Ох уж эти сказочники... (с)
Фильм "Голгофа" - ИМХО очень сильный фильм, но пересматривать его я не в силах. Слишком тяжело и гадостно на душе. Собственно, "Жребий" Стивена Кинга - это тоже сильно, тяжело и гадостно, особенно без купюр экранизаций. Я не собиралась писать по ним, а потом как-то убивалась на беговой дорожке, и вдруг на меня упала идея, как их скроссоверить. Разумеется, таким образом, чтобы все умерли. Заслужили, что уж там, и никого не жалко. 
И никакой надежды, и никакого просвета.
А мораль такая: полезно иногда бегать на беговых дорожках. Вдохновительно.
Название: Ничуть не хуже Салема
Автор: я
Бета: GredAndForge
Каноны: к/ф "Голгофа", "Жребий" Стивена Кинга
Размер: мини, 1823 слова
Пейринг/Персонажи: Брендан Линч, Фрэнк Харт, Вероника Бреннан, Курт Барлоу
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Спустя три месяца после того, как один придурок в их городке застрелил другого, вокруг по-прежнему все то же мерзкое дерьмо.
Примечание/Предупреждения:
1. Смерть персонажей в прошлом, настоящем и будущем.
2. По отношению к "Голгофе" это постканон, по отношению к "Жребию" - АУ (Курт Барлоу уполз: его халтурно проткнули колом, и вообще, он высший вампир или где?).
читать дальшеСпустя три месяца после того, как один придурок в их городке застрелил другого (и даже спорить нечего — конечно, святой отец был настоящим придурком, бежать надо было, раз тебе угрожают, а не рассиживаться!) вокруг по-прежнему все то же мерзкое дерьмо во всем, полагает Брендан Линч, и он абсолютно уверен, что все его соседи с ним согласятся. Банки держат его не только за горло, но теперь уже и за яйца, задавив кредитами, которые он не выплатит никогда, так что не через месяц, так через два бара он лишится… и что тогда? Куда ехать, на что жить? Спиться разве что, только у него и денег на стоящую выпивку нет, на которой спиться не жалко. Не то, что у Фитцджеральда, этого богатого говнюка: ему так уж нажираться до свинячьего визга нравится, что к нему уже, кажется, четвертый раз приезжают из запоя выводить, и зачем только стараются…
Да, вокруг все то же дерьмо, и даже, если подумать, еще чуть хуже. Не то, чтобы он уж очень переживал, что никогда больше не увидит ни отца Джеймса, ни Джека — ну уж нет, да по ним никто особо не страдал — за некоторыми разве исключениями. Досадно только было, сколько шума вышло: полиция, газетчики, суета эта вся, а у него своих забот хватает… Вот только тот мальчишка — Майк, что ли? — который все видел и на Джека, собственно, указал — вот он плакал, когда тело с пляжа увозили. Ну да, говорят, отец Джеймс к нему добр был…
Еще Фрэнк Харт — это он первый смерть установил — пару дней какой-то смурной ходил, потом зашел вечером, как обычно, по стаканчику пропустить, сел и ну рассказывать, как из головы святого отца мозги вытекали и в песок просачивались — ну, пуля-то там вроде все разворотила, но он, Брендан, уж точно не подходил и не смотрел, еще чего! Он и доктору тогда тоже сказал, чтоб заткнулся и прекратил такие гадости рассказывать, от которых блевать тянет, и вообще, жаль, что ли, этого ханжу старого? Харт тогда засмеялся, а глаза такие странные: то ли коксу опять нюхнул, то ли неизвестно что. Ну да ладно, он всегда такой: над всем зубоскалит без разбору. Потом вроде стал, как раньше…
