"Весенний кролик"

---

---

ЗФБ-2018

 troyachka, ты чудо.




 agua-tofana, вообще не представляю, как ты все успеваешь.

grimspeck

Автор: - Диалоги на "Летучем Голландце" мини - Хорошими делами прославиться нельзя миди

запись создана: 19.03.2018 в 22:52

---

ЗФБ-2018

На сей раз я была аж в трех командах (потом повешу баннеры). Все команды замечательные, и я искренне рада, что для каждой получилось хоть что-то написать или перевести. Хоть и мало, признаю, но, по крайней мере, не была совсем рыбодебилом.
Теперь можно и дальше вдумчиво и не спеша писать, писать и писать.

---

ЗФБ-2018

Первый пошел






Второй пошел

запись создана: 20.01.2018 в 00:42

---

"Добро пожаловать в Плезант Вэлли"

1. Автор просто хотел написать на спецквест драббл про собачек. Написал миди, где собачка появляется лишь в самом-самом конце.
2. Причины, по которым автору нравится американский Юг, автору самому неизвестны.
3. Тут все очень плохо. Нет, правда.

Название: Добро пожаловать в Плезант Вэлли
Автор: я
Бета:  Mrs N
Задание: "Ничто так не сокращает дорогу, как катастрофа." Уршула Зыбура
Каноны: «2001 маньяк», «Куджо»
Размер: миди, 4092 слова
Пейринг/Персонажи: Вик Трентон, добрые жители Плезант Вэлли и их гости, Донна Трентон
Категория: джен, гет, если кто увидит преслэш, это с удовольствием
Жанр: хоррор
Рейтинг: R
Краткое содержание: Вик Трентон слишком далеко уехал от дома...
Примечание/Предупреждения: АУ обоих канонов, возможно, ООС. Смерть персонажей, канонный каннибализм.


Вик Трентон был твердо убежден, что флаг конфедератов вывешивают в окна, закрепляют на обшарпанных пикапах, нашивают на одежду реднеки или вечно полупьяные байкеры, торгующие оружием и наркотиками. Не то чтобы он часто эту публику видел в Касл-Рок или вокруг него, — штат Мэн, как истинная Новая Англия, всегда отличался благопристойностью, умеренностью и даже некоторой интеллигентностью — но куда деться от штампов, впитанных из кино и литературы. Символ расизма, агрессии и консерватизма, доходящего до истового мракобесия — в общем, хорошие люди этот флаг не чтят.

Определенно, красное полотнище с синим косым крестом (Андреевским, так ведь?), свисающее с забора напротив, совсем не являлось тем, что Вик хотел бы видеть в последние минуты своей жизни, только, увы, его забыли об это спросить. Отвести глаза от флага представлялось совершенно невозможным, потому что тогда бы в поле его зрения попало, что делается слева и справа, а у него не было ни малейшего желания на это смотреть. Хватало и звука: его товарищи по несчастью орали так, что закладывало уши.

Вик ничем не мог им помочь: он и себя-то не в силах был спасти. Все его возможное сопротивление оборвала пика или еще какая-то штука в этом роде длиной примерно в семь футов, которую в него метнул здоровяк Руфус Бакман, и которая пробила его насквозь (он, кажется, даже услышал треск ребра), пригвоздив к двери гостиницы. Буквально за пару секунд он превратился из взрослого мужчины, не то чтобы атлета, но, по крайней мере, способного хотя бы пару минут помахать кулаками, в большую экстравагантную бабочку, наколотую на столь же внушительную булавку и совершенно бесполезную в плане отпора маньякам, которыми оказались поначалу столь милые жители этого городка.

Он не сомневался, что умирает: по всему телу разливалась тяжесть и немота, все виделось будто сквозь мутноватую пелену, рот наполнился кровью. Наверное, кровь лилась и из раны, но изогнуться и посмотреть было невозможно. Самым поразительным являлось то, что он не чувствовал ни боли, ни страха — лишь тоскливую апатию. Вряд ли причина была в похмелье, скорее всего, у него шок. Учитывая, что его практически насадили на шампур, ничего удивительного. Боже, пусть этот шок не проходит. Раз уж Вик наткнулся на банду убийц, он совсем не против умереть именно так, слабо сознавая происходящее с ним, особо не вспоминая о Донне и Тэде — ведь если он всерьез задумается о них, станет совершенно невыносимо…

— Нет! Нет, не надо! Не надо! Пожалуйста!

