от собственного последнего заклятия еще действовал…

— Рокси, ты как? Не ушиблась? Давай, тогда тоже Люмос зажги… Где мы?

— Ч-ч-ч-ч-т-т-то? — она пошатнулась и практически повисла на Альбусе.

— Ну, где мы? Это же ты нас аппарировала. Так куда?

В свете огонька на конце палочки было видно, что Роксана в полной растерянности завертела головой, стараясь хоть что-то разглядеть в темноте.

— Я… я не знаю. Я не понимаю, я не хотела куда-то конкретно… просто у меня была мысль: вот бы куда подальше, куда угодно, но подальше… Мне этого так хотелось, сил нет… Я не знаю, где мы!

— Ух ты, — только и смог произнести Альбус.

И правда, ух ты. Он иногда слышал про такие чудеса при аппарации во взвинченном состоянии, «куда глаза глядят», но сам пока, к счастью, не сталкивался. К тому же, Роксана только начала осваивать аппарирование, и до сих пор у нее получалось переместиться максимум на пару ярдов. А теперь-то их куда занесло?

— Ну ладно, давай хоть из воды вылезем, — Альбус подавил в себе желание заорать на кузину во всю мочь. Это не поможет им выбраться, да и вообще… ее довели. Может, если бы он увидел, как Скорпиус с кем-нибудь целуется…

Впрочем, Скорпиус не его парень. И никогда им не будет.

К счастью, берег в виде груды больших мокрых камней оказался совсем рядом, и довольно скоро, поскальзываясь и оступаясь, они выбрались на него. Снова к счастью, очки Альбуса не разбились и не застряли в какой-нибудь трещине, так что он успешно призвал их из воды, а затем, не откладывая в долгий ящик, наложил высушивающие и согревающие заклинания на себя и Роксану.

Дальше все пошло куда печальнее. Оказалось, что после такого огромного выброса волшебных сил Рокси немедленно настигло магическое истощение, прямо как по учебникам: крупная дрожь, сильная слабость и неспособность даже на простейшее заклинание. Все это было, разумеется, временно, но, увы, сколько времени потребуется на восстановление, сказать было невозможно. Так что второй Люмос зажигал тоже Альбус, и огонек получился весьма неярким и мигающим — палочка Роксаны, упрямая, как хозяйка, повиновалась ему неохотно. Ну, уже кое-что. Кроме этих двух Люмосов, вокруг стоял сплошной мрак, а надо было выяснить, куда они попали и как отсюда выбираться.

Ну, а потом дела стали совсем паршивы, когда Альбус, осторожно хромая по камням (колено болело просто жутко, а Обезболивающее зелье он уже отдал Роксане) и подсвечивая себе дорогу, сделал несколько шагов вперед и встал, будто налетев с размаху на стенку, глядя на большую каменную чашу на постаменте, на дне которой все еще поблескивала какая-то жидкость.

— Нет, — хрипло прошептал он даже с каким-то благоговением. — Нет, не может быть. Салазар, это ты так шутишь, да?

— Ал, ты что? — Роксана пыталась подняться с камня, куда ее усадил кузен, но ноги ее не слушались. — Что там такое?

— Там чаша из-под медальона Слизерина, — он повернулся к ней, хлопая глазами, с таким видом, будто его гиппогриф от души лягнул в голову. — Мы в той самой пещере. Северус — и Сектумсемпра, Альбус — и тайник для медальона. И все в один день. Охренеть что делается, а?

И Альбус Северус Поттер, закинув голову, от всей души расхохотался.

Впрочем, ему не пришлось долго смеяться: когда Рокси в ответ на это известие посерела, а потом залилась слезами, ему пришлось немедленно брать себя в руки, заканчивать свою истерику и успокаивать сестру. Но совпадение и в самом деле было… знаменательное.

Вот так, спустя час после своего прибытие в это, без преувеличения, легендарное место волшебного мира, они и сидели, как на скамье, на большом плоском камне, и пытались оценить обстановку. Итог был не особо утешителен.

Пещера выглядела именно так, как рассказывал отец — единственный раз, после долгих уговоров, потому что он решительно не любил вспоминать о войне. Подземное озеро, островок посередине, чаша с отравой, темнота. Для полного комплекта не хватало инфери («Да нет же, Рокси, успокойся, я уверен, что инфери тут уже нет. Ну как почему — Волдеморт давно мертв, они, наверное, сдохли вместе с ним. Нет, я не полностью уверен, но ты же видишь, что сейчас их здесь нет, но, если хочешь, могу попробовать понырять в озеро, вдруг найду специально для тебя, маленького, на поводке водить… Рокси, не надо меня пинать по этой ноге, я ее сильно ушиб!»), но от их отсутствия никто из них не страдал. Ну и как, спрашивается, выбираться отсюда?