Но все-таки, положа руку на сердце, ему тоже совсем уж наплевать не было. Нет, он уж точно отца Джеймса не жалеет, но, бывает, как посмотрит на стул, где он сидел обычно, или вспомнит, как они морды друг другу набили — ух, гадкий у священника джеб оказался! — так будто что-то внутри переворачивается или обрывается… нехорошо, в общем, делается, словно съел что несвежее. Ну, это, наверное, потому что человек все-таки, хотя — ну чего сидел, спрашивается! Сматываться надо было, а он как баран на бойне… и кому хорошо этим сделал, только дочери своей сердце вынул. Брендан ее видел, когда она приезжала вещи забрать и дом запереть — продажей уже без нее занимались — так на ней лица не было. В прямом смысле — лицо будто сняли напрочь, одни глаза остались. Хоть бы о ней подумал, что ли, святоша малахольный…
Вероника — вот та совсем чудить начала. То сразу после ареста мужа с Симоном своим всюду за ручку ходит и чуть на барной стойке не трахается, мол, пофиг ей на все. То через пару недель забегала, будто ее блохи кусают: и в тюрьму к Джеку ездит, и на судебные заседания, ну прям как примерная женушка, тьфу ты. У него, видать, дела не особо весело — нет, Брендан специально не узнавал, своих проблем по горло — так она давай чем дальше, тем больше дурить. Пьет, над стаканом ревет в три ручья… ну, Симон ее бросил, само собой. На кой трахать бабу, которая тебе мозги выносит, так и хрен, чего доброго, не встанет.
И, спрашивается, было бы из-за кого маяться. Из-за муженька, который ей морду бил (ну ладно, пусть заслуженно), а потом вообще такой номер отмочил. «Специально убить хорошего священника в воскресенье» — это что за логика такая? Да Веронике перекреститься надо, что отделалась от него, а она вся исхудала, побледнела, под глазами круги темные… В последнее время вообще еле ноги таскала, а все рвалась чем-то Джеку помочь, а чем ему поможешь, когда преднамеренное убийство вменяют? Ну может, психом признают и в дурку отправят, если это лучше — хотя сомнительно.
А третьего дня она на улице вдруг хлоп — и в обморок свалилась. Тогда рядом он, Брендан, был, еще Харт и инспектор Стэнтон. Они над ней склонились, думали, воды ей дать или еще что, а она как подскочит, словно от удара током, и ну в судорогах биться. Сама побелела, как мел, так, что на коже все сосуды видны были и черными казались, глаза красные, кровью налитые, и из последних сил хрипит: «Джек… Мне к Джеку надо… Я сегодня собиралась к нему…»
Он за телефон тогда схватился, скорую вызвать, Харт что-то с ней сделать пытался, а инспектор над Вероникой склонился, чтобы ей голову держать, и тут она вдруг как вцепится зубами ему в горло, прям как овчарка! Мда, что тогда было, и вспоминать-то жутко. Они с доктором ее вдвоем не сразу оторвали, а когда все-таки оттащили, у нее в зубах кусок кожи с мясом остался, а инспектор, само собой, орал как резаный, и, кажется (но, может, ему от страха это все же примерещилось), у него из раны аж вырванная артерия или вена торчала, как шланг перерезанный, а уж кровь хлестала фонтаном — они в ней все с головы до ног перепачкались. А Вероника снова хлоп на землю, дернулась в последний раз и копыта отбросила, прямо с куском мяса в зубах, будто гребаная зомби. Вот такая жуть.
Харт все же, при своих заебах, врач что надо — он каким-то чудом смог кровь инспектору остановить, пока скорая не приехала, его в реанимацию увезли, вот до сих пор неизвестно, выживет ли. Брендану потом рассказали: еще чуть глубже, и эта чокнутая бы Стэнтону гортань, того гляди, вырвала. Уму непостижимо. А Вероника все еще в морге, говорят, ничего непонятно, что с ней стряслось.
После этого родители того пацана, Майка, вещи и сына в машину покидали и умчались восвояси, и не то, чтобы Брендан их осуждал. Он бы и сам с удовольствием смотался. Наверное. Хотя куда он поедет, спрашивается? А бар как же? Пусть его банк скоро отнимет, но пока-то он у него! Вот заберет, и тогда… а, тогда ему вообще плевать будет — больше у него ничего за душой нет.