Особенно истошный вопль резанул по ушам, и Вик невольно повернул голову направо. Впрочем, тут же пожалел, увидев, как красотка Пичес, насмешливо и даже почти дружелюбно ухмыляясь, тянет ко рту руку обезумевшей от ужаса студентки из Калифорнии, легко пресекая ее судорожные попытки вырваться. Жертву так надежно привязали к столбу во дворе, что особо ничего путного сделать для своей защиты она не могла, разве что орать что есть мочи. Кажется, именно от одного из этих криков Вик и проснулся, выскочил из дверей гостиницы в одних трусах, растерянный, с трещащей от похмелья головой — и немедленно получил пику в грудь.

Пичес широко улыбнулась, и он с ужасом, разбивающим владевшее им до сих пор странное отупение, увидел у нее в рту железные челюсти с зубами, которые куда уместнее смотрелись бы в медвежьем капкане. Что это, Господи? Вчера ночью ничего подобного не было, он бы наверняка заметил. Тогда у Пичес был совершенно нормальный рот с крепкими и белыми, но абсолютно человеческими зубами, и Вик, утащив ее к себе в комнату, увлеченно засовывал в этот рот свой язык, а потом и не только язык… Сейчас при воспоминании об этом его всего затрясло с ног до головы, к горлу подкатила тошнота… Проклятие, шок, кажется, начал проходить, потому что стоило ему дернуться, как от раны начала медленно, но верно, словно прорываясь сквозь онемение тела, расползаться боль. Пока еще относительно слабая, но скоро будет куда хуже…

Пичес игриво подмигнула ему и сомкнула свои чудовищные зубы из нержавеющей стали на мизинце студентки. Вик едва успел повернуть голову в сторону, чтобы ничего не видеть: ему более чем хватило достигшего какой-то невероятной громкости крика несчастной и (хотя, возможно, ему лишь показалось, что он это расслышал) мерзкого чавканья вместе с хрустом кости.

Впрочем, слева, куда сейчас он смотрел, тоже не было абсолютно ничего приятного глазу. Там к чему-то, сильно напоминающему виселицу, были привязаны за руки остальные калифорнийские студенты, и Лестер Бакман, не торопясь и явно наслаждаясь каждой минутой, потрошил их одного за другим, уверенным и отточенным движением мясницкого ножа вспарывая от паха до шеи. Он был уже с ног до головы залит кровью, но его это нисколько не беспокоило: с его губ не сходила глуповатая улыбка деревенского простака, с которой он встречал своих нынешних жертв сутки назад.

В голове у Вика стоял сплошной звон от диких криков, просьб о пощаде, предсмертных хрипов… и, что казалось самым кошмарным из-за полной абсурдности, скрипки, пиликающей задорный блюграсс где-то на заднем плане. Шок, кажется, окончательно прошел, потому что сейчас он действительно все осознал: это не кошмарный сон. Он на самом деле попал в руки целой компании маньяков-садистов в стиле «семьи» Мэнсона, и они сейчас на его глазах самым зверским образом расправляются с несколькими несчастными сопляками, а ему ужасно повезет, если он успеет испустить дух до того, как эти уроды вспомнят о его существовании и займутся им всерьез. Он сдохнет тут, и никто не придет на помощь, его закопают где-то, как собаку, или вообще съедят, и Донна даже не узнает о его участи.

Донна! Проклятие, она же подумает, что он бросил их с Тэдом!

Как вообще до всего этого дошло? Как и за что он, ничем не примечательный рекламщик, попал прямиком то ли в «Техасскую резню бензопилой», то ли в «У холмов есть глаза»? Это же просто не может быть правдой! Такое происходит только в кино, но не с настоящими людьми!

Признание Донны обрушилось на него, словно мешок с цементом, и он совершенно не знал, как им всем теперь жить с этим. Он всегда был верным мужем и ни на секунду не представлял себе, что она изменяет ему, поэтому сначала мог только с совершенно идиотским видом хлопать глазами: как же так, скажи почему, чего тебе не хватало? Вик не мог ни наорать на жену, ни тем более поднять на нее руку, но и выдавить из себя хоть одно слово, отдаленно напоминающее понимание и прощение, он тоже был не в силах. Смотреть на несчастное виноватое лицо Донны и понимать, что она ждет от него некой внятной реакции, было мучительно и невыносимо, поэтому известие о том, что его агентству вот-вот придет конец, он встретил с почти нескрываемым облегчением — ведь появился предлог уехать из города и отвлечься от мысли о том, насколько ветвистые рога красуются у него на макушке.

