Название: Как розу ты ни назови
Переводчик: я
Бета: troyachka
Оригинал: By Any Other Name, автор esama, запрос отправлен
Каноны: "Шерлок Холмс" (книжный канон), "Гарри Поттер"
Размер: миди, 4578 слов
Пейринг/Персонажи: Джон Уотсон, Гарри Поттер, Шерлок Холмс
Категория: джен
Жанр: драма, приключения
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Много раз Джон Уотсон подходил к смертным вратам, но каждый раз его оттаскивали назад.
читать дальше1.
Джон Уотсон не может сказать наверняка, когда это случилось впервые, но, оглянувшись назад, припоминает, что ему тогда было около семи.
Недалеко от их дома росло дерево — сучковатый, старый дуб, искривленный, с толстыми ветвями, которые не столько устремлялись вверх, сколько тянулись ко всему вокруг своей буйной листвой. Отец говорил, что подходить к дереву не стоит, а залезать на него определенно нельзя, но запрет делал этот шишковатый дуб еще привлекательнее: словно приключением всей его жизни. Впрочем, так оно и было, учитывая, как мало Джон успел прожить к тому моменту.
Весь процесс залезания на дерево он не помнит, только его обрывки. Помнит ощущение коры под пальцами, как изменялся угол обзора, когда он поднимался выше и выше. Помнит, как это было легко, и дыхание сбивалось больше от возбуждения, чем от усилий.
Падения Джон не помнит. Помнит, как приходит в себя на диване в гостиной, и брат встревоженно смотрит на него, а отец разговаривает со странным темноволосым человеком в черном костюме и очках: «… знаю, как и благодарить вас. Если бы не заметили…», а незнакомец небрежно отвечает: «О, не волнуйтесь, долг взрослого — обращать на такое внимание».
Позже, когда гость уходит, а отец прекращает наконец кричать на Джона, сказав, что тот никогда больше не подойдет к старому дубу, брат рассказывает подробности случившегося.
— Ты упал с дерева. — Гарри выглядит слегка напуганным. — Мистер Поттер, этот джентльмен, увидел тебя и поймал прямо в полете. Ты только поэтому не поранился или хуже того.
— О, — отвечает Джон.
Больше он не думает о своем спасителе, а вина не дает ему снова залезать на дерево, вина, вызванная гневом испуганного отца и взглядом Гарри. Однако жажда приключений в нем еще сильна, и, может быть, с этого все и началось.
Позже, много, много лет спустя, он оглядывается назад и решает, что тогда мистер Поттер вмешался в первый раз.
2.
Когда это происходит во второй раз, вокруг марево из лихорадки и бреда. Джон лежит на грязных простынях военного госпиталя в Пешаваре, полумертвый, обезумевший от жара, пожирающего его тело, и от боли, поселившейся в плече и ноге. Он все видит, будто в тумане: как приходят и уходят доктора, как его кормят и обмывают сиделки, как сменяются дни и ночи. Иногда целые сутки проходят незаметно, а иногда он бездумно смотрит на что-то пару мгновений, но они тянутся, словно годы.
Отстраненно Джон понимает, что у него брюшной тиф, и он заболел им вскоре после ранения: проклятая вода в лагере — Боже, просто отвратительная! — но мало что может поделать с этим. Он знает, что или выздоровеет, или умрет, потому что и так ослаб из-за ран.
— Знаете, с вами полно хлопот. — Сквозь пелену жара и холода, сквозь вонь пота и мочи пробивается мужской голос. Над кроватью что-то нависает, что-то темное, и Джон не сразу, но различает черную одежду, темные волосы, очки. В бреду кажется, что пронзительные зеленые глаза незнакомца пылают. — Ушли на войну, ну конечно, совсем как мой директор. Боже.
У него в руках шприц, незнакомец опускает его, а Джон чувствует в плече боль от укола и стонет, несмотря на желание потерять сознание, умереть, уснуть и больше не просыпаться.
— Что вы… дали мне?
— Антибиотик. — Человек прячет пустой шприц. — Он должен справиться с тифом. А теперь посмотрим на ваши раны.
Сопротивляться Джон не может и только бессвязно стонет, пока с него стягивают одеяла и ночную рубашку, чтобы разглядеть плечо и ногу. На бледном, будто призрачном, лице незнакомца светятся зеленым, неземным блеском глаза, и на мгновение Джон уверен, что его посетил дух, а не человек.