***
— Извините, задумался, — бурчит Брендан и тянется за бутылкой, чтобы налить посетителю заказанное виски. — Сейчас все будет… Ну, как вам тут нравится, мистер Барлоу?
— Весьма многообещающе, мистер Линч, — чрезвычайно обаятельно улыбается элегантный седовласый мужчина. Его глаза с самого начала приковывают внимание: необычайно глубокие, яркие и будто заглядывающие в самую душу. Брендан, во всяком случае, старается особо не встречаться с ним взглядом: почему-то кажется, что иначе выдаст всю свою подноготную, даже то, о чем и сам предпочел бы забыть. — Я пока только присматриваюсь, но, полагаю, здесь ничуть не хуже, чем в штате Мэн. Обожаю маленькие городки, знаете ли.
— На мой взгляд, ничего в них особенного нет, — пожимает плечами Брендан и едва удерживается, чтобы добавить: «Везде одно и то же дерьмо». — Ну, может, это мы тут просто привыкли…
Курт Барлоу, как говорит Харт, богатый антиквар из Австрии, сюда приехал, чтобы на морском побережье отдохнуть. Уж неизвестно, где они познакомились, но ему доктор и подсказал, что тут дом святого отца стоит пустой и можно его снять — а он взял и вообще его купил. Въехал туда недели две как или даже больше, но до сих пор на улице не появлялся. Хотя, Брендан же не следил за домом двадцать четыре часа в сутки, так что, может, австриец и выходил куда. В конце концов, он тут вроде как воздухом собирался дышать.
— Лично мне тут пока нравится все без исключения, — Барлоу изящным жестом отбрасывает прядь волос с высокого белого лба. — Вы даже не представляете, насколько я благодарен мистеру Харту, — легкий кивок в сторону врача, который сидит тут же, потягивает виски и ухмыляется, как обычно, — за то, что он порекомендовал мне ваш город. И дом просто замечательный: очень уютный… с историей.
— А вам не жутко там жить? — ляпает невпопад Брендан. — Ведь его прежнего хозяина… ну, вам рассказывали вообще?
На экране телевизора над стойкой Колин Фаррелл, достойный сын Ирландии, с жуткой звериной рожей и частоколом клыков в огромной пасти приближается к очередному бедолаге, смачно вонзает клыки в его шею, раздается чавканье, льется кровь, жертва пару раз дергается и обмякает. Вампир Джерри, которого играет Колин, с людишками не церемонится. И никаких соплей, не то, что в этой опупее «Сумерки».
— Ну что вы, мне, наоборот, очень приятно жить в доме, который принадлежал такому примечательному человеку. Вы, несомненно, часто вспоминаете его добрым словом?
Вместо ответа Брендан предпочитает налить виски и себе тоже. В груди беспокойно ворочается не то начавшее барахлить с возрастом сердце, не то — самому подумать смешно — совесть. В телевизоре вампир Джерри скалит клыки на крест в руках до усрачки перепуганного подростка и спрашивает, велика ли его вера.
— Вот именно! — Барлоу делает такой жест, словно получил ответ на важный и давно занимавший его вопрос. — В этом все дело! Полагаю… нет, практически уверен, что, если бы отец Джеймс был жив, мое пребывание тут оказалось бы куда менее комфортным. Возможно, я бы и не смог обосноваться тут…
— Ну, понятно: тогда бы вам пришлось искать другое жилье…
Харт и Барлоу переглядываются и обмениваются тонкими улыбками заговорщиков. Это бесит, но Брендан ничего не успевает ни сделать, ни сказать.