Дела Вик довольно быстро разгреб настолько, насколько их вообще можно было разгрести, но мысль о возвращении домой, к жене, с которой неловко и стыдно даже встретиться взглядами, и ничего не понимающему сыну, вызывала тошноту. Поэтому он позвонил Донне, сообщил, что ему необходимо немного времени и личного пространства, и поехал, сам точно не зная, куда.

Он останавливался только для того, чтобы переночевать в придорожных мотелях и съесть пару бургеров в забегаловках, а потом снова садился в машину, заводил мотор и безучастно следил за мельканием в окне деревьев, столбов, домов, знаков, отмечающих границу очередного штата. Мэн. Нью-Гэпмшир. Вермонт. Нью-Йорк. Пенсильвания. Западная Виргиния. Виргиния. Северная Каролина. Южная Каролина. Джорджия. Первые два дня в голове Вика стоял полный кавардак, и о том, чтобы остановиться на одной мысли и додумать ее до конца, не могло быть и речи. Хуже всего было от полной невозможности принять хоть какое-то решение и для начала определиться со своими чувствами.

Что теперь делать? Жить в такой атмосфере, какая воцарилась в их доме после того, как джинн вырвался из бутылки — лучше сразу вышибить себе мозги. Разводиться? Попробовать помириться? Основной вопрос заключался не в том, любит ли он Донну: Вик и так знал, что ни на секунду не переставал ее любить. Да, даже через боль, обиду и оскорбленное самолюбие. Наверное, он мазохист… или дурак, или слишком преданный муж. Но дело ведь не только в любви. Сумеет ли он… нет, даже не простить — забыть и больше не вспоминать о мерзкой записке Кемпа, полном раскаяния взгляде Донны, ее путаных и сбивчивых попытках объяснить причины измены (кажется, до конца неясные ей самой), свое вспыхнувшее на секунду и перепугавшее его до чертиков желание ударить ее по лицу со всей силы…

Если он попытается снова жить с Донной, не забыв ничего из этого, у них ничего не выйдет. Все равно что держать под полом покойника: рано или поздно его вонь тебя задушит.

Может, развестись? Наверняка они смогут как-нибудь поделить имущество и общение с сыном… В конце концов, развод — не конец света, у него полно друзей, знакомых и коллег расстались с супругами, и никто от этого, насколько ему было известно, не умер. Любовь к жене? Она когда-нибудь пройдет. Должна пройти…

Примерно на третий день Вик, по крайней мере, наметил себе конец пути. Он доедет до Флориды, посидит немного, не больше недели, на пляже, проветрит мозги и примет решение. Заброшенные дела перестали волновать его где-то в Пенсильвании, ведь снявши голову, по волосам не плачут. Если его бизнес накроется, туда ему и дорога. Главное — решить что-то в своей семье. В основном то, есть ли все еще у него эта семья. Значит, во Флориду…

На следующий день после того, как он въехал в Джорджию, все пошло не так с самого начала. Его всю ночь мучили отвратительные кошмары, в которых Донну и Тэда рвало на части огромное жуткое косматое чудовище с горящими глазами, и он проснулся в холодном поту на мокрой от слез подушке. Сразу же попытался позвонить жене (до этого он связывался с ней раза три, и все было настолько нормально, насколько возможно после всего случившегося), но в проклятом мотеле уже давно не работал телефон. После этого Вик, все больше нервничая и с трудом удерживаясь от искушения просто развернуться и помчаться назад, гнал, судорожно высматривая придорожное кафе, заправку, ферму — ну хоть что-то — и где-то не очень далеко от Стейстборо (или Суайнсборо) на пустынном шоссе потерял контроль над машиной и влетел в столб.

Для него все, как ни странно, закончилось благополучно, так как пострадала лишь его гордость, но капот смялся в лепешку, и реанимировать автомобиль тут, на пыльной дороге посреди нигде, не представлялось возможным. Вик от души пнул колесо, вытащил сумку и побрел вперед — больше ему ничего не оставалось.

