Пока без названия, в процессе

[grimspeck]

Решила, что надо положить и сюда, помимо флэшки. Это тот самый гавайский кроссовер с "Дживсом и Вустером", который кое-кто уже читал. Ничего нового в нем с тех пор не прибавилось, но все равно когда-нибудь я к нему вернусь.  troyachka, ты как-то сказала, что я пишу только на конкурсы. Ну... да. Но не всегда. Вот это совершенно точно ни на какой конкурс. Само придумывается.

Берти Вустер, Реджинальд Дживс, Гасси Финк-Ноттл и еще несколько их друзей и недругов плывут на Гавайи. Вернутся в Англию не все. Кто-то совершит подвиг, кто-то влюбится, кто-то умрет. Слэш, ангст и самокопание прилагаются. Впрочем, вряд ли все это сильно повлияет на жизнерадостность Вустера - был бы его драгоценный камердинер рядом.

- Так вот, Дживс, что я хочу тебе предложить… - бодро начал Бертрам Вустер и тут же запнулся. Словно в поисках вдохновения, уставился в окно и поморщился: в этот апрельский вечер 1933 года словно из ведра лил холодный дождь, так что находиться на улице было удовольствием сильно ниже среднего. Огастус Финк-Ноттл, сидящий посреди гостиной в кресле, вцепившись в уже вторую чашку дымящегося чая и временами содрогающийся от озноба, мог бы это подтвердить от всей души, даже если бы его бледного и промокшего вида оказалось недостаточно.

Бертрам жестом предложил Дживсу отойти к окну, чтобы не привлекать внимания своего гостя, и глубоко вздохнул, явно набираясь мужества для некоего решительного объяснения.

- Послушай, Дживс, я считаю необходимым уточнить кое-что, чтобы ты, так сказать, не держал камня за пазухой…

- Что вы, сэр, разве я могу себе позволить…

- Мы, Вустеры, никогда не закрываем глаза на очевидное, и я вынужден признать, что, возможно – но только возможно! – у тебя есть повод для некоторого недовольства. Я имею в виду, конечно, когда тебе за неделю до твоего законного отпуска сообщают о необходимости изменить свои планы, это может быть несколько неожиданно. Однако тут уж можно винить разве что каприз судьбы, если хочешь, сам можешь подобрать подходящую случаю цитату из умной книги.

- Возможно, сэр, я займусь этим чуть позже, - почтительно склонил голову Дживс. – В данный момент меня больше волнует наше своевременное прибытие в порт. И позвольте заверить, что я никоим образом не затаил на вас обиду.

- Ну, в самом деле, кто же мог предположить, что старина Таппи именно в тот момент пришлет мне письмо с приглашением навестить его и Анжелу. Честно говоря, я по ним изрядно соскучился. Вот уж никогда бы не подумал, что они решат свить семейное гнездышко в такой глуши! Никогда толком не задумывался о том, какие они – эти Гавайи, но это определенно жутко далекие тропические острова. Так что мне совсем не улыбается ехать туда без слуги, Дживс, надеюсь, ты это понимаешь.

- Вполне, сэр, и уверяю вас, что я и сам бы испытывал определенные сомнения относительно целесообразности вашей столь длительной поездки без моего сопровождения.

Берти несколько секунд пристально вглядывался в своего камердинера, словно пытаясь сообразить, не содержится ли в его словах какой-нибудь ироничный подтекст, на который Дживс был весьма горазд, к примеру, намек на вопиющую несамостоятельность его, Вустера. Не обнаружив такового, он решил завершить свою мысль.

- В конце концов, могу дать тебе слово джентльмена: на Гавайях я постараюсь устроить так, чтобы у тебя было как можно больше свободного времени. Так сказать, почти отпуск. Я знаю, ты не можешь представить себе отдых без рыбалки, ну вот и будешь рыбачить. Уверен, рыбы там полно. Тропики, океан и все в этом духе… Эй, Гасси, на Гавайях ведь можно ловить рыбу?

- Ааапчхи! – от всей души отозвался Гасси, едва не облившись горячим чаем, и еще крепче вцепился в чашку. Черная гладкошерстная такса, замершая у его ног обсидиановой статуэткой, вздрогнула от громкого звука, но осталась на месте. – Рыбу? Берти, это же острова! Сам-то как думаешь?

- Вот и Гасси подтверждает, а уж кому в этом деле верить, как не ему. А заодно, поскольку я уберусь из старушки Британии самое меньшее на два месяца, мне не придется увертываться от поползновений тетушки Агаты, не к ночи она будь помянута, все-таки свести меня с Флоренс Крей, а тебе – ломать свою гениальную голову в поисках способа избавить меня от этой жуткой участи. Пока мы будем отдыхать, и, смею надеяться, неплохо отдыхать на Гавайях, у Флоренс будет куча времени, чтобы в очередной раз помириться с Стилтоном – должен заметить, она, как всегда, весьма некстати с ним разругалась!

- Не могу не согласиться с вами, сэр.

- Значит, решено! Так, ну что ты там, Гасси, старина? Согрелся?

- Немного, - Огастус Финк-Ноттл отставил чашку и теперь безуспешно пытался протереть залитые дождем очки мокрым платком. – А мы не опаздываем в порт? У меня все уложено, может, тогда вместе поедем?

- Ну само собой, Гасси, мы едем вместе, раз уж ты тут! Только… ты что, берешь с собой этих тритонов? – Берти удивленно разглядывал намертво примотанный к большому, заслуженному чемодану небольшой аквариум с очень толстыми стенками. Сидящая в аквариуме пара черно-желтых рептилий отвечала ему мрачными взглядами, явно подозревая как минимум в нарушении общественного порядка. - Я-то думал, ты как-нибудь перешлешь их в свое линкольнширское поместье.

- Если я перешлю их в свое линкольнширское поместье, мне будет крайне затруднительно изучать поведение тритонов в условиях тропического климата, - назидательно ответил Гасси. – А так, если повезет, из этого получится прекрасная статья для «Всебританских рептилий». Это такой журнал для натуралистов, изучающих пресмыкающихся, Берти. Я знаю, ты его не читаешь, вот и не забивай себе голову. Так мы точно не опаздываем?

Пока такси везло их в порт, Бертрам Вустер периодически косился на Гасси, открывал рот, словно желая о чем-то спросить, но после мучительного колебания неизменно закрывал его обратно, так и не проронив ни слова. Его явно снедало любопытство, но утолить его он почему-то не решался. Финк-Ноттл же сидел в обнимку с таксой, выглядел полностью погруженным в свои мысли и не замечал или не желал замечать терзаний приятеля.

***

Не совсем приличествующее джентльмену желание Берти засыпать Гасси кучей вопросов, а заодно еще и предложить на них свои варианты ответов, было вполне простительным, учитывая все обстоятельства. Последний раз они виделись месяцев этак семь тому назад, и как раз тогда Огастус Финк-Ноттл, записной скромник, деликатный трезвенник и, если уж говорить откровенно, олух и недотепа, буквально взорвал благородное лондонское общество известием о своем побеге и даже вроде бы тайном венчании с Эмеральд Стокер, дочерью самого Стокера. Никто ни в клубе «Трутни», ни в прочих уважаемых собраниях молодых людей из хороших семей не мог поверить в то, что такое возможно – нет, только не тритонолюб, да вы что-то спутали, как пить дать! – но остановить растущий ком сплетен об этом пикантном скандале было невозможно. К тому же, не один человек видел своими глазами заплаканную, потрясенную и оскорбленную до глубины души Мадлен Бассет, уже не невесту Финк-Ноттла, что подтверждало эту невероятную новость. При этом в газетах не появилось ни слова, что, впрочем, не было так уж удивительно, учитывая личность Стокера.
Берти тогда пережил несколько не самых приятных дней, в любую секунду ожидая появления Мадлен с известием о том, что теперь-то она точно составит счастье его, самого преданного и любящего ее поклонника. Вот тогда у него точно не останется ни малейшего шанса избежать этого кошмара, даже Дживс ничем не поможет, ведь совершенно ясно, что после такого финта ушами от Гасси их помолвка расторгнута окончательно и бесповоротно. Да и, что кардинально отличало нынешнюю ситуацию от прочих их расставаний навсегда из-за мошки в глазу Стефани Бинг, пьяной речи на награждении и других идиотских казусов, в этот раз сам Гасси явно не горел желанием помириться с некогда обожаемой невестой. Никаких обиваний порогов Вустера с разнесчастным видом в поисках спасительного совета Дживса, о нет! Финк-Ноттл просто как в воду канул, и Берти мог только надеяться, что уши у этого мерзавца горят, словно в адском пламени, от всех посылаемых в его адрес проклятий – и Берти, практически смирившись с грядущим браком с Мадлен, если уж говорить откровенно, тоже внес туда свою лепту.

Однако же очень скоро выяснилось, что каким-то непостижимым образом Родерик Спод полностью изменил свое мнение относительно возможности совмещать руководство партией будущих спасителей Британии и семейной жизни, поэтому практически сразу после случившегося скандала он заботливо отер слезы мисс Бассет и почтительно предложил ей опереться на его мужественную руку и располагать его бесконечно любящим сердцем. Предложение было принято, скорее всего, сквозь слезы, потому что у Мадлен и так-то глаза всегда были на мокром месте, а уж в данных обстоятельствах некоторая сентиментальность как нельзя более уместна, и после очень короткой помолвки (которая один раз, к вящему ужасу Вустера, тоже чуть не была расторгнута) влюбленные торжественно соединили свои судьбы, пока смерть их не разлучит.

Что же, тогда подумал Берти, воистину все хорошо, что хорошо кончается. И как же замечательно, что одна из самых жутких девиц, которые когда-либо пытались вступить с ним в брак, наконец-то, фигурально выражаясь, сошла с дистанции! Тогда он находился в том прекрасном расположении духа, в котором человек склонен любить целый мир, и окончательно перестал злиться на Гасси за то, что тот своей выходкой заставил его изрядно поволноваться. В конце концов, очевидно, что с Финк-Ноттлом стряслось что-то такое – возможно, он пытался поймать очередного тритона и ударился головой о камень – от чего у него открылись глаза, и он узрел Мадлен Бассет, так сказать, без розовых очков. И, раз уж сам Берти не имеет никакого желания жениться на ней, ему ли осуждать за такое же нежелание ближнего своего. Может быть, Гасси и мисс Стокер действительно громом поразила безумная любовь, и они просто не смогли противиться своим чувствам, что ж, пусть тогда будут счастливы. Сразу после свадьбы Спода и Мадлен Берти вообще от души желал счастья всем, особенно новобрачным.