— Нет! Пожалуйста, нет! Не надо! Я не хочу…
Это что, голос Вероники? А чего она так отчаянно завывает, будто ее насилуют — хотя это еще большой вопрос, можно ли вообще изнасиловать такую шлюху. И, собственно говоря…
— Нет! Не заставляйте меня…
Дверь в паб распахивается, и порог переступает, шагая дергаными движениями марионетки, Вероника: совершенно голая, между грудей — шов на скорую руку грубыми нитками, края едва не разъезжаются, открывая побледневшую, обескровленную плоть, и выглядит это так, как если бы… Как если бы ее зашили после вскрытия.
Вскрытия? Так она же умерла вроде? Что за…?
Брендан почему-то не ощущает страха, да и особого удивления, честно говоря, тоже — лишь какое-то странное отупение. Он переводит взгляд на Барлоу и Харта — антиквар мерцает своими чарующими глазами и ободряюще ему улыбается, Харт смотрит с каким-то изучающим интересом. Вероника делает несколько шагов к стойке, останавливается и в отчаянии оглядывается вокруг из-под растрепанных, свисающих на лицо волос. Глаза красные, будто налились кровью, в них стоят слезы отчаяния и какого-то животного ужаса.
— Нет! Не надо, не надо, я не хочу… Нет! Боже! Господи!
— Его здесь нет, — слегка морщится Харт, отпивая виски. — И никогда не было. Это святой отец почему-то считал, что есть, за то и огреб.
— Я же говорил, — ослепительно улыбается Барлоу Брендану, словно не слыша рыданий Вероники, и задумчиво проводит языком по двум острым белоснежным клыкам, — у вас замечательный городок. Ничуть не уступает Салему.
— Брендан! Беги! Убей меня! Брендан, пожалуйста! Убей!
— Дама еще не привыкла, — извиняющимся тоном поясняет Барлоу, — пока не понимает, что это она должна убивать. Ничего, скоро освоится, и пойдем забирать из больницы инспектора — проведете нас туда, доктор? — а потом… ну, решим по обстоятельствам. Не люблю спешить, да и некуда. Ну же, красавица, приступай. Выбора у тебя все равно нет.
— «Он сказал: не истреблю ради десяти», — задумчиво произносит Харт, разглядывая виски на свет. — Это было последнее слово: помнится, торг начинался аж с пятидесяти. Ради десяти… Только их тут нет, видишь ли, Брендан? Никого тут нет. Тьма — и больше ничего.
И никакой надежды, и никакого просвета. А мораль такая: полезно иногда бегать на беговых дорожках. Вдохновительно.
Название: Ничуть не хуже Салема
Автор: я
Бета: GredAndForge
Каноны: к/ф "Голгофа", "Жребий" Стивена Кинга
Размер: мини, 1823 слова
Пейринг/Персонажи: Брендан Линч, Фрэнк Харт, Вероника Бреннан, Курт Барлоу
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Спустя три месяца после того, как один придурок в их городке застрелил другого, вокруг по-прежнему все то же мерзкое дерьмо.
Примечание/Предупреждения:
1. Смерть персонажей в прошлом, настоящем и будущем.
2. По отношению к "Голгофе" это постканон, по отношению к "Жребию" - АУ (Курт Барлоу уполз: его халтурно проткнули колом, и вообще, он высший вампир или где?).