Именно тогда у него впервые возникло ощущение, что эта авария изрядно сократила его путешествие. В самом деле, для продолжения поездки к морю нужна была новая машина, и, хоть он мог без особых проблем арендовать ее где-нибудь, желания попасть на пляж в нем значительно поубавилось, словно большая его часть вылетела вон с ударом о столб. К тому же, тревога за семью не утихала и продолжала терзать его, не желая слушать доводы разума и медленно, но верно перерастая в панику. Спустя полчаса Вик не перешел на бег только потому, что из последних сил убеждал себя в полном идиотизме этого: он лишь вымотает себя до полного изнеможения и приползет к этому Стейстборо (или Суайнсборо, или любому другому городу — рано или поздно он ведь должен появиться!) полумертвым.

Не Стейстборо и не Суайнсборо — городок, внезапно появившийся будто из ниоткуда справа в буйной зелени, назывался Плезант Вэлли. Первым, что бросилось в глаза Вику, оказался яркий плакат над домами, возвещавший всем о Ежегодной Годовщине… чего? Кишок и славы? Это как? В следующую секунду он услышал развеселое треньканье банджо, на него со всех сторон налетели местные жители, смеющиеся, улыбающиеся, чрезвычайно радующиеся его прибытию, его затянула в себя красочная колоритная толпа, разряженная в костюмы прошлого века… и он потерялся. Совершенно потерялся.

Вик не смог бы объяснить, что такого с ним произошло, из-за чего у него полностью отключились благоразумие, осторожность, мучительный страх за семью, дурные предчувствия. Если это был гипноз, то когда с ним успели проделать такой фокус? С первых секунд, когда перед ним вырос почтенный седовласый и одноглазый мужчина, с чрезвычайным энтузиазмом потряс ему руку и возгласил: «Добро пожаловать на наш праздник, путник! Я здесь мэр, и меня зовут Джордж Бакман!», когда кто-то из местных любезно освободил его от тяжелой сумки, когда его настойчиво потянули к столу, объясняя, что сейчас он перекусит, а потом будут танцы — в нем моментально разлилась какая-то полусонная одурь человека, которому наплевать на все проблемы, желающему просто повеселиться и не думать ни о чем серьезном.

Возможно, он и вправду устал за последнее время, но это все равно не объясняло то, что всю тревогу за Донну и Тэда с него как рукой сняло с первым же стаканом бурбона. Пусть бурбон и был великолепен. Нет, надо признать, он практически сразу поинтересовался у мэра Бакмана, где тут можно позвонить, получил бодрый ответ, что телефон им «даром не сдался, и без него хорошо», и… сел за стол, а беспокойство будто стремительно схлынуло куда-то, как вода во время сильного отлива. Наверняка гипноз. Больше ничем это не объяснишь.

Раньше Вик не присутствовал на реконструкциях времен Гражданской войны и особо не интересовался такими вещами, но сейчас ему все казалось донельзя органичным. И едкий, порой соленый юмор его новых знакомых — сначала он был настолько оглушен дико звучащим для него южным выговором, что даже не всегда понимал, что ему говорят. И обилие флагов Конфедерации вокруг — даже повязка на глазу мэра Бакмана была раскрашена в их цвета, и в своем обычном состоянии Вик нашел бы это как минимум китчевым, если не вызывающе расистским. И подчеркнуто дебиловатые сыновья мэра Руфус и Лестер, которые представляли собой образцы чистых и беспримесных реднеков и определенно пошли не в своего отца, умело отыгрывавшего роль говорливого радушного шута себе на уме…

Пожилая женщина в пышном светлом платье, которую все вокруг называли бабулей Бун, будто сошедшая со страниц Фолкнера, обильных такими сильными, твердо знающими свое предназначение в жизни леди. Ее внук Хаклбилли (которого Вику все время хотелось по аналогии с Марком Твеном назвать Гекльбилли) — придурковатый парень, но без намека на добродушие Руфуса и Лестера, скорее уж типаж тех мелких ублюдков, которые закидывают камнями собак и вешают кошек. Харпер Александр — элегантный молодой человек, чрезвычайно хорошо воспитанный, настоящий «южный джентльмен» вроде хрестоматийного Эшли Уилкса, умеющий непринужденно поддержать разговор на любую тему. Иногда Вику казалось, что с ним за одним столом сидят, заботливо подкладывают ему еду на тарелку, подливают бурбон, участливо расспрашивают о его путешествии не живые люди, а маски. Или, к примеру, актеры, получившие задание играть все возможные штампы о южанах, к тому же доводя их до полного неприличия — куда там Дьюкам из Хаззарда! Тем не менее, в тот вечер его устраивало все. Реконструкция так реконструкция.