Он с любопытством изучал газеты в поисках объявления о тайной свадьбе или хотя бы помолвке Огастуса Финк-Ноттла и Эмеральд Стокер, не испытывая ничего, кроме искреннего желания поздравить молодоженов. Ну, и еще пожать новоиспеченному супругу руку и сказать, что давно его никто так не удивлял, как он, ну, мол, ты даешь, приятель. Однако ни спустя месяц, ни спустя два месяца в прессе не появилось ни строчки о чем-то подобном. Затем в какой-то светской хронике Берти с изумлением узрел фото старика Стокера и его дочерей на каком-то званом вечере в Нью-Йорке. И никаких признаков Гасси рядом, и ни намека на него в заметке, будто все эти бурные обсуждения в «Трутнях», обраставшие миллионами подробностей одна другой фантастичней, просто ему приснились.

Изучив статью, Берти поделился с Дживсом своим беспокойством о судьбе приятеля: а вдруг его, как это частенько случается в Америке, отправили плавать в Гудзон с ведром цемента на ногах. Дживс с обычным своим спокойствием указал на то, что цемент как раз и призван препятствовать свободному плаванию тех несчастных, которых не совсем законопослушные члены американского общества сбрасывают в разнообразные водоемы. Однако, если мистер Вустер желает разыскать мистера Финк-Ноттла, он может попробовать написать ему в его поместье в Линкольншире, где указанный мистер Финк-Ноттл и пребывает с высокой степенью вероятности.
Как всегда, Дживс оказался совершенно прав. На свое весьма обеспокоенное письмо Вустер, к своему изумлению, получил абсолютно спокойный ответ, что он, Гасси, вообще-то все это время находился в Линкольншире, никакой свадьбы с мисс Стокер не будет, большое спасибо за беспокойство, Берти. Если же ты желаешь услышать все подробности этой истории, то можешь или навестить меня, или подождать, когда я в очередной раз приеду в Лондон, и тогда я тебе все расскажу, хотя и без удовольствия.

Берти настолько желал услышать все подробности этой истории, что даже был готов и в самом деле нанести старине Гасси визит в Линкольншир, чрезвычайно богатую тритонами сельскую глушь – уж на пару дней его бы наверняка хватило. Однако, как это часто бывает, непредвиденные хлопоты и треволнения, связанные сначала с тетей Делией (кстати, уже недели три как тоже отбывшей на Гавайи повидать обожаемую дочь), затем - последовательно - с тетей Агатой, Стефани Бинг, Биффи Биффеном и снова тетей Агатой, обеспечили его достаточно разнообразными впечатлениями и эмоциями, чтобы загадка этого то ли побега, то ли вообще черт знает чего отошла для него даже не на второй, а сразу на третий план. Откровенно говоря, довольно долгое время Берти вообще не вспоминал о Гасси, и, учитывая нависавшие над ним по очереди перспективы двух браков, одного тюремного заключения и получения не менее пяти серьезных увечий, его вполне можно извинить.
Первый раз за несколько месяцев он вспомнил о Финк-Ноттле и преподнесенном им сюрпризе, когда получил сердечное приглашение мистера Глоссопа (к которому присоединялась и миссис Глоссоп) погостить у них на Гавайях пару-тройку месяцев и рьяно ухватился за него, так как неустраненная угроза в лице Флоренс Крей и тети Агаты мгновенно пересилила обычную его неприязнь к морским путешествиям. Таппи радостно завершал письмо известием о том, что они также пригласили и даже уже получили согласие прибыть Бинго Литтла с супругой и сыном и Гасси Финк-Ноттла - в гордом одиночестве. Тогда в Берти немедленно проснулся задремавший было интерес к тому скандалу семимесячной давности, и он, обменявшись с приятелем телеграммами и убедившись, что поплывут они на одном лайнере, с нетерпением предвкушал встречу. Там-то Гасси уж точно расскажет ему, что стряслось на самом деле!

Однако в результате они увиделись еще до посадки на корабль. Сегодня, как раз когда сборы в дорогу уже выходили на финишную прямую, в квартиру ввалился промокший насквозь под проливным дождем и почти совершенно ошалевший Финк-Ноттл. С большим темно-коричневым чемоданом, аквариумом с тритонами и практически волоча за собой на поводке черную таксу – псина почему-то решила, что ее хозяину грозит опасность, и немедленно от души облаяла и Вустера, и его камердинера. Гасси с ходу выдал крайне эмоциональную, но сбивчивую речь, и только спустя минут десять Берти начал соображать, что к чему и с чего все началось.
Итак, Финк-Ноттл почти перед самым отъездом к Глоссопам отправился на мероприятие, которое никак не мог пропустить – Всебританский слет тритоноведов в Дартмуре, графство Девоншир («А что, в Англии кто-то еще занимается тритонами? И много их? Ну и ну!» - искренне удивился Берти). Видимо, по какому-то спасительному наитию, он взял с собой билет на лайнер и недавно приобретенного питомца – черного щенка таксы восьми месяцев от роду, которого он собирался теперь всюду брать с собой для компании, в том числе и на Гавайи. Щенка он, кстати, вполне естественным образом назвал Ньютом – услышав это, Берти не удержался от фырканья, и даже на губах Дживса на сотую долю секунды промелькнул призрак улыбки. Финк-Ноттл намеревался пробыть два дня на девонширском слете, затем вернуться в свое поместье, спокойно уложить вещи и ехать в Лондон, дабы в назначенный час спокойно сесть на лайнер. В результате же все вышло совершенно по-финкноттловски, иначе и не скажешь.

Для начала, Гасси все перепутал с продолжительностью слета, который шел пять дней, а не два. (Откровенно говоря, Берти в жизни бы себе не представил, как можно целых пять дней подряд взахлеб обсуждать тритонов, и это только укрепило его во мнении, что все натуралисты – ребята с большим прибабахом). На слете было чрезвычайно интересно – тут речь Гасси стала еще отрывистей и запутанней, глаза за смешными очками в роговой оправе засверкали практически чистым безумием. Участники до хрипоты спорили о разнице в поведении между гребенчатыми тритонами и тритонами Лауренти, чем лучше всего кормить мраморных тритонов, как создать наиболее благоприятные условия для размножения дунайских тритонов и о прочих жизненно важных вопросах. Они с гордостью демонстрировали своих любимцев (Гасси, к сожалению, не смог привезти на слет красавцев и умниц Абеляра и Элоизу, но они как раз обзавелись потомством, и он решил их не тревожить) и хитроумные приспособления для их поимки. Если б не болотистая местность Дартмура, где, как всем известно, жертвой гениального сыщика и негодяя-хозяина стала одна из самых известных собак на свете, они бы наверняка кинулись соревноваться в их ловле, но, увы, в топях эти земноводные – запомни, Берти! – не водятся. Гвоздем же программы оказался некий известный на весь мир любителей природы (то есть, резонно предположил Берти, абсолютно неизвестный всем нормальным людям, и в самом деле, ему это имя ничего не сказало) натуралист, путешественник, открыватель новых видов животных и автор нескольких научных трудов, который выступал там с приветственным словом, а затем без малейшей заносчивости и совершенно непринужденно все пять дней общался со всеми желающими, раздавал им автографы и отвечал на вопросы.

В вечер закрытия Гасси наконец-то осмелился приблизиться к своему кумиру, чтобы смиренно спросить его о чем-то заумном, умудрился ляпнуть нечто жутко смешное и оригинальное, кумир чрезвычайно заинтересовался и пригласил его присоединиться к группе таких же счастливчиков и посидеть за бокалом глинтвейна («Что?! Ты же не пьешь!» - «Берти, отстань, думаешь, мне было до того?»). В результате все эти полоумные натуралисты засиделись до утра, делясь байками о своих путешествиях и приключениях, пережитых в процессе изучения живой природы. Лично Берти предполагал, что в основном говорило светило науки, а благодарные слушатели сидели и внимали ему, развесив уши, точно «Спасители Англии» - своему вождю в черных шортах, но решил придержать свое предположение при себе. А этих тритонов совершенно уникального вида или черт знает кого еще (сейчас они сидели на коряге, прижавшись друг к другу, и выглядели так, будто их вот-вот стошнит от омерзения ко всему сущему) светило непонятно за какие заслуги подарило Финк-Ноттлу и едва не вызвало у него остановку сердца от блаженства.

Только каким-то чудом напрочь потерявший счет времени Гасси утром случайно вынул из кармана билет на лайнер и увидел, что, оказывается, отплытие уже сегодня поздно вечером. Времени на то, чтобы заехать домой, совершенно не оставалось, так что ему пришлось, развив нешуточную скорость, запрыгивать в первый же поезд до Лондона и надеяться, что он будет следовать без задержек. Поездка казалась бесконечной и стоила бедняге немалых нервов, но он благополучно добрался до Лондона аж за два с половиной часа до отплытия и, мокрый, продрогший и сбившийся с ног, заявился к Берти: скоротать время, выпить горячего чаю и заодно лишний раз убедиться, что больше он ничего не напутал – после этого казуса доверять себе Гасси уже боялся.

***

- Слушай, дружище, а… - начал было Берти, решившись, но тут, как назло, такси подъехало к порту, и беседу по душам снова пришлось отложить.