— Кажется, не так уж плохо, но посмотрим, правда? — Он поправляет одежду и одеяла. — Я еще вернусь, Джон Уотсон. Не умрите тут без меня.
Незнакомец приходит еще дважды. Во второй раз он ничего не говорит, просто осматривает раны Джона, пока тот сражается с новым приступом лихорадки, который чем-то отличается от предыдущих, а также со странными подавленностью и сонливостью, вдруг охватившими его. В третий раз, через неделю или около того, зеленоглазый, невзирая на протесты, скармливает Джону пару маленьких белых пилюль.
— Ну вот, — говорит он, удовлетворенный. — Вы будете жить.
«Кто вы?» — хочет спросить Джон. Ему необходимо это спросить, ведь с первого появления незнакомца он необычайно быстро пошел на поправку. Его уже собираются отправить в Англию, потому что брюшной тиф прошел, и Джона теперь могут перевозить без угрозы для жизни.
Но прежде чем он успевает произнести хоть слово, темноволосый человек с зелеными глазами исчезает.
3.
Глупее всего это выходит в третий раз. В сумасшедшей погоне за сбежавшим преступником Холмс отрывается от Джона, которого задерживает дергающая и колющая боль в ноге, а в груди так перехватывает, как будто кто-то проворачивает у него под ключицей нож. Джон останавливается, пытаясь отдышаться, и уже не в первый раз недоумевает, как и когда его жизнь стала настолько безумной. В ушах у него громко и ликующе стучит кровь, в унисон радости от погони.
Джона спасает рука, которая хватает его за лацканы и выдергивает с пути двухколесного экипажа. Он врезается спиной в стену дома, кэб проезжает мимо, кэбмен осыпает его ругательствами, копыта лошадей и колеса экипажа грохочут по мостовой. Джон едва слышит все это: он смотрит на своего спасителя и задыхается от изумления.
Это человек с растрепанными темными волосами и зелеными глазами, мерцающими за очками в черной оправе.
— Вы можете хотя бы попытаться смотреть, где останавливаетесь? — раздраженно спрашивает он, отпуская теперь довольно помятый пиджак Джона.
— Извините? — Тот слишком ошарашен и возбужден, чтобы оскорбиться.
— В следующий раз попробуйте остановиться на обочине, а не посреди дороги, хорошо? Вот было бы здорово, если бы вас задавила лошадь, — фыркает незнакомец, делая шаг назад. — Ну, идите. Вы же куда-то направлялись, не так ли?
— Извините, — снова говорит Джон, уже более спокойно. — Я вас знаю?
— Идите, — повторяет незнакомец, поворачивается и удаляется вниз по улице. На мгновение Джону очень хочется последовать за ним, но тут где-то в отдалении он слышит, как Холмс выкрикивает его имя, вспоминает о преступнике, украденных браслетах и спешит на зов.
4.
Темная, ужасная ночь на болотах Большой Гримпенской трясины. Стэплтон больше не кричит и не закричит: хозяина собаки, едва не убившей Генри Баскервиля, затянуло в топь. Джона передергивает, он глядит на своего товарища, а тот с нечитаемым выражением смотрит на болота.
— Вот так, — произносит Холмс, убедившись, что все кончено. — Давайте вернемся обратно.
Джон задерживается на секунду: смотрит на болота и размышляет. Возможно, они могли бы еще спасти Стэплтона — тот был неподалеку, но все же… нет, Холмс был прав. Топь поглотила бы Джона столь же верно, как и натуралиста, а ведь тот хорошо знал Гримпенскую трясину. Риск неоправданный, даже для спасения жизни.
Вздохнув, он поворачивается и следует за Холмсом, который немного впереди. Из-за возбуждения ли, спешки или охватывающей его теперь усталости, но Джон едва смотрит, куда шагнуть, и расплата за это наступает немедленно. Одна его нога мгновенно проваливается в песок по лодыжку и продолжает быстро погружаться, а вторая тут же следует за ней.
— О, проклятие, — рычит Джон, почти потеряв равновесие и оказавшись одним коленом в песке. Он вскидывает голову, чтобы позвать Холмса, когда его обхватывают за талию и тянут вверх чьи-то руки.
Дело идет медленно, болото старается засосать его, затягивая ноги в водоворот песка и грязи, но в конце концов разжимает хватку, и Джона вытаскивают на твердую землю.
— О, благодарю, Холмс. Мне стоило бы смотреть, куда… — Он поворачивается и видит, что это не Холмс.