Если память Альбусу не изменяла, отец сказал, что он давным-давно просил Кингсли заложить вход в пещеру камнями и поставить охранные чары, чтобы туда не началось паломничество всяких полоумных. Неизвестно, было ли это сделано, и ничего не удавалось рассмотреть на более-менее далеком расстоянии, но если вход и в самом деле закрыт, то… то они замурованы в скале. От Роксаны сейчас как от волшебницы толку нет на неопределенное время, а сам он пока не может аппарировать. Попробовал несколько раз, ничего не получилось, и он решил более плотно заняться этим на шестом курсе. Эх, если бы он знал… Сделать портал, например, из камня, он тоже не сумеет — у него всегда было неважно с пространственной магией, не то, что у Скорпиуса. Можно попробовать послать патронуса, но сейчас Альбус чувствовал себя хуже некуда: полностью опустошенным, вывернутым наизнанку, переполненным горечью, обидой и виной, да и, что греха таить, откровенно испуганным. Нет, его просто не хватило бы ни на одно счастливое воспоминание, сколько в себе ни копайся.

Так что же остается? Можно попробовать все-таки поискать выход. Поскольку с острова вокруг не видно ни зги, придется войти в озеро и поплавать вокруг — вдруг что найдется. Или можно не заходить в эту непроглядную жидкую холодную темноту, а трансфигурировать в лодку свою куртку, например, и тогда с водой не понадобится соприкасаться телом, это уже хорошо. Главное — это выбраться наружу, а под открытым небом сразу все пойдет на лад, это точно.

Если выход все-таки закрыт, то не стоит отчаиваться — у них все равно остаются варианты:

1. Применить к завалу Бомбарду Максима.

2. Дождаться, пока у Рокси пройдет магическое истощение, и пусть она попробует аппарировать отсюда. Может, не далеко, а хотя бы просто наружу, чтобы было меньше риска, и одной, чтобы не тащить с собой лишний груз. Пусть хотя бы она выберется, а уж он подождет помощи. Плохо то, что совершенно непонятно, когда Роксана может восстановиться.

3. Дождаться, когда он восстановит душевное равновесие настолько, чтобы вспомнить хоть о чем-то хорошем, что теоретически способно помочь с Патронусом. Проблема — та же, что и в пункте 2.

Ладно, пора уже начинать хоть что-то делать. Кажется, чем дольше они сидят, тем тяжелее подняться с этого камня, будто он притягивает их к себе магнитом, а окружающая темнота постепенно заползает в души, и там оседает тоскливый, парализующий волю ужас. Да и холодно, сколько ни накладывай Согревающие чары.

— Слушай, а чем ты Доминик окатила? — он сам не знал, зачем вдруг решил спросить об этом. Может, чтобы немного отвлечься от предстоящего самому и отвлечь Роксану.

— Жидким садовым удобрением на основе навоза, — угрюмо пробурчала она. — Это такое новое прикольное заклинание от отца. Неизменное качество магазина Уизли, типа.

— А, понятно, — Альбус никогда не был большим любителем приколов «от Уизли», потому что для него они были слишком уж прямолинейны, но нельзя было отрицать, что действовали они наповал, иногда в прямом смысле слова.

— И поделом ей! — снова взвилась Роксана, сама не заметив, что довольно чувствительно вцепилась в руку кузена ногтями. — Вернемся — я извинюсь перед всеми, на кого попало, вопросов нет, но не перед ней! Ни за что! Прекрасно видит, что Стив со мной, если я с кем-то хожу в Хогсмид, то это значит, что он мне нравится! Я— не она, чтобы просто так… Понятно, она красотка, а я… сам понимаешь… и не надо меня убеждать, что я красивая, хорошо? Мне лучше знать! Мерлиновы штаны, все сегодня вверх тормашками, просто одно к одному! Нам с Фредди мама днем письмо прислала, так представляешь, она… — Роксана запнулась, судорожно сглотнула и словно выплюнула: — Она от папы ушла. Ну наконец-то, долго же она дожидалась.

— Я об этом не знал, — помолчав, аккуратно произнес Альбус. — Фредди из-за этого в драку полез?