Он до отвала наелся восхитительного рагу, не менее потрясающих персиков (да, Джорджию не зря зовут «персиковым штатом»), изрядно набрался впервые за несколько лет, и ему стало фантастически хорошо. За столом то и дело появлялись еще гости, проезжавшие мимо и привлеченные музыкой, пением и веселыми выкриками. Несколько направляющихся на пляж студентов из Калифорнии: веселые, пропахшие травкой юноши, суммарный разум которых был равен интеллекту средней овцы, и девушки, до глубины души потрясенные тем, что Харпер Александр поцеловал каждой из них при знакомстве руку и отодвинул стул, усаживая за стол. Очень приятная интеллигентная супружеская пара средних лет из Вайоминга. Коммивояжер из Огайо, которому хватило получаса, чтобы вконец окосеть. Наконец, Джек, симпатичный и обаятельный студент из Университета Мемфиса, который заодно также являлся уроженцем Теннесси — и нельзя было не заметить, что его, как собрата-южанина, жители Плезант Вэлли поприветствовали особенно сердечно.

От обилия умопомрачительно красивых девушек, которым чрезвычайно шли наряды эпохи Гражданской войны, у Вика очень быстро пошла кругом голова, а то, что они все хотели непременно потанцевать с ним, нисколько не помогало протрезветь — впрочем, он все-таки мог гордиться тем, что вел себя приличнее, чем коммивояжер и некоторые из калифорнийских студентов. Ему особенно понравилась одна, с забавным то ли именем, то ли прозвищем Пичес — светловолосая, веселая и буквально источающая сексуальность каждым движением, — но он ни словом, ни жестом не намекнул, что не прочь бы взглянуть на ее… гм… персики в более приватной обстановке. Наверное. Хотелось бы верить. Он еще помнил, что женат и ехал на пляж для принятия важного решения, но с каждой минутой все острее чувствовал, что его путешествие уже закончено. Не только из-за разбитой машины, нет. Просто, возможно, эта авария — знак чего-то? Например, того, что не обязательно обдумывать, разводиться ему или нет, во Флориде. Джорджия тоже вполне подходящий штат для принятия такого решения. Да, точно… Он, как Скарлетт О'Хара, подумает об этом завтра… непременно…

И тут Пичес поцеловала его. Прямо посреди его тирады о тяжести работы в рекламном агентстве — слава Богу, он удержался от того, чтобы плакаться ей на неверную жену, разбившую ему сердце, а то вышло бы совсем некрасиво.

— Не хочешь пойти посмотреть, как тебя разместили? — Ее голос стал чарующе хриплым, посылающим мурашки по телу, а в глазах отражались разноцветные фейерверки — их начали запускать сразу же, как стемнело.

Когда Вик втащил одобрительно посмеивающуюся Пичес в свою комнату, у него уже стояло почти до боли, и он лишь каким-то чудом не кончил, еще не стащив с нее платье. Потом они устроили форменное родео и едва не сломали кровать, задремав лишь под утро. Ему было чертовски хорошо, и он имел некоторое основание полагать, что и Пичес — тоже.

Если Вик и почувствовал злорадство при воспоминании о Донне, то это было не дольше, чем на пару секунд, потому что тогда он совсем не хотел думать о жене. Только не когда его оседлала самая горячая девчонка в его жизни. У него сегодня по плану пьянка и разврат, черт возьми. Завтра, завтра, все завтра…

На следующее утро его разбудил дикий крик во дворе.

— О! Детишки неплохо резвятся перед барбекю! Лестер, олух Царя Небесного, вырезай желчный пузырь лучше! Не хватало еще, чтобы мясо горчило!

Бабуля Бун величественно и одновременно деловито расхаживала по двору, чуть подбирая пышные юбки, чтобы не запачкать их. Если бы Вик находился чуть в лучшем состоянии, он бы подумал, что истинная южная леди, всегда держащаяся с достоинством и отлично знающая себе цену, выглядит посреди этого кровавого месива сюрреалистичней картин Дали, но с каждой секундой ему становилось все хуже, и у него уже не было сил чему-то поражаться.