Пока Дживс следил за погрузкой чемоданов, включая заодно и чемодан Гасси, а Финк-Ноттл бегал отправлять телеграмму в Линкольншир своему дворецкому с наказом позаботиться в его отсутствие о тритонах, особенно о молодых родителях, Вустер встретился на пристани с Бинго Литтлом, который отплывал на Гавайи с полуторагодовалым сынишкой Алджерноном Обри Литтлом и его няней. Бинго выглядел малость замотанным и запыхавшимся, его крепкий и розовощекий отпрыск – чрезвычайно заинтересованным и оживленным из-за окружающей суматохи, няня по имени Энни Бриггс – совершенно серой и блеклой мышью, как, наверное, и положено няне ребенка, у которого столь влюбчивый отец. Рози М. Литтл (впрочем, творить она, разумеется, продолжала под девичьей фамилией) как раз уехала представлять свой новый шедевр сентиментальной литературы в Нью-Йорке, Чикаго и еще нескольких крупных городах Америки и никак не могла отменить это мероприятие, а Бинго жутко хотелось побывать на Гавайях, о которых он слышал как о райском уголке, так что, скрепя сердце, супруги клятвенно пообещали писать друг другу каждый день и распрощались. Наверняка в слезах.

- Я и не подозревал, Берти, что сборы в дорогу могут настолько сводить с ума, - от души жаловался Бинго, закуривая, видимо, далеко не первую сигарету за день. – Впрочем, тебе-то что, у тебя есть Дживс, он наверняка все взял на себя, а вот что делать тем, кому не столь повезло с камердинером… Черт, я сто лет, если подумать, не видел ни тебя, ни Финк-Ноттла! Где его там носит, умираю, как хочу послушать про его побег с дочкой Стокера!

- Отправляет телеграмму в свое поместье, чтобы прислуга без него не уморила его тритонов. Ничего, у нас впереди целых две недели, он нам все расскажет. Если уж я должен полмесяца мучиться на этой посудине, - Берти кинул неприязненный взгляд на возвышавшегося над ними белоснежного исполина, - то надо развеивать скуку всеми возможными способами, в том числе душераздирающими историями… А может, наоборот, это окажется жутко смешная история, от старины Гасси всего можно ожидать… Черт! Черт! Бинго, ты видел?

- Что видел? – от возгласа Берти Бинго аж подскочил и выронил сигарету. – Где видел, и чего ты так орешь?

Глаза Вустера затравленно шарили по хаотично клубящейся на пристани толпе, кого-то в ней высматривая, и вид у него был такой, словно его ударили под дых.

- Проклятье, старина, но я только что видел Мадлен Бассет. То есть уже Мадлен Спод, но суть от этого не меняется: она мелькнула в толпе, вон там. По крайней мере, я бы чем угодно поклялся, что это она. Брр, меня аж передернуло. Когда сядем на корабль, точно надо будет выпить по стаканчику, да, сразу и пойдем. Причем мы все вместе, потому что Гасси, кажется, больше не трезвенник. Ну, по крайней мере, я так понял. Черт, как меняется мир, если подумать!

- Но вряд ли это действительно Мадлен, - задумчиво нахмурился Бинго. – Что ей тут делать? Не плывет же она на Гавайи, в конце концов! Спод ее в жизни бы не отпустил.

- Мадлен тоже плывет на Гавайи? На одном корабле с нами? Бинго, дружище, не шути так, я тебя умоляю. – Берти всего передернуло. – Мне не хочется снова спасаться бегством вплавь, знаешь ли, тем более, что трансатлантический лайнер – это тебе совсем не яхта. Я имею в виду высоту борта, в смысле. Нет, надо поскорее сесть на это грандиозное корыто, выпить и расслабиться. Черт, где же… да вон он! Эй, Гасси, пойдем быстрее! Люди уже садятся. Думаю, мы сегодня все заслужили чего-нибудь общеукрепляющего, так что… Гасси? Э… что с тобой?

Только что спешивший к махавшим ему приятелям с таксой на поводке и аквариумом, который он никому не решился доверить, Финк-Ноттл неожиданно остановился как вкопанный, повернулся к выходу с пристани, где виднелись лондонские дома, и уставился на них так, словно никогда раньше не видел. Его руки стиснули аквариум и поводок так, что даже на расстоянии было видно, как побелели костяшки пальцев.

- Гасси, ты чего? – Вустер сделал несколько шагов к приятелю и содрогнулся, увидев его лицо. Бледный, как полотно, тот не смотрел, нет, скорее пожирал глазами Лондон с сумасшедшей жадностью человека, который больше никогда не увидит что-то, и вот он внезапно прозрел и понял, что это что-то ему, оказывается, очень дорого, но теперь все, что ему остается – это глядеть на него так, словно ему и вовек не наглядеться, дабы запомнить на всю оставшуюся жизнь… в общем, миссис Литтл, наверное, мигом состряпала бы на этой основе насквозь пропитанный слезами роман. Глаза Гасси за стеклами очков будто заволокло пеленой невыносимой муки, которую даже невозможно передать словами, и он почти до крови кусал нижнюю губу, будто изо всех сил пытался не разрыдаться.

Ньют сел у ног хозяина, поднял вверх острую морду, глядя на него, и тревожно заскулил.

Если быть откровенным, Берти вынужден был признать, что не отличается особой тонкостью натуры, чувствительностью к глубинным движениям души своей и чужой и все такое прочее, но сейчас ему совершенно не хотелось шутить или как-то подтрунивать над Гасси. На несколько секунд ему даже захотелось развернуться и убежать: столь полное, всеобъемлющее, горькое отчаяние без малейшего признака надежды противоречило всей его легкой и жизнерадостной натуре. Больше всего его обескураживало то, что такой бури эмоций от недотепы тритоноведа он ожидал еще меньше, чем, к примеру, доброты и человеколюбия от тети Агаты.

- Гасси, да что ты, черт побери… - Берти с трудом удерживался от того, чтобы не встряхнуть его со всей силы. Он был даже почти готов дать ему затрещину – да что угодно, лишь бы Финк-Ноттл прекратил стоять тут, посреди пристани, с таким видом, что волосы скоро встанут дыбом! – Эй!

- А… А, Берти, извини, я задумался, - Гасси, вздрогнув, словно вынырнув из глубокого сна. – Что, уже садимся?

- Слушай, старина, какого черта с тобой стряслось? Что ты там увидел? Я никогда не видел у тебя такого лица, у меня аж мурашки по спине побежали…

- Ох, извини. Я просто… ну, неважно. Больше не буду, честно. Я… ну, задумался, так, об одной проблеме, но ничего страшного, правда. – Огастус словно невероятным усилием выдавил из себя почти бодрую улыбку, но его – теперь, вблизи, было видно совершенно отчетливо – вконец измученных глаз она не затронула. - Давай уже пойдем на корабль. Спать жутко хочется.

***




Продолжение в комментах.

@темы: фики

Comments

[grimspeck]

Спустя, кажется, целую вечность Гасси проснулся, ощущая себя словно заживо родившимся, полным сил и энергии. Он позволил себе минут пять полежать с закрытыми глазами, пытаясь расслышать шум моря из каюты, дабы поверить, что действительно отплыл на Гавайи, но тщетно. Видимо, для этого надо как минимум открыть иллюминатор, а лучше всего – выйти на палубу. Что же, так он и сделает, только сначала, разумеется, проверит своих питомцев, ну и себя в порядок не мешало бы привести.

Стоило ему только занять свою каюту, как организм, стойко державшийся без сна едва не двое суток, решительно потребовал долго откладываемого отдыха от беготни и вихря эмоциональных переживаний. Настолько решительно, что Финк-Ноттл начал засыпать на ходу в буквальном смысле слова. Ему было ужасно неловко лишний раз обременять Дживса, но он все же, смущаясь, попросил того присмотреть за Ньютом и тритонами, пока он будет отсыпаться, получил заверение в том, что насчет этого можно не беспокоиться, а потом его хватило лишь на то, чтобы насыпать в аквариумную кормушку еду, стянуть с себя мокрую одежду, передать ее стюарду для просушки, надеть пижаму и почти рухнуть в кровать. Насколько она мягка и удобна, он уже не в силах был оценить, поскольку моментально отключился.

В иллюминаторе ярко светило солнце, так что можно было смело утверждать, что проспал он немало. Ньюта в каюте не наблюдалось – скорее всего, Дживс забрал его на прогулку – зато тритоны по-прежнему восседали на коряге в аквариуме, погруженные в мрачные мысли. Смеси сушеных насекомых, дождевых червей и мотыля в кормушке заметно поубавилось, но, очевидно, это не улучшило их настроения.

- Ну как вы тут, уже привыкли? – вопросил их Гасси, выбравшись из постели и подойдя поближе.

Один из тритонов демонстративно развернулся к нему хвостом, другой же смерил страдальчески-ненавидящим взглядом, словно говоря: «А сам сюда не хочешь, изверг?»

- Потерпите всего две недели, а? – он погладил стекло, виновато вздохнув. – Это же просто дорожный вариант. Прибудем на Гавайи – я в первую очередь раздобуду вам аквариум раза в три больше и устроенный получше. Как освоитесь – вообще стану выпускать наружу, честное слово. Я ведь собирался изучать, как вы ведете себя в тропиках, ну вот и буду вас наблюдать. Вы не думайте, я тритонов держу еще со школы, так что со мной не пропадете... Ну, будем друзьями? Эх, какие же вы красавцы!

Когда Финк-Ноттл, отвернувшись от аквариума, начал переодеваться, парочка многозначительно переглянулась, словно обмениваясь мнениями о нем. Если бы они были людьми, то, описывая свои впечатления, наверняка не обошлись бы без выражения: «Поживем – увидим». Будучи же тритонами, они ограничились тем, что застыли без движения, словно дополнительные выросты на коряге, и, не мигая, уставились на нового хозяина.

Умываясь, повязывая галстук и причесываясь, Гасси, и не подозревавший, что отныне находится на испытательном сроке, еще раз заново прокручивал в памяти слет тритоноведов и обстоятельства появления у него этих великолепных, прекрасных животных, которые – кто знает? – могут оказаться совершенно новой строчкой в летописи зоологии, если выражаться красиво и высокопарно, чего он, впрочем, совершенно не умел. Прошедшие пять дней, особенно заключительный вечер, незаметно перетекший в утро, он мог бы смело назвать одним из самых ярких событий своей не столь уж долгой жизни. И самых счастливых, конечно же.