— Ну да, взбеленился и пошел искать, где это можно выместить, мелкий придурок. А зачем, спрашивается? Радоваться надо, а не злиться, и молиться, чтобы мать не передумала, с нее станется. Давно надо было им расстаться, чтобы не мотать нервы ни себе, ни тем более нам. Сколько можно друг друга Фредом называть, когда забудутся?

— Что? — невольно вырвалось у Альбуса, но он тут же зажал сам себе рот. Пожалуй, вдаваться в это он решительно не хотел.

— И из брата скоро совсем психа сделают, он же такой чувствительный, а отец все время видит в нем того Фреда, погибшего, а Фредди переживает, что недостаточно похож, и что отец пьет, он же его обожает… Ну теперь-то, если они и вправду разведутся, может, перестанет так из-за этого загоняться, как ты думаешь? Я ему помогу, если что, мне-то они так сильно по мозгам не ездили.

«Оно и видно, насколько ты спокойней Фредди», — подумал Альбус, но вслух этого, конечно, не произнес. В следующую секунду он завертел головой, одновременно посылая Люмосы во все стороны.

— Ты чего?

— Да так, ничего. Плеск послышался. Ну, наверное, это просто вода в озере. Ничего не видно, не бойся. Сейчас разотру посильнее колено, а то оно, кажется, опухать начало, трансфигурируем лодку и поплывем… Могу даже петь на всю пещеру «All the fools sailed away», это как раз будет в тему.

— А что у тебя опять случилось с Джеймсом?

— Видишь ли… Видишь ли, мне стыдно…

Несмотря на стыд, он все рассказал Роксане, и под конец в его глазах стояли слезы, потому что теперь, когда он проговаривал все это вслух, горечь раскаяния стала практически невыносимой.

— Да, выступил ты, Альбус, — глубокомысленно кивнула кузина. — Знаешь, я не виню тебя — сама представляю, каким невыносимым может быть Джим. Да и твой Малфой не заслужил, чтобы его называли мразью. Нормальный вполне парень… для слизеринца, конечно. Про тебя я вообще не говорю — ты вне всякой конкуренции и всех долбаных факультетов. Это из-за Слизерина и твоих слизеринских друзей Джим бесится, понятное дело. Ну, ревнует он тебя, ничего не поделаешь.

— Во-первых, что за бред насчет ревности? У него друзей хоть завались, которые его обожают аж до соплей, я ему зачем? Во-вторых, я мог бы разбить ему нос, как сто раз до этого, а не проклинать. Сам не понимаю, Рокси, откуда во мне это вспыхнуло, как затмение. Это будто не совсем я сделал. Неужели?...

Он осекся и не договорил. Могли ли повлиять на его характер те заклинания, с которыми они со Скорпи экспериментировали прошлым летом? Нигде в трактатах об этом определенно не говорилось, да и к тому же, почти год прошел…

— Ал, ты слышишь? — вдруг подскочила Роксана, схватив его за плечо. — Вода опять всплеснула, вон там! Слышишь?

— Да, но это могут быть просто волны, не бойся… Не бойся…, — машинально повторил Альбус, глядя на постепенно поднимающуюся из воды белую фигуру… и еще одну, и еще… и это только те, кто выступил из темноты. — Я ошибся насчет инфери, — добавил он деревянным голосом. — Они тут есть.

— Без тебя вижу…, — откликнулась Роксана, которую снова начала бить дрожь, вполне, впрочем, понятная в данных обстоятельствах.

Инфери они раньше видели только на картинках учебников, но медленно и неотвратимо бредущие из озера к острову бледные люди с застывшими пустыми глазами не могли быть никем другим. По мере приближения оказалось, что их много, очень много, и они идут плотной цепью, исключающей возможность проскочить.

— Блядь, не могу! — практически зарычала Роксана, с досадой бросая палочку, ухватила довольно увесистый камень и запустила его в девочку в длинном белом платье, со свисающими на лицо черными спутанными волосами — ну прямо как в том маггловском фильме, после которого дядя Джордж начал разрабатывать заклинание, «выводящее» изображение с колдовизоров в виде голограммы.

— Смотри с другой стороны, они могут зайти сзади! — откликнулся Альбус и метнул Ступефай в высокого лысого инфери.