Или нет. Кажется, все же были.

Два дюжих молодца появились перед гостиницей, толкая перед собой большую грубо сколоченную повозку, а за ними шествовали еще несколько местных во главе с мэром Бакманом собственной персоной, сияющим улыбкой доброго, но невменяемого Санта Клауса. Его единственный глаз горел радостным возбуждением — прямо как у ребенка, который готовится разворачивать гору подарков на день рождения.

— Ну, что тут у нас? Пичес, красавица, никак до барбекю не можешь потерпеть? — Впрочем, в его голосе слышалось лишь какое-то стариковское умиление, а не раздражение. Пичес, доедая последний палец студентки, только пожала плечиком и стрельнула в мэра глазами, а ее жертва, прижав к груди изуродованные окровавленные руки, уже даже не вопила, а скулила, как побитый щенок.

— Что, больно? Да неужели? — деланно удивилась невероятно красивая брюнетка, имя которой Вик не запомнил, потому что большую часть вчерашнего вечера не так уж скрытно пялился ей в декольте. Внезапно ее черные глаза вспыхнули от лютой ненависти, лицо исказила какая-то животная злоба. — Когда я перерезала себе горло, чтобы не достаться вонючим янки, и мне было больно! Ничего, потерпишь, у тебя тоже все скоро закончится.

По брюнетке словно прошла странная рябь, и на секунду Вик почти ясно увидел на ее шее длинный глубокий разрез, зияющий, словно алая Марианская впадина, но в следующее мгновение все исчезло. Очевидно, у него предсмертные галлюцинации.

— Так-так, кто это тут у нас? — Мэр Бакман послал такую радушную улыбку в сторону коммивояжера из Огайо, которого как раз вытаскивали из повозки Лестер и Руфус, будто перед ним предстал давно потерянный родственник. Одновременно он натягивал на правую руку странную перчатку с торчащими из пальцев длинными бритвенными лезвиями. — Это ведь тот самый шутник, который интересовался, все ли мы тут женимся на своих сестрах! Я как раз хотел тебе сообщить, паренек…

Коммивояжер уже определенно не хотел получить ответ на свой вопрос: он слабо и бестолково бился в ручищах Руфуса, и по его брюкам расползалось мокрое пятно.

— Ну и длинный же у тебя язык, я еще вчера заметил! Укоротить бы, а? Держите-ка его крепче, парни! И рот ему раскройте пошире. — Бакман так выразительно провел одним лезвием по другому, что сомнений в его намерениях не оставалось.

Вик снова отвел глаза, заметив, что народу вокруг прибавилось: тут собрался уже едва ли не весь Плезант Вэлли, в том числе дряхлые старики, прелестные девушки в пышных платьях, совсем маленькие дети. Никто не выказывал ни малейшего страха или отвращения при виде разворачивающейся перед ними резни, наоборот, их лица выражали свирепое одобрение и нескрываемый голод. Некоторые, принюхиваясь к запаху крови, уже, кажется, пропитавшей тут все, откровенно облизывались. Хаклбилли Бун, едва не приплясывая от восторга, держал в руках головы интеллигентной пары из Вайоминга — судя по их умиротворенным лицам и закрытым глазам, они хотя бы умерли во сне. Парочка музыкантов лихо наяривала на скрипках какую-то старую песенку… вроде бы про Юг, что восстанет вновь.

Уже не могло быть сомнений: то и дело на ком-то из этих уродов мелькали кровоточащие раны, от пуль и холодного оружия — непонятно какого, Вик в этом не разбирался. Появлялись на секунду и тут же пропадали.

Его взгляд упал на, кажется, единственного оставшегося в живых из гостей этого развеселого городка (самого Вика, пожалуй, уже можно было не считать) — студента из Мемфиса. Несчастный являл собой ходячую иллюстрацию к выражению «белый, как полотно». Он не кричал и не бился в истерике, а стоял очень прямо, молча переводя взгляд огромных темных глаз с одного растерзанного трупа на другой, будто не в силах поверить, что все это происходит на самом деле, и явно боялся даже пошевелиться. Парня можно было понять, ведь рядом с ним стоял Харпер Александр и придерживал его за плечо — вроде бы невзначай, но попробуешь вырваться, и рука стиснет крепче железных клещей.