Стоило Гасси, набравшись духу, шагнуть тогда, в коридоре, к мистеру Скамандеру, дабы попросить у него автограф, как под ноги ему черной стрелой метнулся Ньют, непонятно как выбравшийся из комнаты, где был закрыт, и явно счастливый видеть хозяина. Гасси едва не наступил на прыгающего от восторга щенка, прикрикнул на него, чтобы унять, назвав по имени… и немедленно покраснел до ушей, когда сообразил, что мистер Скамандер это слышал. Вышло неловко… вернее, могло бы выйти, но почетный гость никоим образом не обиделся, а, наоборот, от души рассмеялся, заявив, что никак не ожидал встретить тут своего тезку, да еще такого оригинального. Затем он потрепал Ньюта по голове, с удовольствием подписал Гасси собственную книгу о путешествии в Исландию и, обменявшись с ним мнениями относительно возможности дальнейшей миграции тритонов в Европе, сердечно пригласил его в уже собравшийся в большой гостиной круг счастливчиков. И кто бы, спрашивается, тут отказался? Только не Огастус Финк-Ноттл!

…Уже давно перевалило за полночь, но никто и не думает следить за временем, в воздухе висит плотная голубоватая завеса сигаретного и трубочного дыма – мда, если бы доктор Мэттленд увидел, чем он дышит, он бы, наверное, даже не стал орать на него – просто на правах семейного врача умертвил бы сам, не дожидаясь, так сказать, естественного развития событий – и перед ним стоит уже второй бокал то ли глинтвейна, то ли пунша, который в этот промозглый вечер пользуется среди участников слета особой популярностью. Он же, Гасси, обычно не пьет ничего крепче апельсинового сока, поэтому и не может ни толком разобрать, что же именно ему налили – а может, это вообще грог? – ни даже понять, пьян он или нет. Ему решительно не до таких глупостей – все его внимание устремлено на восседающего в солидном вольтеровском кресле, но при этом выглядящего и ведущего себя очень даже не солидно почетного гостя…

[grimspeck]

Вроде бы ничем не примечательный внешне светловолосый мужчина лет тридцати пяти с добродушным круглым лицом словно вспыхнул изнутри и совершенно преобразился, заговорив о своих путешествиях, забавных или опасных приключениях, которые ему пришлось пережить, и разнообразнейших представителях фауны, которых ему довелось ловить или хотя бы встречать в живой природе. Мистер Ньютон Артемис Фидо Скамандер явно любил поговорить об этом, особенно в компании единомышленников, которые сидят вокруг, устремив на него преданные взгляды, ловят каждое его слово, взволнованно переспрашивают и то и дело восхищенно ахают. Он себе и не отказывал в этой маленькой слабости: крутился в своем кресле волчком, размахивая руками, дабы помочь самому себе в почти безостановочном монологе, и говорил, говорил… Шутил, ужасно заразительно смеялся, негодовал, потрясая кулаком в воздухе, едва ли не разыгрывал в лицах сценки столкновения себя с животными от гиппопотама до белки, и при этом успевал курить одну сигарету за другой и пить во внушительных количествах глинтвейн, который, впрочем, едва ли мог опьянить его сильнее, чем внимание столь благодарной аудитории. Периодически он спрашивал у кого-то из слушателей его мнение по какой-то проблеме, охотно выслушивал любые вопросы и не менее охотно и до мелочей подробно на них отвечал, но, в общем и целом, перед британскими тритоноведами сейчас разыгрывался театр одного актера. Их задачей было восхищенно внимать, и с ней они справлялись превосходно – потому что были только рады ее выполнять.

Иногда мистер Скамандер, надо сказать, произносил странные и совершенно незнакомые слова и выражения, но никого из натуралистов это не смущало. Более того, они практически относились к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. В конце концов, во-первых, их почетный гость был во стольких странах и встречал столько животных, сколько им всем и не снилось. Во-вторых же, учитывая заслуги мистера Скамандера перед научным сообществом, сейчас ему было бы простительно рассуждать даже о том, что Земля стоит на трех китах. Да и вообще, откровенно говоря, он рассказывал все так живо и увлекательно, с таким энтузиазмом и артистизмом, что никому не хотелось перебивать его, задавая серьезные вопросы. Одним словом, пусть говорит дальше, и сейчас уже неважно, что из уст кого-то другого это звучало бы бредом сумасшедшего.

- … Да, вот так мне и пришлось бить ее прямо по морде, своим походным котелком. Не буду врать и хвастаться, друзья, это был один из самых жутких моментов в моей жизни, что есть, то есть. Только понял я это, лишь когда оказался дома, протянут ноги к камину, выпил чашечку чая… тут-то до меня и дошло, насколько я тогда был близок к смерти! Причем смерти крайне неприятной: мантикора – это вам не шутки. Очень умная и очень свирепая тварь, знаете ли, ест жертву и мурлычет, мурлычет и ест… а своим котелком я ее мог только еще больше разозлить. Повезло мне сказочно, ничего не скажешь: наверное, она была настолько ошарашена, что даже о голоде забыла. Нет, я мог ее убить, конечно, но мне совсем не хотелось этого делать, их ведь и так исчезающе мало… Я ведь с самого начала, как начал ходить в экспедиции, решил, что Авада – крайнее средство на самый экстренный и безвыходный случай, а иначе какой из меня вообще натуралист, спрашивается. К счастью, хоть и бывал в переделках, да еще каких, но до сих пор ее использовать не приходилось, и слов нет как я надеюсь, что так и останется.

Все понимающе покивали, не сводя со Скамандера практически влюбленных глаз. Гасси одним глотком осушил свой бокал и, тем придав себе смелости, поднял руку со слегка смущенным видом.

- Да, мистер Финк-Ноттл? – Скамандер дружески и тепло улыбнулся ему, точно равному. Гасси, признаться, было крайне неловко задавать этот вопрос – как бы не разрушить очарование вечера – но его определенно кое-что смущало.

- Простите, сэр, вы только не подумайте, что я вам не верю, но… мантикора? Действительно мантикора? Где вы ее встретили? Вы уверены… - он попытался, насколько мог, игнорировать укоризненные взгляды со всех сторон, - уверены, что это была именно мантикора… она же мифологическое животное! По крайней мере, до сих пор считалась таковым, - мужественно закончил он фразу.

Скамандер, надо отдать ему должное, нисколько не обиделся на высказанное коллегой сомнение. Напротив, он внезапно просиял такой счастливой улыбкой, будто узнал, что его избрали президентом Лондонского королевского общества, не меньше.

- Вполне резонный вопрос, мистер Финк-Ноттл, вполне. К моему глубочайшему сожалению, в науку зоологию еще не внесено так много видов животных, и в ней до сих пор существует просто преступное количество белых пятен. Но ведь для того мы и посвятили себя науке, чтобы всеми силами закрашивать эти пятна, не так ли? Чем больше вы путешествуете по миру и изучаете тех восхитительных существ, которых он может вам предложить, тем больше тайн мироздания открывается перед вами… Так, возвращаясь к вашему вопросу, поверьте, сэр, я знаю, что говорю. – Скамандер проникновенно приложил руку к сердцу. – То, что в вашей литературе мантикоры упоминаются исключительно как мифологические создания, означает лишь, что они слишком хорошо умеют скрываться, но никак не влияет на их реальность, уверяю вас… О, вижу, у вас закончился глинтвейн, мистер Финк-Ноттл. Сейчас, позвольте мне…

Он извлек из-за лацкана пиджака длинную и тонкую деревянную указку, небрежным движением рассек ею воздух, и произошло нечто совершенно невиданное: из конца этой указки ударила струя рубиновой жидкости, аккуратно наполнив бокал Гасси до краев. Все вокруг ахнули и замерли в восхищенном оцепенении. Под изумленными и ошарашенными взглядами Гасси осторожно, боясь расплескать хоть каплю, поднес к носу бокал и понюхал его содержимое.

- Вино? Это что, в самом деле вино? Но… это же невероятно! С ума можно сойти!

«Да я, собственно, наверное, уже и сошел», - добавил он мысленно.

Тут, само собой, все очнулись от первоначального потрясения, и на Скамандера посыпались восторженные возгласы, комплименты и горячие просьбы немедленно повторить этот замечательный фокус, просьбы, которые он немедленно и с большой охотой удовлетворил, наполнив таким же образом бокалы всех своих собеседников.

- Да вы просто волшебник, мистер Скамандер! – только и выдохнул Гасси, сделав большой глоток вина. Вероятно, оно было превосходным, и можно было только жалеть, что он не в состоянии оценить его по достоинству. Что тут поделать, годы трезвости накладывают отпечаток, который не так легко стереть.

Мистер Скамандер же, услышав это, от души расхохотался, запрокинув голову, но так легко и совершенно не обидно, что даже сроду не отличавшемуся уверенностью в себе Гасси ни на секунду не пришло в голову, что смеются над ним.

- Волшебник, говорите? Ну, разве что слегка… А вы чрезвычайно умный и проницательный молодой человек, мистер Финк-Ноттл. И, знаете что, я просто уверен, что в будущем вас ждут…

- А я просто уверен, что в будущем тебя ждет вызов в аврорат за вопиющее нарушение Статута Секретности, вот в чем уверен я.

Все присутствующие, включая и Гасси, чуть не подскочили от неожиданности, обернувшись в угол, откуда раздались эти в высшей степени странные слова.

Тот, кто произнес, появился в комнате неожиданно и бесшумно, словно соткался из воздуха. Он был примерно ровесник Скамандеру, высокий, рыжеватый, с честным, простодушным и веснушчатым лицом, но, что больше всего поразило делегатов слета, на нем было нечто очень похожее на профессорскую мантию, только необычного покроя и кроваво-бордового цвета. В руке он держал указку, почти такую же, как у светила науки, и, в довершение этой странной до абсурда картины, был явно чем-то взбешен до крайней степени, поскольку стремительно наливался румянцем под цвет своего одеяния.

- А, ну вот. Длинные руки сил правопорядка дотянулись и сюда, - мистер Скамандер досадливо поморщился, но нисколько не испугался экстравагантного гостя и даже не особо удивился его появлению.

Новоприбывший несколько секунд молча глотал ртом воздух, практически утратив дар речи и задыхаясь от негодования, и, когда он наконец заговорил, было ясно, что он едва удерживается, чтобы не заорать от злости на весь Девоншир.