— И в самом деле, стоило бы. Я ведь в прошлый раз говорил вам что-то в этом роде, не так ли? — раздраженно спрашивает человек с зелеными глазами.
— Вы, — выдыхает Джон. Он изумлен и потрясен, потому что уверен, что они с Холмсом были здесь одни, и уж совершенно точно он бы услышал, если бы рядом еще кто-то находился.
— Да, я, — отвечает незнакомец и отпускает Джона. — Вам вон туда, — указывает он дорогу. — Постарайтесь не сходить с тропы, хорошо? И смотрите, куда наступаете.
Джон смотрит в указанном направлении — да, там виднеется фонарь Холмса.
— Но… — начинает он, оглядываясь на своего спасителя.
Его уже нет.
5.
В пятый раз все очень странно. Позже, когда Джон пишет «Медные буки», он несколько умалчивает о том, что в действительности произошло с мастифом. Ведь то, что случилось на самом деле, совершенно необъяснимо.
В то время, однако же, события мчатся с такой скоростью, что это, как ни странно, только облегчает понимание произошедшего. Рукасл как раз спустил на них мастифа, но вместо этого голодный, дикий и смертельно опасный пес набросился на своего же хозяина, вцепившись ему в глотку. Когда подбегает Джон с револьвером, готовый убить собаку, зверь поворачивается к нему. И бросается вперед…
…И без всяких видимых причин падает на землю, бездыханный. От потрясения, увидев, что пес, только что кинувшийся на него, рухнул как подкошенный, Джон, еще не осознав, что произошло, судорожно нажимает на спусковой крючок и всаживает пулю в уже мертвое тело. Затем оглядывается вокруг — Рукасл слишком сильно ранен, чтобы что-то увидеть, а Холмс стоит у Джона за спиной и тоже ничего не замечает.
А за углом дома скрывается черноволосый, зеленоглазый человек в очках и что-то прячет в карман — оружие? Джон успевает лишь опустить револьвер и открыть рот, когда незнакомец поворачивается и исчезает за домом.
Потом же Джон слишком занят, спасая Рукасла от ран, причиненных собакой, и даже не думает о том, чтобы пойти за своим странным, таинственным спасителем.
6.
Это полное безумие, полное и абсолютное безумие, думает Джон, когда они с Холмсом пытаются сбежать с места своей первой и (надо на это надеяться) последней кражи со взломом. Чарльз Огастес Милвертон мертв — убит! — а они были там, видели все своими глазами — и ничего не предприняли, чтобы помешать. А теперь они отчаянно пытаются сбежать с места того преступления, которое наблюдали, да и того, которое совершили сами, и…
— Поторопитесь, старина! — шипит на него Холмс.
… и Джон никогда еще не был в таком восторге.
— Холмс, это безумие, — отвечает Джон напарнику — а теперь еще и соучастнику, — когда они осторожно пробираются по саду. Тем временем в доме подняли тревогу, обнаружили труп…
Холмс ничего не отвечает, он замирает, ждет, а затем бросается вперед, увидев проход, который не заметил его друг. Джон движется за ним, когда позади кто-то кричит: «Сюда, сюда! Я вижу их!»
Он инстинктивно оборачивается и видит горничную, высунувшуюся из окна и глядящую прямо на него. Но не только ее, потому что в тени есть еще кто-то, и он стоит совсем рядом с окном, вне поля зрения женщины, небрежно прислонившись к стене, словно не происходит ничего особенного.
Джон сдуру останавливается и лишь наблюдает, как этот человек поднимает что-то длинное и тонкое и направляет на горничную — это что, ствол револьвера? Нет, не он, но что-то в этом есть, потому что горничная моментально перестает вопить и у нее полностью пропадает волнение, да и вообще всякие эмоции. С бессмысленным лицом и пустыми глазами она разворачивается и идет вглубь комнаты, как заколдованная.
— Бегите, идиот! — рявкает на Джона человек с зелеными глазами, убирая свое странное, волшебное оружие. — Хотите, чтобы вас повесили?!
— Уотсон, черт вас побери! — зовет его вполголоса Холмс откуда-то впереди. Джон сглатывает, еще мгновение смотрит на незнакомца, а потом убегает.
7.
Седьмая встреча с зеленоглазым человеком — самая запоминающаяся.