читать дальшеСпустя три месяца после того, как один придурок в их городке застрелил другого (и даже спорить нечего — конечно, святой отец был настоящим придурком, бежать надо было, раз тебе угрожают, а не рассиживаться!) вокруг по-прежнему все то же мерзкое дерьмо во всем, полагает Брендан Линч, и он абсолютно уверен, что все его соседи с ним согласятся. Банки держат его не только за горло, но теперь уже и за яйца, задавив кредитами, которые он не выплатит никогда, так что не через месяц, так через два бара он лишится… и что тогда? Куда ехать, на что жить? Спиться разве что, только у него и денег на стоящую выпивку нет, на которой спиться не жалко. Не то, что у Фитцджеральда, этого богатого говнюка: ему так уж нажираться до свинячьего визга нравится, что к нему уже, кажется, четвертый раз приезжают из запоя выводить, и зачем только стараются…
Да, вокруг все то же дерьмо, и даже, если подумать, еще чуть хуже. Не то, чтобы он уж очень переживал, что никогда больше не увидит ни отца Джеймса, ни Джека — ну уж нет, да по ним никто особо не страдал — за некоторыми разве исключениями. Досадно только было, сколько шума вышло: полиция, газетчики, суета эта вся, а у него своих забот хватает… Вот только тот мальчишка — Майк, что ли? — который все видел и на Джека, собственно, указал — вот он плакал, когда тело с пляжа увозили. Ну да, говорят, отец Джеймс к нему добр был…
Еще Фрэнк Харт — это он первый смерть установил — пару дней какой-то смурной ходил, потом зашел вечером, как обычно, по стаканчику пропустить, сел и ну рассказывать, как из головы святого отца мозги вытекали и в песок просачивались — ну, пуля-то там вроде все разворотила, но он, Брендан, уж точно не подходил и не смотрел, еще чего! Он и доктору тогда тоже сказал, чтоб заткнулся и прекратил такие гадости рассказывать, от которых блевать тянет, и вообще, жаль, что ли, этого ханжу старого? Харт тогда засмеялся, а глаза такие странные: то ли коксу опять нюхнул, то ли неизвестно что. Ну да ладно, он всегда такой: над всем зубоскалит без разбору. Потом вроде стал, как раньше…
Но все-таки, положа руку на сердце, ему тоже совсем уж наплевать не было. Нет, он уж точно отца Джеймса не жалеет, но, бывает, как посмотрит на стул, где он сидел обычно, или вспомнит, как они морды друг другу набили — ух, гадкий у священника джеб оказался! — так будто что-то внутри переворачивается или обрывается… нехорошо, в общем, делается, словно съел что несвежее. Ну, это, наверное, потому что человек все-таки, хотя — ну чего сидел, спрашивается! Сматываться надо было, а он как баран на бойне… и кому хорошо этим сделал, только дочери своей сердце вынул. Брендан ее видел, когда она приезжала вещи забрать и дом запереть — продажей уже без нее занимались — так на ней лица не было. В прямом смысле — лицо будто сняли напрочь, одни глаза остались. Хоть бы о ней подумал, что ли, святоша малахольный…
Вероника — вот та совсем чудить начала. То сразу после ареста мужа с Симоном своим всюду за ручку ходит и чуть на барной стойке не трахается, мол, пофиг ей на все. То через пару недель забегала, будто ее блохи кусают: и в тюрьму к Джеку ездит, и на судебные заседания, ну прям как примерная женушка, тьфу ты. У него, видать, дела не особо весело — нет, Брендан специально не узнавал, своих проблем по горло — так она давай чем дальше, тем больше дурить. Пьет, над стаканом ревет в три ручья… ну, Симон ее бросил, само собой. На кой трахать бабу, которая тебе мозги выносит, так и хрен, чего доброго, не встанет.
И, спрашивается, было бы из-за кого маяться. Из-за муженька, который ей морду бил (ну ладно, пусть заслуженно), а потом вообще такой номер отмочил. «Специально убить хорошего священника в воскресенье» — это что за логика такая? Да Веронике перекреститься надо, что отделалась от него, а она вся исхудала, побледнела, под глазами круги темные… В последнее время вообще еле ноги таскала, а все рвалась чем-то Джеку помочь, а чем ему поможешь, когда преднамеренное убийство вменяют? Ну может, психом признают и в дурку отправят, если это лучше — хотя сомнительно.