- Ты что творишь, запинай тебя тролль?! При дюжине магглов треплешься о мантикоре, колдуешь направо и налево? Ты рехнулся, на хрен, рехнулся, да? Скажи спасибо, что это я засек магию и первый тут оказался…

- Спасибо, - отозвался Скамандер, безмятежно улыбаясь. – Даже большое спасибо. А на твой вопрос, что я творю, отвечу так: в данный момент я с огромнейшим удовольствием встречаюсь со своими коллегами и читателями с, так сказать, другой стороны, прекрасно провожу время и всем доволен. И еще раз большое спасибо, а сейчас я, с твоего позволения, вернусь к беседе с этими замечательными молодыми людьми…

- К слову о беседе… - чудак в мантии внезапно каким-то странным зигзагообразным движением направил было указку на «замечательных молодых людей»… и тут же замер, когда Скамандер молниеносно вскинул свою на уровень его лица.

- Даже не думай, - тихо, но очень категорично отчеканил он.

[grimspeck]

Никто из присутствовавших при этой сцене ничего не понимал, но все не отрывали глаз от странной парочки, а кто-то мучительно боролся с неудержимо рвущимся наружу хихиканьем: зрелище двух джентльменов, тычущих друг в друга деревянными палочками, точно шпагами, было, черт возьми, крайне забавным и смешным.

- Ньют, да ты совсем…

- Нет, мой друг, я не совсем, далеко не совсем. И повторю еще раз: даже не думай стирать этим людям память. Я не помню, когда в последний раз чувствовал такую искренние и беззаветные любовь и восхищение, когда от одного моего присутствия кто-то еще был настолько счастлив. Ты не лишишь их этого счастья, понял? Я не позволю.

- Счастье, разумеется, подкреплено Конфундусом для пущей безмятежности, угадал? – гневный румянец знакомого Скамандера уже распространился на шею. – Изголодался по любви и признанию так, что пошел дурить магглов, да? Иначе с чего это они сидят тут, словно по голове стукнутые, внимают тебе, как пророку, и никто даже не спросит, что за бред про сказочных чудовищ ты несешь! И до сих пор принимают все как должное! Даже меня!

- Ну, кое-кто все же спросил что-то в этом роде, хотя, разумеется, куда как учтивей, - Скамандер одарил Гасси почти отеческим взглядом. – Очень милый и вежливый молодой человек, да еще и с некоторой устойчивостью к чарам, как оказалось – и кто бы мог подумать! Да-да, мистер Финк-Ноттл, это я про вас! Не волнуйтесь, у меня все в порядке, этот джентльмен в красном – мой очень старый и хороший друг. Так, возвращаясь к нашему маленькому спору, Джек, - в его голосе зазвучала сталь. – Я повторяю еще раз – здесь ты никому не сотрешь память и не побежишь жаловаться на меня в свой дурацкий аврорат. Тоже мне, нашли себе противников – честных ученых, преданных одной лишь науке!

- Ньют, Статут Секретности…

- Вы лучше б нашли управу на этого немецкого гения, да-да, как там твой шеф назвал его – белокурая бестия? Вот помяни мое слово, прохлопаете ушами - эта бестия нам всем скоро выдаст на орехи. Причем я действительно имею в виду всех, ты понимаешь? Он ведь, говорят, тоже очень любит ходить в магглы и просвещать их, так? Вот устроит нам дивный новый мир, там никто не будет трястись над Статутом: к чему он, если никаких магглов в помине нет!

- Ньют…

- Я уже тридцать шестой год Ньют, и примерно столько же мы знакомы, так неужели ты всерьез думаешь, что я кому-то могу причинить вред? Тем более этим честным, умным, бескорыстным людям? Смешно и обидно, честное слово! Нам, в конце концов, жизненно необходимо жить с магглами в мире и согласии, особенно сейчас. В мире – что у нас, что у них – Мерлин знает что творится, сам видишь. Дурное какое-то поветрие: горлопаны все эти безумные, которые лучше всех знают, как осчастливить человечество, причем хоть бы кто спросил мнение этого самого человечества… Так, причем, и ползут везде: Англия, Италия, Германия… Мистер Финк-Ноттл, вы что? В порядке? А то у вас лицо все перекосилось, я уж думал, вам больно… Ну, хорошо. Да, так какая, я спрашиваю, Джек, по большому счету, разница: у нас, у магглов… У них молния в круге, у нас это, пикси им в глотку, общее благо…

Гасси и окружающие его товарищи-натуралисты завороженно следили, как Скамандер чертит палочкой в воздухе нечто замысловатое: то ли круг, то ли треугольник. Все это выглядело чрезвычайно таинственно и захватывающе.

- Так, хватит, Ньют, уймись, - человек в красном сделал еще одну попытку урезонить товарища. – Тебя уже непростительно несет, случись что, даже я не прикрою…

- Дорогой мой, а не припомнишь ли, кто достал тебе на день рождения детеныша грифона? – чрезвычайно ехидно вопросил Скамандер. – Кажется, ты так о нем мечтал, что тогда вопросы законности тебя занимали меньше всего. А? Я неправ?

- Это удар ниже пояса… - невероятно, но румянец бедняги стал еще тона на два гуще.

- Никогда не недооценивай питомцев великой Хельги, - небрежно-торжествующе откликнулся великий путешественник. – Лучше присаживайся и налей себе глинтвейна, а то вечер отвратительно сырой. Садись, Джек, садись. Я еще только-только разговорился…

- Грифон? – в очередной раз не сдержался Гасси. – Грифон, в смысле, как крылатый лев? А где они водятся?

И вечер пошел дальше своим чередом…

Почему именно ему утром Скамандер подарил двух огненных саламандр, по его словам, нового и еще не описанного подвида, Гасси так и не понял. Он не понял также, почему во время вручения ему этих восхитительных созданий джентльмен в красном, названный Джеком, корчил своему другу страшные гримасы, вращал глазами и явно едва сдерживался, чтобы не врезать ему с правой. Откровенно говоря, ему было решительно не до этого: его до краев переполнял детский, сумасшедший восторг, сердце замерло, дыхание перехватило, а на глаза навернулись слезы. На такой исход своей поездки он даже не рассчитывал.

Если бы Гасси не был уже влюблен, возможно, он бы влюбился в мистера Скамандера. Впрочем, беззаветного обожания и приравнивания практически к божеству от науки было вполне достаточно.

***

[grimspeck]

Бессильно растянувшись в шезлонге на нижней палубе, измученный разнообразными душевными переживаниями и приступом морской болезни, которая придала его лицу нежно-зеленоватый цвет, Бертрам Вустер мрачно созерцал небо, море и линию горизонта, где соединялись помянутые небо и море. Все вышеперечисленное ему решительно не нравилось, и сейчас он особенно остро сознавал, сколь велика его неприязнь к морским путешествиям, особенно длительным. Рядом с ним распростерся такой же бледно-салатовый Бинго Литтл – он хотел было после обеда погулять с сынишкой по палубе, но его желудок решительно этому воспротивился, и ему пришлось передать маленького Алджернона на попечение няни. Оба джентльмена с нетерпением ожидали Дживса со спасительной настойкой, и Дживс в скором времени появился. И не один.

Берти и Бинго с невольным чувством зависти и почти неприязни смотрели на приближающегося к ним отвратительно бодрого, свежего и отдохнувшего Огастуса Финк-Ноттла, которого морская болезнь явно и совершенно несправедливо обошла стороной. Вокруг него, восторженно повизгивая, скакал Ньют, подпрыгивая чуть не до груди хозяина, явно на седьмом небе от долгожданного воссоединения с ним, и казалось, что у него вот-вот отвалится бешено машущий хвост. Когда же Гасси опустился на стул по соседству, приветливо улыбаясь и оживленно блестя глазами и очками, вполне понятное раздражение его товарищей еще усилилось.

- Ну и силен же ты спать, старина, - страдальчески поморщился Берти Вустер. – Уже четыре пополудни, а ты, видите ли, только-только присоединился, так сказать, к мыслящему человечеству.

- Четыре пополудни?! – ахнул Гасси, подхватывая на руки все еще радостно повизгивающего Ньюта и без особого успеха пытаясь угомонить его. Секунду или две он явно что-то хотел сказать насчет «мыслящего человечества», но передумал. – Неужели я мог столько спать? Впрочем, ничего удивительного: вымотался накануне так, что слов нет. И как тут дела? Вас укачало, что ли?

Именно в этот момент Дживс заботливо вручил страдающим джентльменам стаканчики с настойкой, поэтому Берти далеко не сразу смог ответить на этот вопрос.

- Уф! Дживс, ты бесподобен, как всегда. Я прямо на глазах чувствую, как отступает морская болезнь, снова начинает светить солнце, и я уже могу смотреть на белый свет без отвращения.

- Мне очень приятно это слышать, сэр.

Снова воспрянув духом, Вустер глубоко вздохнул и повернулся к Гасси с явным намерением сообщить ему нечто из ряда вон выходящее.

- Дружище, лучше, если ты услышишь это от меня и сумеешь хоть как-то приготовиться, хотя, на мой взгляд, к такому приготовиться невозможно. В общем, мужайся: здесь Мадлен Бассет… тьфу ты, черт, никак не привыкну, Мадлен Спод же! В общем, она тут, собственной персоной, и вместе с молодым, фигурально выражаясь, супругом. Не знаю и знать не хочу, какой безумец его пустил на борт, а не отправил в трюм, багажный отсек или как это у них называется, ну, там иногда ставят клетки для крупных кусачих собак и всего такого прочего. Вот там Споду было бы самое место, никто не поспорит!

- Мадлен? Спод? – глаза Гасси за круглыми очками расширились от изумления. Несколько мгновений он явно никак не мог подобрать достойных слов и, наконец, ошарашенно покачал головой. – Ну и ну!