Джон стоит на скалах над Рейхенбахским водопадом и в немом неверии глядит в мчащуюся и кружащуюся в водовороте пучину, на облако из мелких брызг, поднявшееся в воздух из-за столкновения потоков внизу. На этом же месте совсем недавно, пока фальшивая записка не выманила его в деревню, они стояли вдвоем с Холмсом.
Он смотрит на оставленное другом письмо, слишком оцепенев от шока, чтобы быть потрясенным, и его мысли движутся так медленно, словно само время остановилось. «…и поверьте, дорогой друг, что я искренне ваш. Шерлок Холмс», — заканчивается письмо, одновременно и нежно, и жестоко, и так элегантно… Джон просто не способен соображать.
— Даже не смейте, — произносит голос позади него, еще прежде, чем Джону приходит на ум, как легко будет сделать всего пару шагов. — Я оглушу вас и оттащу обратно в деревню. Нежничать не стану.
Джон поворачивается и видит темноволосого человека в черном костюме, в очках и с зелеными глазами. Почему-то теперь он даже не удивлен.
— Почему? — спрашивает он так, словно вся случившаяся беда собралась в этом одном вопросе, и его голос больше похож на дрожащий стон.
Человек, который, кажется, следит за ним всю вечность и раз за разом оттаскивает от врат смерти, криво улыбается.
— У вас все еще есть дела, Джон Уотсон, — говорит он, протягивая руку. — Ну, давайте. Слезайте оттуда.
— Дела? Какие дела? Что может… — Джон останавливается и снова оглядывается на водопад. Поток шумит, и на мгновение кажется, что это Холмс выкрикивает его имя. Джон сглатывает, ему отчаянно хочется откликнуться, но его обхватывают за талию и тянут за собой.
— Идемте, — говорит незнакомец. — Вам надо писать рассказы и творить историю. Это еще не конец. Идемте.
Джон несколько секунд упирается, потому что не хочет уходить, нет, не без Холмса, только не без Холмса… Боже, он даже представить себе такого не может, это неправда…
— Холмс! — орет он, перекрикивая рев потока. — Холмс!
И, пока человек с зелеными глазами мягко, но настойчиво увлекает его за собой, Джону кажется, что в грохоте воды кто-то кричит: «Уотсон!»
8.
В последующие годы человек с зелеными глазами навещает его часто: приходит и уходит без предупреждения. Он всегда появляется, когда депрессия Джона достигает пика, а опасные вещи вроде стакана с выпивкой, шприца или старого военного револьвера выглядят особо искушающими. Сначала, когда была жива Мэри, спасавшая Джона от разбитого сердца, такое происходит не очень часто, но потом, после ее смерти, становится хуже. А затем…
— Думаю, что поживу немного в вашей гостевой комнате, — спустя два дня после смерти Мэри говорит мистер Поттер — да, так его зовут, Джон наконец узнал хотя бы это. — Я заплачу за нее, буду помогать по дому и так далее, но некоторое время вы от меня не избавитесь.
— Я так и понял, — произносит Джон, даже не беспокоясь о том, чтобы поднять лежащую на руках голову: он не желает сейчас смотреть на окружающий мир. Он хочет лечь и никогда больше не подниматься. Лечь где-то между Холмсом и Мэри. Там его место.
На его плечо ложится мягкая, но настойчивая рука, как всегда у Поттера.
— Это еще не конец, — говорит он.
— А вы все это повторяете, — отвечает Джон, все еще не поднимая взгляд.
— Так оно и есть. Какое-то время может казаться, что конец, но это не так, — в голосе Поттера слышится решительность. С минуту они молчат, и гость стоит над Джоном, поддерживая его простым прикосновением к плечу.
— Я организую похороны и все остальное, — наконец говорит Поттер. — А вы просто… спокойно погорюете.
— Нет, это моя обязанность, я должен…
— Вы должны жить, — твердо говорит Поттер и гладит его по плечу. — Вы должны прийти в себя. Так что сконцентрируйтесь на этом, а я позабочусь об остальном.
Джон вскидывает голову, готовый возражать, спорить, оскорблять и обвинять, но его останавливает серьезное выражение лица его спасителя. Он понимает, что Поттер сделает и это, и многое другое, чтобы спасти его от депрессии, ведущей к смерти.
— Кто вы такой? Почему вы это делаете? — спрашивает Джон, вспоминая предыдущие их встречи. — Почему я? Что во мне такого особенного?
Почему он, а не Холмс? Шерлок уж точно больше нуждался в ангеле-хранителе, чем он, Джон.