А третьего дня она на улице вдруг хлоп — и в обморок свалилась. Тогда рядом он, Брендан, был, еще Харт и инспектор Стэнтон. Они над ней склонились, думали, воды ей дать или еще что, а она как подскочит, словно от удара током, и ну в судорогах биться. Сама побелела, как мел, так, что на коже все сосуды видны были и черными казались, глаза красные, кровью налитые, и из последних сил хрипит: «Джек… Мне к Джеку надо… Я сегодня собиралась к нему…»
Он за телефон тогда схватился, скорую вызвать, Харт что-то с ней сделать пытался, а инспектор над Вероникой склонился, чтобы ей голову держать, и тут она вдруг как вцепится зубами ему в горло, прям как овчарка! Мда, что тогда было, и вспоминать-то жутко. Они с доктором ее вдвоем не сразу оторвали, а когда все-таки оттащили, у нее в зубах кусок кожи с мясом остался, а инспектор, само собой, орал как резаный, и, кажется (но, может, ему от страха это все же примерещилось), у него из раны аж вырванная артерия или вена торчала, как шланг перерезанный, а уж кровь хлестала фонтаном — они в ней все с головы до ног перепачкались. А Вероника снова хлоп на землю, дернулась в последний раз и копыта отбросила, прямо с куском мяса в зубах, будто гребаная зомби. Вот такая жуть.
Харт все же, при своих заебах, врач что надо — он каким-то чудом смог кровь инспектору остановить, пока скорая не приехала, его в реанимацию увезли, вот до сих пор неизвестно, выживет ли. Брендану потом рассказали: еще чуть глубже, и эта чокнутая бы Стэнтону гортань, того гляди, вырвала. Уму непостижимо. А Вероника все еще в морге, говорят, ничего непонятно, что с ней стряслось.
После этого родители того пацана, Майка, вещи и сына в машину покидали и умчались восвояси, и не то, чтобы Брендан их осуждал. Он бы и сам с удовольствием смотался. Наверное. Хотя куда он поедет, спрашивается? А бар как же? Пусть его банк скоро отнимет, но пока-то он у него! Вот заберет, и тогда… а, тогда ему вообще плевать будет — больше у него ничего за душой нет.
***
— Извините, задумался, — бурчит Брендан и тянется за бутылкой, чтобы налить посетителю заказанное виски. — Сейчас все будет… Ну, как вам тут нравится, мистер Барлоу?
— Весьма многообещающе, мистер Линч, — чрезвычайно обаятельно улыбается элегантный седовласый мужчина. Его глаза с самого начала приковывают внимание: необычайно глубокие, яркие и будто заглядывающие в самую душу. Брендан, во всяком случае, старается особо не встречаться с ним взглядом: почему-то кажется, что иначе выдаст всю свою подноготную, даже то, о чем и сам предпочел бы забыть. — Я пока только присматриваюсь, но, полагаю, здесь ничуть не хуже, чем в штате Мэн. Обожаю маленькие городки, знаете ли.
— На мой взгляд, ничего в них особенного нет, — пожимает плечами Брендан и едва удерживается, чтобы добавить: «Везде одно и то же дерьмо». — Ну, может, это мы тут просто привыкли…
Курт Барлоу, как говорит Харт, богатый антиквар из Австрии, сюда приехал, чтобы на морском побережье отдохнуть. Уж неизвестно, где они познакомились, но ему доктор и подсказал, что тут дом святого отца стоит пустой и можно его снять — а он взял и вообще его купил. Въехал туда недели две как или даже больше, но до сих пор на улице не появлялся. Хотя, Брендан же не следил за домом двадцать четыре часа в сутки, так что, может, австриец и выходил куда. В конце концов, он тут вроде как воздухом собирался дышать.
— Лично мне тут пока нравится все без исключения, — Барлоу изящным жестом отбрасывает прядь волос с высокого белого лба. — Вы даже не представляете, насколько я благодарен мистеру Харту, — легкий кивок в сторону врача, который сидит тут же, потягивает виски и ухмыляется, как обычно, — за то, что он порекомендовал мне ваш город. И дом просто замечательный: очень уютный… с историей.
— А вам не жутко там жить? — ляпает невпопад Брендан. — Ведь его прежнего хозяина… ну, вам рассказывали вообще?