- «Ну и ну!»? И это все, что ты можешь сказать? – Берти едва не подскочил на шезлонге от возмущения. – Ты представляешь себе, каково мне сегодня утром было выползти на палубу, когда я страдал – и мучительно страдал! - от качки, – Гасси недоуменно оглядел не то, что не качающуюся, а даже совершенно не подрагивающую палубу, - и едва не нос к носу столкнуться с этими… этими… в общей, этой парочкой. Спору нет, они оба исключительные создания, и я никоим образом не хочу говорить о твоей бывшей невесте ничего плохого. Я ее даже настолько уважаю, что всегда рад держаться от нее на максимально почтительном расстоянии. Причем я ее мельком видел на пристани, но решил, что это так, игра воображения от нервной атмосферы сборов в дорогу…

[grimspeck]

- Тогда уж воображение должно было разыграться у Дживса, - резонно заметил Гасси. Берти его проигнорировал: по его мнению, недотепам вроде старины Финк-Ноттла попытки язвить были противопоказаны.

- Так вот, когда я почти наткнулся на них, я, разумеется, встал как вкопанный и мог только глазами хлопать. Ощущение непередаваемое – словно тебя хорошенько стукнуло автомобилем. Я стою, а эта жуткая… то есть милая и, надеюсь, вполне счастливая молодая жена радостно восклицает: «Берти! И вы здесь! Как это прекрасно!» и начинает щебетать, как она рада меня видеть и как здорово, что мы вместе плывем на одном корабле в один райский уголок, да еще в гости к одним и тем же людям, и как она соскучилась по своей дорогой подруге Анжеле, и что она расплакалась от счастья, получив от нее с Таппи приглашение… Тут, разумеется, она снова чуть не заплакала, во всяком случае, глаза у нее наполнились слезами, и она полезла в сумочку за платочком, таким белоснежным, воздушным и кружевным, знаешь ли. А ее супруг все это время стоял рядом с ней, держал ее под локоток и умудрялся одновременно смотреть на нее - с нежностью и благоговением и на меня – как на крайне мерзкую мокрицу. До меня, признаться, далеко не сразу, но все же дошло, что Анжела прислала Мадлен письмо с сердечным приглашением навестить ее в семейном гнездышке, и супруги Споды, к несчастью, это приглашение приняли. Кто знает, возможно, Таппи даже не в курсе, что список его гостей несколько пополнился. Уверен, что сам бы он в жизни не пригласил Мадлен, зная, что к ней теперь будет неизбежно прилагаться Спод. Ну кто в здравом уме пригласит к себе Спода? Только не предлагайте сэра Уоткина Бассета, потому что ключевым здесь является «в здравом уме»! Ну, Анжела! Ну, удружила! И это, заметьте, моя любимая кузина! В конце концов, она ведь прекрасно знает обо всех тонкостях моих отношений с ее милой подругой, так что могла бы черкнуть мне пару строчек о том, что эта подруга тоже едет, и я бы тут же отказался от их приглашения под каким-нибудь благовидным предлогом. Правда, как раз в это время тетя Агата снова начала требовать от меня, чтобы я прибыл к ней на званый ужин, где была бы также и опять свободная Флоренс Крей, но неужели я бы не нашел, куда еще сбежать от этой жуткой перспективы? В конце концов, если я ничего не путаю, корабли в Нью-Йорк по-прежнему отплывают каждый день!

- Осмелюсь предположить, сэр, - кашлянул Дживс, - что миссис Глоссоп весьма логично предполагает, что мисс Бассет, превратившись в леди Спод, лишилась способности угрожать вам вступлением в брак с ней.

- Лучше бы она также предположила, что мнение Спода обо мне ничуть не улучшилось и после того, как он все же получил в жены женщину своей мечты. Даже если теперь он перестал считать меня претендентом на руку и сердце Мадлен, в его глазах я остался таким же безмозглым паразитом на теле английского общества, каким был. Да и Мадлен, надо сказать, по-прежнему считает, что я в нее влюблен и страдаю из-за ее замужества. Она, видишь ли, умудрялась не только щебетать об Анжеле, Гавайях, ярком солнышке и о том, как пена на волнах похожа на головки милых белых барашков, но и бросать на меня полные сочувствия взгляды. Не мог же я при Споде уверять ее, что меня просто укачало, и я поэтому выгляжу не лучшим образом, а совсем не из-за того, что навеки потерял возможность соединиться с ней, по ее выражению! Да она мне в любом случае бы не поверила! Уф, ну надо же было так влипнуть! А знаешь, что случилось потом, Гасси?

- Пока еще нет, Берти, но уверен, что сейчас непременно узнаю.

- Так вот, я насилу отделался от четы Сподов, развернулся, почти бегом бросился по палубе…

- Я за ним еле поспевал, - вставил Бинго, которому тоже явно полегчало.

- И Бинго, как он справедливо заметил, еле поспевал за мной. И тут, повернув за угол, как по-твоему, кого я увидел? Семейство Глоссопов в полном составе! Родерика Глоссопа под руку с супругой и, самое ужасное, Гонорию. Я еще не успел, так сказать, осмыслить это, поверить, что я не брежу, как она тоже заметила меня и закричала на весь корабль, ну ты знаешь… ах, не знаешь, ты вроде не знаком с ней, у нее жутко громкий голос: «Берти! И вы здесь? Вот здорово! Вы ведь тоже к Таппи плывете, да?» Почти теми же словами, как Мадлен, будто они сговорились, а! И это «тоже», надо сказать, будто ударило меня молотком по голове…

- Это еще мягко сказано! – снова подал голос Бинго. – Ты же подпрыгнул, будто бы хотел перескочить через перила и сигануть за борт! Я тебя даже за рукав ухватил, старина! Будто спятил, честное слово, никогда такого не видел!

- Да чего ты от меня хочешь, Бинго? Я еще не успел свыкнуться с мыслью, что буду жить бок о бок со Сподами, убедить себя, что замужняя Мадлен при всем желании никак не сможет стать моей супругой, и тут вдруг… Глоссопы! Гонория! И от них тоже никуда не деться! Ну, я вам скажу, нарочно не придумаешь!

- Родерик Глоссоп? Это ведь дядя Таппи, тот, который известный психиатр? – поинтересовался Гасси, после долгой борьбы наконец усадивший Ньюта на коленях поудобнее. – Не встречал его.

- Ну, старина, это неудивительно, при том, сколько ты сидишь в своем Линкольншире. Он в основном занимается лордами, которые воображают себя канарейками, и всем таким прочим. Вот, например, он мог бы, возможно, что-то сделать с моим дядей Генри, отцом кузенов Клода и Юстаса (пусть им будет просто замечательно в Южной Африке, чтобы они пробыли там как можно дольше), тем самым, который держал в спальне кроликов – вы и так о нем слышали, так что я не предаю интересы семейства Вустеров, вспоминая о его чудачествах. Так что, Гасси, если ты вдруг ощутишь в себе желание поплавать в пруду, поесть червяков или что-то в этом роде, то тебе к нему… Правда, между нами говоря, хотя наши с ним отношения в последнее время заметно улучшились, я считаю, что в лечебнице самое место ему, а не его пациентам. И вот его-то со всем семейством пригласил именно Таппи, он мне сам сказал! Ну вот что ему неймется, хотел бы я знать! В жизни не поверю, что он так соскучился по своему дяде!

- Кто его знает, Берти, - миролюбиво откликнулся Бинго. – Я, правда, не могу себе представить, чтобы я жаждал увидеть своего дядюшку Мортимера, если только он не урезает в очередной раз мое содержание, но мало ли… Может, у Таппи с сэром Родериком другие отношения…

- Очень уж некстати, надо сказать, Таппи соскучился по своему дяде! Теперь из-за его родственных чувств я обречен на общество Гонории, которая, между прочим, как и Мадлен, уверена, что я сплю и вижу, как бы на ней жениться, но, в отличие, от нее, не замужем и даже ни с кем не помолвлена. А вдруг тут, на корабле, или после, в гостях у Таппи, проведя время в тесном соседстве со мной, она решит наконец-то осчастливить меня своим согласием? Как назло, еще и старик Глоссоп сильно потеплел ко мне с тех пор, как мы с черными от гуталина лицами вместе спасались от полиции. Совместные невзгоды, знаешь ли, сближают, так что если раньше он считал меня опасным сумасшедшим, то теперь, кажется, готов счесть безобидным чудаком. Как бы за время отдыха на Гавайях он не оттаял до критической отметки, то есть не решил случайно, что я вполне гожусь на роль зятя. Вот черт! – Берти замолчал, переводя дух, и бросил на своего дворецкого несчастный взгляд. – Дживс, ну, ты же понимаешь…

- Это действительно несколько тревожная ситуация, сэр, - признал Дживс, и хотя он вроде бы не сказал ничего особенного, его хозяин явно успокоился.

- Все-таки здорово, что ты здесь, Дживс! Благодаря тебе шансы, что меня снова втянут в помолвку с какой-нибудь кошмарной особой, резко уменьшаются. То есть, говоря о кошмарных особах, - спохватился он, бросив взгляд на Бинго, - я не имел в виду Гонорию, конечно. Она примечательная, выдающаяся девушка, мда, в своем роде, недаром же ты был в нее влюблен…

[grimspeck]

- Я… что? – Изумление на лице Бинго было абсолютным и неподдельным.

- Ну, знаешь ли, старина! Я, конечно, понимаю, что и после своей пламенной страсти к Гонории ты влюблялся неоднократно и охотно, да и ей вроде бы так и не довелось узнать о твоих чувствах. И вообще ты теперь семейный человек, который обрел свою истинную любовь, но все-таки…

- Берти, раз ты утверждаешь, что я когда-то был влюблен в Гонорию, то ладно, значит, так и было. Но я этого напрочь не помню, честное слово! Да и зачем, если подумать, мне это помнить? В конце концов, все это было до встречи с Рози, моей судьбой, солнцем, освещающим мне жизнь, - лицо Бинго озарилось блаженной и несколько глуповатой улыбкой, - так какое это может иметь значение?

Вустер беспомощно оглянулся на Дживса и Гасси, но первый лишь слегка приподнял бровь, а второй пожал плечами – амурные перипетии товарища ему были очевидно безразличны.