Когда тот с громким всплеском шлепнулся в воду, но тут же поднялся и снова побрел вперед, Альбус похолодел. Кажется, отец упоминал об Адском пламени? Проклятье, почему он до сих пор не пробовал его осваивать! Опасно? А сейчас им обоим не опасно?

— Они и с другой стороны лезут, Ал! Бей их! — заорала Роксана, с полными руками камней разного размера, которые она не переставая кидала в мертвецов.

— А чем я сейчас занимаюсь?! — огрызнулся Альбус, лупя по инфери всеми известными ему боевыми заклинаниями, от ослепляющих до обжигающих, от той же Сектумсемпры до Опуньо, добавив еще несколько придуманных им, особо противных. Помогало с пятого на десятое. В основном мертвецы шарахались от заклятий, которые сопровождала сильная вспышка, и падали от сильных Ступефаев, но неизменно вставали, в полном молчании возвращались на места и опять наступали, плотно сомкнув кольцо вокруг острова, который вдруг оказался слишком маленьким. Камни, судя по всему, тоже большого вреда им не причиняли.

Альбус изо всех сил поддерживал в себе боевую злость, потому что знал — если она исчезнет, ее место займет такой леденящий ужас, что он просто рухнет на землю, свернется клубком, закрыв голову руками и зажмурившись, и заскулит. Но что же делать с этими тварями, что? Мерлин, почему он такой придурок? Отличные отметки, столько опытов с заклинаниями, а самого нужного и не знает!

«Что дальше? Потянут под воду? Я не хочу так умирать! Не хочу смотреть, как они будут топить Рокси! Великий Салазар, да тут же даже наших тел не найдут, никто никогда не узнает… Я же ничего не успел, совсем ничего…»

На секунду переведя дух, он вдруг заметил, что инфери остановились у самой кромки воды и не выходят на сушу, но и не отступают. Нет, просто стоят и глядят на них своими жуткими стеклянными глазами. Какого хрена, что они затеяли?!

«И Скорпиус так и не узнал… А Джеймс… последнее, что он обо мне запомнит — это как я распорол ему щеку… Если бы я знал, если бы хоть догадывался, что мы говорим в последний раз! Если бы…»

— Рокси, они встали. Чего это они, интересно? — тяжело дыша после боя, он повернулся к кузине в тот самый момент, когда она, не издав ни звука, рухнула на землю, как подкошенная. Без участия в этом инфери, без ранения — она просто словно выключилась в одну секунду.

— Нет! Рокси! Рокси, что с тобой?!

— Да все нормально, я просто усыпил ее. Зачем нам лишние уши? Прекрати орать, Поттер — ты ведь Поттер? — мои слуги не переносят резких звуков.

Совершенно ошеломленный Альбус молча смотрел, как инфери расступаются, пропуская худого юношу лет семнадцати-восемнадцати на вид, и тот совершенно непринужденно, точно на светском приеме, подходит к берегу (при этом мимоходом потрепав по голове девчонку в белом, как хозяин — собаку), небрежно поправляет длинные черные волосы, отряхивает мокрую насквозь мантию и ступает на камни. Палочка предательски прыгала в его дрожащей руке, но он упорно продолжал нацеливать ее на новоприбывшего. Что еще, спрашивается, ему остается?

Он знал, кто это. Разумеется, знал. Это аристократическое, бледное, вечно настороженное лицо он видел на гобелене каждый раз, когда приходил в дом на Гриммаулд-Плейс: подозрительный взгляд серых глаз неотступно следил за гостями, тонкие губы временами кривились в горькой улыбке. Дряхлый, совершенно седой Кричер, каждый год собирающийся умирать (но до сих пор тщетно), до сих пор частенько проливал слезы о своем самом любимом хозяине.

Регулус Блэк, брат папиного крестного, которому положено было быть мертвым с 1979 года, стоял перед Альбусом сейчас, на вид вроде бы живой, но… Нет, совсем нет. Никоим образом не инфери, хотя бы потому, что он разговаривает и явно что-то соображает, но все равно не из мира живых. Ни на день ни повзрослел со дня своего исчезновения, лицо не просто бледное, а снежно-белое, без единой кровинки, глаза, в отличие от инфери, разумные, но в них полыхает какой-то жуткий, нечеловеческий, тоскливый голод. И они не серые, как на гобелене, а совершенно черные, как два провала в кромешный мрак.

Альбус понял, что чуть ранее, когда он пришел в ужас при появлении инфери, он слегка недооценивал ситуацию и не понимал, чего на самом деле надо бояться. Все на свете относительно.