— Потому что вы создаете кое-что невероятное, — отвечает Поттер, пожав плечами. — Вы не можете умереть, пока не закончите свое творение. Мне жаль, но я вам не позволю.
— Что? — спрашивает потрясенный Джон. — Я создаю… что? Что может быть столь важным?
Поттер усмехается и снова гладит его по плечу.
— Отдыхайте, Джон Уотсон, — говорит он, уходя. — Я обо всем позабочусь.
9.
Проходит почти три года, прежде чем Джон встречает Поттера после возвращения Холмса. Когда же это происходит, дела обстоят совсем не идеально.
Перед ним хаотично кружится масса ужасных образов, она заползает в него, переполняет его чувства. Где-то в глубине сознания Джон понимает, что это лишь несуществующая иллюзия, созданная испарениями яда, который Холмс положил на лампу, но она так реальна. Джон дрожит и трясется, и он уверен, что знает, откуда взялись кошмары: из битвы при Майванде или, может, из головы Холмса, всех глубин интеллекта, которых он не в силах постичь. Это и увлекательно, и ужасно, в одну секунду он смеется, а в другую — кричит, и это ошеломительно, это больше, чем может вынести человеческий разум…
И тут он снова может дышать. Зеленый блеск пронизывает туман из кошмаров, и он видит, где находится — в коттедже, в кресле у открытого окна, а напротив него сидит Холмс и беззвучно вопит от безумного ужаса. Не раздумывая, Джон кидается мимо Поттера, стола и отвратительной лампы, которая заполняет комнату губительными испарениями. Он почти врезается в Холмса и, движимый одним лишь инстинктом испуганного животного, вытаскивает кричащего друга наружу, вон из комнаты страха.
Холмсу требуется некоторое время, чтобы прийти в чувство, и эти несколько минут Джон дикими глазами оглядывается вокруг. Он видит силуэт Поттера, который все еще находится в комнате, и жуткий ядовитый дым нисколько его не беспокоит. Поттер гасит лампу взмахом руки.
— Чертов идиот, — говорит он Джону и исчезает в тот самый момент, когда Холмс приходит в себя.
— Честное слово, Уотсон, — великий детектив глотает воздух ртом, — я должен поблагодарить вас и принести вам свои извинения.
Джон больше не смотрит в комнату, а только на своего друга, но не может не думать о случившемся. Прошло столько времени, что он почти сумел убедить себя: Поттер был ничем иным, как творением его воображения. Но вот он появился снова: как раз вовремя, чтобы спасти Джона, чтобы он, в свою очередь, спас Холмса.
— Уотсон? — Холмс хмурится, глядя на него. — Уотсон, что произошло?
— А, нет… Нет, ничего, Холмс, — качает головой Джон. — Вставайте. Давайте уберемся подальше от этого ужасного смрада.
10.
В последующие годы Поттер приходит и уходит, выдергивая Джона с пути то пули, то отравленного кинжала, оглушая бандита, который убил бы его, и отбрасывая падающую балку, которая вышибла бы из него дух. Эти происшествия внезапны и бессистемны, иногда между ними проходит всего несколько дней, а иногда — целые годы. Поттер никогда прямо не отвечает на вопросы — часто он вообще ничего не говорит, что вполне понятно, ведь большей частью их встречи длятся не дольше нескольких секунд, а потом Джону надо мчаться за Холмсом, преступником или уликой.
Джон уже потерял счет, сколько раз это случалось, когда это происходит в последний раз. Поттер приходит, чтобы выхватить револьвер с взведенным курком у пьяного юнца, которому так охота пойти на войну, что он готов развязать ее в местном пабе. Джон, зашедший выпить в память той войны, на которой он когда-то сражался, хотя ему и тяжело чувствовать себя старым, сломленным солдатом среди этих, молодых и новых, и глазом не моргает: слишком привык к этим появлениям.
Затем Поттер идет к нему, отдавая по пути револьвер серьезному бармену, который прячет его под стойкой. Ангел-хранитель Джона, каждый раз выглядящий совершенно одинаково, садится и произносит то, что ставит точку:
— Это последний раз.
Джон, теперь старик, давно вышедший на покой, живущий одиноко, но обеспеченно на средства от публикаций и врачебной практики, ничего не говорит. Он слишком умудрен своим возрастом, чтобы не понимать, что это значит.
— Сколько мне осталось?