- Гм… Ну ладно, дружище, в самом деле, что было, то быльем поросло, как говорится… Но тогда я бы хотел вернуться к началу нашего разговора. Гасси, ты понимаешь, какой опасности подвергаешься, оказавшись на одном корабле с Мадлен и ее мужем? Если на меня Спод сейчас смотрит просто как на мерзкую мокрицу, то на тебя – как уж не знаю на кого, но как на что-то зловредное и требующее немедленного уничтожения.

- Крысу, может быть? – задумчиво предположил Гасси.

- Ну, возможно, что и крысу. Ведь в его глазах ты подлый и низкий негодяй, который смертельно оскорбил его обожаемую Мадлен, бросил ее самым скандальным образом и разбил ее нежное сердце, а значит, подлежишь немедленному уничтожению. Разумеется, я ему и слова не сказал о том, что ты тоже здесь – да я вообще тогда был весьма немногословен. И ты, конечно, какое-то время можешь прятаться от Сподов во время плавания, но что будет, когда мы прибудем на Гавайи? Вы же оба направляетесь к Глоссопам, а вилла Таппи, даже очень большая, все же явно меньше лайнера, так что ваше столкновение неизбежно, и тогда Спод тут же попытается превратить тебя в отбивную…

- Ох, вот черт! – встрепенулся Бинго. – Берти, хватит трещать без умолку, я из-за тебя совсем забыл, о чем хотел… о чем мы оба хотели расспросить Гасси! О его побеге с Эмеральд Стокер! Гасси, ты, черт побери, понимаешь, какого шороха навел у нас? Да в «Трутнях» добрый месяц ни о чем другом и говорить не могли! Немедленно рассказывай, как все это получилось, как тебя угораздило, и почему ты теперь не с ней? Вы расстались? Это из-за ее папаши?

Гасси слегка затравленно взглянул на Берти и увидел на его лице такое же жадное любопытство, которым буквально исходил Бинго. Тяжело вздохнул и вытащил из кармана пачку сигарет, что вызвало у его приятелей вздох изумления – до сих пор он был известен всем как человек исключительно здорового образа жизни.

- Да уж, я мог бы предвидеть, что вы налетите на меня, как гиены на падаль. – От такого оригинального сравнения Берти изумленно заморгал, а Бинго едва не поперхнулся противоукачивающей настойкой. – Ладно, давайте так: я расскажу вам все, как есть, но потом мы больше не будем возвращаться к этой теме. Совсем не будем, хорошо? Мне, честно говоря, неприятно об этом вспоминать. – Гасси довольно нервным жестом зажег сигарету и неумело затянулся. – Никакого побега с Эмеральд не было, так что, если вы ждали какую-то романтичную историю любви, то, боюсь, я вас разочарую.

- Не было? – растерянно повторил Бинго. Берти же, несколько подготовленный к такому исходу ранее полученным письмом от Гасси, просто ждал продолжения, даже не пытаясь скрыть, что сгорает от нетерпения.

- Увы, не было. Просто так получилось, что я понял, что не хочу и не могу жениться на Мадлен – не только из-за вегетарианства, Берти, как ты можешь подумать, там было много причин, но я сейчас не буду их все перечислять. К сожалению, я оказался слишком труслив и слаб, чтобы честно и открыто ей обо всем сказать и предложить расстаться более-менее по-хорошему, вот и получилось так, как получилось. Эмеральд Стокер, надо сказать, очень милая и добрая девушка, мы как-то случайно разговорились на кухне в Тотли Тауэрс, когда я ночью прокрался туда за чем-нибудь мясным, словно Таппи, честное слово. Я ей рассказал о своем затруднительном положении, а она мне – о том, что хочет как следует напугать отца, чтобы он дал ей больше свободы и меньше опеки. Ну, и в результате мы сошлись на том, что ничто так не испугает Стокера, чем слухи о побеге его обожаемой дочери с кем-то вроде меня, ну, вы понимаете, полоумным тритоноведом, почти отшельником и вообще полным ничтожеством, - Гасси опять словно через силу вытолкнул из себя ту чрезвычайно бодрую, но не затрагивающую глаз улыбку, которую Берти видел на пристани. – И, в свою очередь, после такого скандала не останется даже малейшего шанса, что наша помолвка с Мадлен может устоять в этой буре. Думаю, это и называется – сжечь за собой все мосты. Так что мы с Эмеральд сбежали из Тотли Тауэрс и добежали аж до Лондона, где несколько дней скрывались в гостинице – в отдельных номерах, подчеркиваю, чтобы вы не начали воображать невесть что. Потом, когда мы сочли, что нужный эффект уже достигнут, мы вполне по-дружески расстались, и она отправилась в Америку выяснять отношения с отцом, а я – домой в Линкольншир наслаждаться своей свободой. Правда, должен сказать, я недолго ею наслаждался… Нет, не надо так смотреть, это не значит, что я опять с кем-то помолвлен, просто угрызения совести – весьма неприятная штука, и они взялись за меня в полной мере. В самом деле, Берти, если Спод считает меня подлым и низким негодяем, то он абсолютно прав, хотя виноват я, конечно, не перед ним, а перед Мадлен. Я никоим образом не жалею, что мы расстались, о нет, но никто, ни при каких обстоятельствах не должен так бросать своих невест, я это понимаю теперь, только ничего нельзя изменить, увы. Так что, если Спод решит сделать из меня отбивную, то, боюсь, я этого заслуживаю. – Гасси еще раз затянулся и резким движением вдавил окурок в перила. – Собственно, это все, что тут можно рассказать.

Бинго и Берти с минуту ошарашенно переглядывались, переваривая этот рассказ и пытаясь осознать, что их нескладный и чудаковатый одноклассник мог вляпаться в такие нешуточные, достойные бестселлера миссис Литтл, страсти. Дживс с обычной своей невозмутимостью созерцал безмятежный океан, а если в его глазах на какую-то долю секунды мелькнуло нечто похожее на сочувствие, то это заметил разве что Гасси, ответивший быстрым, полным благодарности взглядом.

- Кхм… Да, старина, это довольно неожиданно, - наконец, нашелся Берти. – Но, я уверен, все обойдется, поскольку мы все совершенно не собираемся давать тебя в обиду Споду. Тем более, если подумать, то сейчас он женат на любви всей своей жизни именно благодаря тебе, ну, отставив в стороне детали вашего расставания, хотя вряд ли он способен догадаться об этом без посторонней помощи. Не знаю, как кто-то еще, но лично я тебя не виню, учитывая все особенности Мадлен, о которых я знаю не понаслышке. Так что, так или иначе мы разработаем план действий, который поможет нам всем пережить это путешествие без потерь для физического и душевного здоровья… Черт возьми, Гасси, с каких это пор ты куришь? То ты пьешь глинтвейн с тритонолюбами, то теперь я вижу у тебя сигареты! Кажется, мы действительно давно не виделись. Может, есть еще что-то, что мы о тебе не знаем? Ты случайно не влюблен еще в кого-нибудь, или после Мадлен ты решил сосредоточиться исключительно на научной деятельности?

- Влюблен? Ну, Берти, могу тебе гарантировать одно: даже если я и влюблен, тебе больше не придется устраивать мою помолвку и прилагать усилия, чтобы сохранить ее. – И снова эта странная улыбка – она явно что-то означала, но, хоть убейте, Берти не мог понять, что именно. – У меня есть Ньют, есть тритоны, а скоро будут и тропики, где я собираюсь изучать поведение этих тритонов в жарком климате. Думаю, нет, даже уверен, что мне этого на всю оставшуюся жизнь хватит.

***

[grimspeck]

Снова в своей каюте Огастус Финк-Ноттл оказался уже ранним вечером: до этого он в компании приятелей сидел на нижней палубе (по какой-то причине Берти полагал, что Споды или Глоссопы вряд ли забредут туда), любовался на редкость спокойным морем, вдыхал свежий и на редкость вкусный воздух, пытался читать одну из захваченных в поездку книг, насколько это было возможно, когда над твоим ухом почти без умолку болтает взбудораженный Берти Вустер. Да уж, столь неожиданные встречи практически совсем выбили беднягу из колеи, а он вот, как ни странно, на самом деле не испытывает ни малейшего страха про мысли о возможном столкновении со взбешенным Родериком Сподом. Хотя, смотря как посмотреть, возможно, что это и не странно, а вполне логично, учитывая все недавние события…

Как ни крути, но с Мадлен, очевидно, придется объясниться. Собственно, теперь Гасси было абсолютно ясно, что именно это и нужно было сделать вместо инсценированного побега месяцев семь назад… или когда это было… Боже, такое впечатление, что в прошлой или даже позапрошлой жизни! Разумеется, честное признание, что он уже давно не любит ее (да, если совсем честно, то и не любил по-настоящему никогда) и поэтому совершенно не желает идти с ней под венец, никоим образом не спасло бы его от громких рыданий Мадлен, скандала с ее неуважаемым папашей и избиения Сподом, зато он не чувствовал бы себя жалким трусом и последней скотиной, а это дорогого стоит. Кто знает, возможно, Бог, в которого Гасси верил довольно плохо и нестойко (его отношение ко Всевышнему варьировалось от «Да нет никакого Бога, о чем вы вообще, в наш просвещенный век?!» до «Боже, если ты есть, то как же я тебя ненавижу!») решил дать ему шанс хоть что-то за последнее время сделать правильно? Что же, тогда он постарается не упустить этот шанс. Тем более, что Дживс заверил, что попробует как-нибудь решить вопрос безопасного пребывания его и Родерика Спода в одном помещении, и, хотя Гасси было ужасно неловко снова обременять эту светлую голову своими проблемами, искушение в очередной раз положиться на камердинера Берти было слишком велико. В конце концов, узнав, что он отправляется на Гавайи, товарищи-натуралисты забросали его столькими разнообразными просьбами, что ему потребуется все наличествующее здоровье, чтобы выполнить хотя бы половину их. А Родерик Спод – определенно серьезная угроза здоровью.

К слову, о просьбах товарищей… Может, пользуясь свободной минуткой, разобрать бумаги, пока они не перепутались окончательно? Что же, почему и нет… На всякий случай заглянув в аквариум и убедившись, что тритоны на месте и, кажется, мирно дремлют, Финк-Ноттл устроился за столом и решительно подвинул к себе весьма потрепанную папку, где хранил корреспонденцию, требующую ответа или какой-то еще реакции.