— Ну, не волнуйся так, Джек. Спокойно, малыш, ты просто еще не понимаешь, что тут происходит. — Несмотря на успокаивающий, почти ласковый тон, в глазах Харпера застыла расчетливая холодная жестокость. — Тебе нечего нас бояться, никто тебя тут не тронет. Ты же из Теннесси, ты наш. Мы все — южане милостью Божьей. Я потом отвезу тебя до соседнего города и даже не попрошу, чтобы ты не бежал к шерифу. Наоборот, отправляйся сразу к нему. Он ведь тоже южанин, и он все объяснит тебе. Ты поймешь, что сегодня за день и почему мы в своем праве. Более чем в своем. — Сейчас посреди лба Харпера отчетливо виднелась маленькая круглая дырка, вокруг которой запеклась кровь. — Возможно, на следующий год ты захочешь присоединиться к нашему барбекю, почему нет? Я… все мы будем рады. Приезжай ровно через год.

А и в самом деле, неожиданно осенило Вика, что это они отмечают? Вчера вечером кто-то обмолвился, что взятие Плезант Вэлли войсками генерала Шермана в 1864 году… но с какой это стати южанам так весело праздновать свое поражение от северян? Как жаль, что эта логичная мысль не пришла в его голову вчера…

— Ну надо же, еще жив! — Кажется, мэр Бакман, дожевав язык коммивояжера, соизволил обратить внимание на Вика. — Крепкий попался!

— Ему уже недолго осталось, — произнесла очевидное всем Пичес. — Я им займусь. Ничего не хочешь сказать напоследок, мистер Реклама?

В данный момент Вику хотелось не говорить, а вместе с Донной укладывать Тэда спать, читать ему сказку, распахивать дверцы шкафа, показывая, что там нет никаких монстров… Вот только делиться этим со сборищем полоумных изуверов он не собирался.

— Пошла ты в ад, бешеная сучка. — Конец фразы несколько смазался, так как кровь все-таки полилась изо рта.

— А ты думаешь, откуда мы все вышли? — Судя по улыбке во весь железный рот, приближающаяся к нему Пичес нисколько не обиделась. В руке у нее поблескивал небольшой, но явно очень острый нож. — Не бойся, тебя я не буду мучить. Для янки ты вполне ничего. Да и умеешь ублажить девушку…

Да, вот и конец его путешествия. Кажется, он все-таки принял решение… но какой теперь в нем толк?

Вик молил о том, чтобы Бог хранил его семью от всех чудовищ этого мира: и от тех, что в шкафах, и от прочих, что куда страшнее. И еще о том, чтобы в последний миг жизни как наяву увидеть первое свидание с Донной: как в темноте кинозала он долго набирался смелости взять ее за руку, как она улыбнулась тогда и переплела их пальцы…

И еще о догадливом полицейском — хотя бы об одном.

Лезвие ножа впилось в его шею, и он уже не молил ни о чем.

***

— Тэдди! Тэд! Открой глаза! Посмотри на меня! Тэдди, пожалуйста, очнись, только очнись!

Сын потерял сознание уже пять минут назад и не приходил в себя, сколько бы Донна ни трясла его. В ранах на животе и ноге будто медленно проворачивали ножи. Воздух в безнадежно сдохшем «Форде» раскалился, словно в преисподней, а снаружи бродил ее личный демон. Монстр, уже ничем не напоминавший добряка Куджо (да и вообще не похожий ни на одну реальную, земную собаку), стоял на изуродованном трупе шерифа Баннермана, хрипло дыша и капая пеной из окровавленной пасти. Он явно отдыхал перед очередным штурмом машины Донны и не сомневался, что рано или поздно доберется до нее и Тэда. Никуда они от него не денутся. Вокруг по-прежнему не было ни души. Да если и появится кто-то — Куджо и ему вырвет кишки, как Баннерману, только и всего. Вик? Боже, пусть он не возвращается сейчас, не надо! Она не вынесет, если увидит, как это чудовище убивает его… Но что же делать ей и Тэду?