На экране телевизора над стойкой Колин Фаррелл, достойный сын Ирландии, с жуткой звериной рожей и частоколом клыков в огромной пасти приближается к очередному бедолаге, смачно вонзает клыки в его шею, раздается чавканье, льется кровь, жертва пару раз дергается и обмякает. Вампир Джерри, которого играет Колин, с людишками не церемонится. И никаких соплей, не то, что в этой опупее «Сумерки».
— Ну что вы, мне, наоборот, очень приятно жить в доме, который принадлежал такому примечательному человеку. Вы, несомненно, часто вспоминаете его добрым словом?
Вместо ответа Брендан предпочитает налить виски и себе тоже. В груди беспокойно ворочается не то начавшее барахлить с возрастом сердце, не то — самому подумать смешно — совесть. В телевизоре вампир Джерри скалит клыки на крест в руках до усрачки перепуганного подростка и спрашивает, велика ли его вера.
— Вот именно! — Барлоу делает такой жест, словно получил ответ на важный и давно занимавший его вопрос. — В этом все дело! Полагаю… нет, практически уверен, что, если бы отец Джеймс был жив, мое пребывание тут оказалось бы куда менее комфортным. Возможно, я бы и не смог обосноваться тут…
— Ну, понятно: тогда бы вам пришлось искать другое жилье…
Харт и Барлоу переглядываются и обмениваются тонкими улыбками заговорщиков. Это бесит, но Брендан ничего не успевает ни сделать, ни сказать.
— Нет! Пожалуйста, нет! Не надо! Я не хочу…
Это что, голос Вероники? А чего она так отчаянно завывает, будто ее насилуют — хотя это еще большой вопрос, можно ли вообще изнасиловать такую шлюху. И, собственно говоря…
— Нет! Не заставляйте меня…
Дверь в паб распахивается, и порог переступает, шагая дергаными движениями марионетки, Вероника: совершенно голая, между грудей — шов на скорую руку грубыми нитками, края едва не разъезжаются, открывая побледневшую, обескровленную плоть, и выглядит это так, как если бы… Как если бы ее зашили после вскрытия.
Вскрытия? Так она же умерла вроде? Что за…?
Брендан почему-то не ощущает страха, да и особого удивления, честно говоря, тоже — лишь какое-то странное отупение. Он переводит взгляд на Барлоу и Харта — антиквар мерцает своими чарующими глазами и ободряюще ему улыбается, Харт смотрит с каким-то изучающим интересом. Вероника делает несколько шагов к стойке, останавливается и в отчаянии оглядывается вокруг из-под растрепанных, свисающих на лицо волос. Глаза красные, будто налились кровью, в них стоят слезы отчаяния и какого-то животного ужаса.
— Нет! Не надо, не надо, я не хочу… Нет! Боже! Господи!
— Его здесь нет, — слегка морщится Харт, отпивая виски. — И никогда не было. Это святой отец почему-то считал, что есть, за то и огреб.
— Я же говорил, — ослепительно улыбается Барлоу Брендану, словно не слыша рыданий Вероники, и задумчиво проводит языком по двум острым белоснежным клыкам, — у вас замечательный городок. Ничуть не уступает Салему.
— Брендан! Беги! Убей меня! Брендан, пожалуйста! Убей!
— Дама еще не привыкла, — извиняющимся тоном поясняет Барлоу, — пока не понимает, что это она должна убивать. Ничего, скоро освоится, и пойдем забирать из больницы инспектора — проведете нас туда, доктор? — а потом… ну, решим по обстоятельствам. Не люблю спешить, да и некуда. Ну же, красавица, приступай. Выбора у тебя все равно нет.
— «Он сказал: не истреблю ради десяти», — задумчиво произносит Харт, разглядывая виски на свет. — Это было последнее слово: помнится, торг начинался аж с пятидесяти. Ради десяти… Только их тут нет, видишь ли, Брендан? Никого тут нет. Тьма — и больше ничего.
@темы: фики