Так… Топорщащаяся в разные стороны кипа писем и записок членов Лондонского королевского общества, и во всех – просьбы разной степени учтивости и категоричности, но примерно об одном: достань, пришли, привези, узнай! Впрочем, учитывая, что Гавайи среди натуралистов справедливо считаются чем-то вроде земли обетованной – еще бы, ведь там столько эндемичных видов! – этого следовало ожидать.

«Семена Hibiscus brackenridgei, Lobelia gloria-montis и Clermontia pallida, пожалуйста. Впрочем, последний вид растет, если мои сведения верны, только на Молокаи, так что смотри не подхвати проказу». Генри, как всегда, крайне лаконичен. И невероятно заботлив…

«Ты еще, надеюсь, не разучился делать зарисовки? Я ведь помню, что просить тебя подготовить полноценные образцы бесполезно – ты полный болван в том, что касается энтомологии – но хотя бы на то, чтобы распознать при встрече Hyposmocoma molluscivora и сделать ее набросок в блокноте, твоего ума хватит?» Мда, какое счастье, что он с самого начала приучил коллег по нелегкому научному труду, что никого и никогда не убивает даже ради собирания коллекции, и ловил всех своих тритонов только с соблюдением разнообразных мер предосторожности. Зато теперь ему не придется отнимать и без того слишком короткие жизни у великого множества жуков и бабочек. Птичьи яйца собирать также не придется – орнитология определенно не его конек…

«Черт, Гасси, я проклинаю судьбу, которая не позволяет мне поехать вместе с тобой! Почему я сломал ногу именно сейчас? И за что такому олуху, как ты, этакое счастье! Ты хоть сам понимаешь, насколько тебе повезло? Если вдруг встретишь в море белую акулу, непременно опиши ее во всех подробностях и при первой же возможности телеграфируй мне, ты понял?» Бенджи, дорогой, я постараюсь, конечно, но соображаешь ли ты вообще, что, повстречав в море акулу, можно и не выбраться из этого моря? Или твои познания об этих прекрасных рыбах ограничиваются исключительно теорией? И стоит ли телеграфировать тебе, даже если моя возможная встреча с акулой окончится благополучно? С тебя ведь хватит не выдержать и примчаться на Гавайи на костылях и в гипсе, запросто. И что тогда с тобой там делать?...

«И охиа лехуа (Metrosideros polymorpha), у него такая древесина красноватая, и алые цветы, мимо точно не пройдешь. Ты понимаешь, у нас тут с ребятами возник спор, является тот цветок якобы лехуа, который у нас в большом гербарии, действительно цветком этого дерева. Так что, если бы ты мог достать хотя бы один, засушить его и выслать сюда, я был бы тебе вечно благодарен. Оно, в принципе, и на тысяче футов спокойно растет, так что тебе совершенно не обязательно лезть особо высоко. А я для тебя что угодно сделаю, ты же знаешь, за мной не станет!» Ну да. Правда, если на высоте тысяча футов этого вожделенного растения не окажется, ему придется лезть выше, и гораздо выше: если он ничего не путает, то чуть не на девять тысяч футов – кажется, выше лехуа уже не растет, так ведь? При этом, вполне возможно, карабкаться придется не куда-то, а на самый настоящий, действующий и весьма непредсказуемый вулкан Мауна-Лоа. Да и, учитывая, что охиа лехуа - священное дерево, и, более того, вроде бы даже дерево самой главной гавайской богини Пеле, вряд ли каждому заезжему белому позволено так запросто рвать ее на части, так что за один алый цветок он вполне может получить нешуточные неприятности. Что же может в благодарность сделать для него дражайший Уилбур, он хорошо представляет еще с Итона. Надо признать, это весьма приятная плата, только, учитывая все возможные опасности при поиске этого выдающегося дерева, лучше бы он прочел это письмо заранее, тогда бы не постеснялся приехать к товарищу и попросить оплату вперед...

А вот визитная карточка Ньюта Скамандера – он был столь невероятно любезен, что при прощании вручил ее Гасси с сердечным приглашением писать и даже (с ума сойти!) приезжать в гости, когда ему только заблагорассудится. «Да-да, мой дорогой мальчик, я с удовольствием получу от вас сову… ой, письмо, конечно же, не обращайте внимания, я в последнее время совсем замотался и порой несу чудовищный вздор!» Вот оно, наглядное подтверждение того, что знакомство с этим великим ученым ему не приснилось. Разумеется, надо написать, когда действительно будет что поведать, заслуживающее внимания.

И, наконец, самое пространное послание из всех, получено перед самым отъездом, но он, конечно же, прочел его сразу – не мог не прочесть. Прочел и убрал в папку с бумагами так быстро, словно это ядовитая змея. Впрочем, от лежания в папке оно, разумеется, не растворится и тем не избавит его от необходимости отвечать на него. Теперь же, судя по всему, он будет с каким-то странным, практически мазохистским упорством перечитывать его несколько раз, а затем ходить по каюте и решать, что же написать. Никуда не денешься – этот человек, уж непонятно, за какие заслуги, искренне считает его другом, так что ответа требует хотя бы банальная учтивость. Тем более, раньше Гасси всегда, на протяжении года переписки, черт побери, находил для него нужные слова. Правда, раньше у него из-за его писем и не бегали по спине ледяные мурашки от плохого предчувствия. Очень плохого предчувствия.

[grimspeck]

Гасси, закусив губу, вертел в руках вскрытый конверт со штемпелем Берлина. Внутри – четыре плотно исписанных листа хорошо знакомым летящим почерком. Как всегда, подробное изложение всех заслуживающих внимания событий, происшедших в Берлине со времени отправки предыдущего письма – когда же это было, месяца четыре назад… ну да, точно, тогда еще новый премьер-министр или как его там по-немецки не был назначен. Изложение не только подробное, но и расцвеченное воистину юношеским азартным восторгом. Если бы они сейчас, как год назад, согласно доброй английской традиции пили бы в «Трутнях» пятичасовой чай, это вызвало бы у Гасси чуть снисходительную улыбку с высоты пятилетней разницы в возрасте и согласно добровольно выбранной роли рассудительного до занудства старшего товарища. Ну, что поделать, пылкий, эмоциональный, чувствительный молодой человек, патриот своей страны, чрезвычайно взбудоражен - в положительном смысле - тем, что делается у него на родине. Он полагает, что происходящие перемены непременно помогут Германии занять достойное место среди мировых держав, вернут ей… Господи, как же он выражался… ах да, ее величие и самоуважение, поэтому непременно хочет принять в них участие. Что особенно похвально, исключительно из чувства гражданского долга, а не для того, чтобы снискать богатства или славу. Спод наверняка бы одобрил такой сознательный подход… хотя сейчас о Споде лучше не вспоминать, и без него тошно.

Да уж. И почему сейчас совсем не то, что год назад? Слишком много воды утекло, он, Огастес Финк-Ноттл, сделал тогда чудовищную ошибку – еще большую, чем помолвка с Мадлен – и ему это становится все яснее и яснее с каждой газетной статьей о Германии. Увы, никто не в силах повернуть время обратно, так что остается только нервно курить и вздыхать об упущенном – а что еще остается такой тряпке, как он?

Как бы то ни было, а Карлу надо что-то написать в ответ. Вот только что?

«Ну, если ты считаешь, что это именно то, что тебе нужно…» Очень вежливо, очень расплывчато, очень по-английски. И довольно бессмысленно. Разумеется, черт возьми, именно так этот идиот и считает! Боже правый, неужели патриотические чувства непременно должны отшибать у человека все мозги?!

«Дорогой мой друг, ты же знаешь, что в политике я понимаю примерно столько же, сколько наши с тобой общие знакомые из клуба «Трутни» - в астрономии, если не меньше. Так что не мог бы ты разъяснить мне поподробнее, чего хочет эта твоя партия, какая у нее программа и все в таком роде?» Ободряюще, ничего не скажешь, только разве он на самом деле хочет это узнать? Проклятие, да тут совсем не обязательно дожидаться ответа из Германии! Достаточно сходить на митинг сподовских «Черных шорт» (только осторожно, чтобы не попасться на глаза их вождю), и он получит самое исчерпывающее представление об их взглядах на идеальное общественно-политическое устройство страны, ее друзьях и врагах и, само собой, о том блестящем будущем, которое они ей обеспечат, когда спасут из той пропасти, куда она катится сейчас. В Германии, к ее несчастью, практически то же самое, только их Спод гораздо худей, ниже ростом и, к сожалению, получил куда больше власти. Жди скоро массовой агитации за немецкий картофель. Остается только надеяться, что этим и ограничится, пока люди не поймут, что их новый премьер – просто истеричный кретин. Боже, как же он на это надеется…

«Ты пишешь что-то насколько странное про того человека, с которым познакомился, что я почти ничего не понял. Кто он такой, откуда взялся? Он тоже из этой партии? Что еще за возможности, которые ты можешь раскрыть с ним? Звучит, черт возьми, почти как что-то неприличное!» Нет. Решительно и категорически нет. Он даже словом не коснется в ответном письме этого загадочного человека с возможностями, потому что только начнет – из каждой его строчки польется дикая ревность, и, как бы Карл ни был сейчас захвачен своим новым поприщем, он не сможет не заметить очевидного. А ему совершенно ни к чему знать об идиотской любви своего английского приятеля. Теперь-то уж точно ни к чему: возможно, бедный юноша и сам еще не понимает, но тем типом он восхищен явно не только как учителем, это уж как пить дать. А он, Гасси… ну что ж, год назад у него не хватило решимости рискнуть и признаться, значит, сам виноват.

Так что же ответить? Сложный вопрос, учитывая то, что он никак не может написать того, что хочется больше всего, что сейчас так и вертится на языке. Не может потому, что вопли: «Да ты совсем сдурел?! Куда тебя несет?! Ты как думаешь, зачем ты им нужен с твоими заводами? Раскрой глаза, чтоб тебя, одумайся, ты не соображаешь, что это за люди, ты же там сгинешь!» не просто неприличны – не до приличий теперь уже, о нет – они непростительно запоздали, а это гораздо хуже.