— О, понятия не имею, — пожимает плечами Поттер и щелчком пальцев заказывает два бренди. — Вы можете прожить еще лет тридцать, если повезет, но это больше не моя проблема. Ваше творение уже закончено. Я просто пришел попрощаться. — Он приподнимает стакан. — Ваше здоровье.
— Спасибо, — кивает Джон. Они чокаются и пьют. — Мое… творение, — он фыркает. У Джона есть некоторые предположения, что имеет в виду Поттер, но все равно он не совсем понимает. — Почему мои рассказы так важны?
— Почему? Вы действительно не понимаете, правда? — уточняет Поттер и смеется, первый раз в его присутствии. Он выглядит таким молодым, моложе, чем себя помнит Джон. Хорошо, наверное, быть бессмертным.
— Боже мой, вы в самом деле не понимаете. Вы знаете, что создали целое направление науки? — спрашивает Поттер. — Науку дедукции. Ну, то есть изобрел ее Холмс, но ваши записи сделали ее популярной, известной, знаменитой. Наука Холмса, изложенная доктором Джоном Уотсоном. Я уж не говорю о самих рассказах — вы создали целый мир, и однажды его будут знать миллионы людей. Миллионы и миллионы будут читать ваши истории, помнить их наизусть, цитировать. Однажды вы не сможете произнести: «Шерлок Холмс», чтобы это не ассоциировалось с интеллектом, изобретательностью и логическим мышлением.
Джон моргает, не уверенный, что может в это поверить. Конечно, его рассказы даже сейчас читают многие, но… в общем, сейчас у него больше критиков, чем почитателей. Времена изменились, и его истории про метод Холмса устарели.
— Вам нужна была защита некоторым образом по нашей вине. Эксперимент пошел не так, как надо — нить времени зацепилась и начала разматываться, — вздыхает Поттер, отпивая бренди. — То есть нить, которая имеет отношение к науке дедукции. Это долгая история о том, что может получиться, если расположить комнаты аврората над лабораторией, где экспериментируют с потоком времени. — Он тихо фыркает. — Думаю, в следующий раз Министерство будет умнее.
— Я… не понимаю, — сознается Джон.
— Все в порядке, это больше не имеет значения. Потребовалось некоторое время, но мы смогли с этим справиться, — пожимает плечами Поттер. — Суть в том, что какой-то период люди, вовлеченные в создание дедукции, были в определенной опасности. Предполагалось, что вы умрете своей смертью, но, когда начала разматываться нить времени, стало возможно, что это произойдет раньше, чем нужно. Так что нам пришлось присматривать за вами и еще за несколькими людьми, отвечавшими за создание этой науки.
— Несколькими людьми, — тихо повторяет Джон. — А Холмс…
— Да. За ним тоже наблюдали, — ухмыляется Поттер. — Поговорите с ним как-нибудь об этом. Он с дюжину раз ловил своего хранителя. Честно говоря, почти свел бедную Сьюзен с ума.
Джон потрясенно моргает:
— Сьюзен? Женщина?!
— Да, женщина. Мы из другого времени, — снова пожимает плечами Поттер, а затем встает, одним глотком допивая бренди. — За вами было интересно наблюдать, Джон Уотсон. У вас была интересная жизнь.
Джон кивает, чувствуя себя невозможно старым и неловким.
— Однако она быстро пролетела, правда? — бормочет он, потягивая выпивку и вспоминая о лучших временах, когда был моложе и мчался за Холмсом, расследуя преступления. Он скучает по тем дням. Он скучает по Холмсу. Сколько они не виделись? С тех самых пор, как Холмс вышел на покой и переехал в Сассекс.
— Еще ненадолго хватит, — Поттер в последний раз гладит его по спине. — К тому же, к вам прикоснулось время, так что есть неплохой шанс, что у вас будет еще попытка.
— Что? — Джон поднимает озадаченный взгляд.
— Люди, к которым прикоснулось время, имеют тенденцию запутываться в нем, — поясняет Поттер. — Если бы я любил делать ставки, то предположил бы, что в конце концов вы родитесь заново. Такое случается.
С этими загадочными словами ангел-хранитель Джона — нет, его хранитель во времени — машет рукой на прощание и направляется к выходу.
— Прощайте, Джон Уотсон. Постарайтесь не убиться, пока я за вами не присматриваю, хорошо?
Джон молча провожает его взглядом, а потом допивает бренди. Он думает, что мог бы позвонить Холмсу и спросить, не против ли тот, если он заглянет в гости. Они давно не виделись — и им нужно о многом поговорить.