Кажется, их путешествие подошло к концу. Проклятая сломавшаяся машина…

@темы: фики

---

"Black Is the Colour"

Название: Black Is the Colour
Переводчик: я
Бета:  axiomatica,  kasmunaut,  Mrs N
Оригинал: archiveofourown.org/works/74651?view_adult=true , разрешение получено
Каноны: «Гарри Поттер», «Властелин колец»
Размер: мини, 2 274 слова в оригинале, 1 891 слово в переводе
Пейринг/Персонажи: Ангмарский Король-Чародей/Северус Снейп
Категория: слэш
Жанр: крэк. Лютый крэк. PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Где же плохие парни достают свои сексуальные шмотки? И что происходит в раздевалках?
Примечание/Предупреждения: жуткий ООС, даб-кон


Этот магазин являлся одним из символов торгового центра «Перекресток миров»: ему было почти столько же лет, сколько самому центру. В нем царили запах и дух древности, затхлости и старого качественного дерева — столь же редкие в «Перекрестке миров», как и в любом другом торговом центре.

Возможно, частично из-за своей уязвимости и традиций его изделия не выходили из моды. Магазинчик много раз переименовывали, но по мере того, как объединялись источники информации, а старые истории возникали снова и снова в вечно и меняющемся виде, ему стали придумывать более расхожие названия. Последнее было куда откровеннее и нагляднее остальных: «Брэм Карпатский. Лучшая мужская одежда для злодеев».

Магазин все еще был красив и определенно эксклюзивен: обладатели невинных глаз, не умеющие презрительно улыбаться и шипеть, бесхитростные, самоотверженные, неустрашимые и благородные чувствовали, что им тут не рады, как нигде больше, и всегда избегали его. Возможно, детям, как начали поговаривать, действительно больше не нравились шаблонные злодеи, но старые штуки вроде встречи по одежке все еще честно работали. Анархия еще не победила.

Новые модные веяния сюда тоже не особо проникали. Хотя в магазине находилась также секция с одеждой цвета густого багрянца, мужественного хаки, зеленого или темно-синего, ботинки, костюмы, плащи, шляпы-федоры и ковбойские шляпы на большей части полок и стеллажей были одного цвета. Траурные. Цвета гагата. Эбенового дерева. Вороного крыла. Кладбищенского интерьера. Безлунного неба. Вакуума. За пределами горизонта событий. Свежеположенного асфальта. Ну, вы поняли. С помощью этой ограниченной, но выразительной палитры и любой ткани портные Брэма могли создать отличный жуткий и в то же время элегантный образ почти любому вежливому злодею или негодяю с черным сердцем.

В этот вечер к Брэму пришел высокий, импозантный, одетый во все черное человек — хотя кто из посетителей этого магазина выглядел иначе? Стараясь не особо смотреть в зеркало на свои жирные волосы и орлиный нос, он увлеченно, ласкающими движениями перебирал превосходно сшитые габардиновые мантии — отличная защита от сырых ветров Шотландии. Как раз, когда его полностью захватила красота зимней мантии, подбитой чернобуркой, он краем глаза заметил незнакомца в черном плаще с капюшоном, ещё более высокого, чем он сам, который стоял слишком близко, чтобы оставаться незамеченным.

В этом не было ничего необычного. Клиенты Брэма специализировались на запугивании, так что неудивительно, что иногда они тренировались друг на друге на этой традиционно нейтральной территории Темной Стороны. Но именно у нашего героя были причины волноваться: ведь, хотя он все еще находился под влиянием своего стиля — тот ему шел, да и другого он не знал, — у него были серьезные причины сомневаться в том, что он является честным злодеем. В глубине своей мрачной души, разумеется, он знал — считается! — потому что никто больше в этом не сомневался. И все-таки непопадание в архетип могло оказаться фатальным. Поэтому он замер на мгновение и приготовился, развернувшись, взглянуть в лицо существу, из-за которого его личное пространство стало неприятно холодным и сырым даже по стандартам подземелий. Он ощутил дыхание склепа, но, прежде чем успел осознать это, почувствовал, что его дергают за рукав. Прикосновения здесь были запрещены. Это уже означало что-то серьезное.

Существо прошипело холодным высоким голосом, от которого побежали мурашки даже по негнущейся спине давнего путешественника:

— Ты видел Бэггинс-с-с-с-са?

Человек наморщил лоб. Левое предплечье нисколько не горело. Значит, не один из них.

— Кто такой Бэггинс? Я не знаю его и не знаю ничего о нем. Не думаю, что он когда-то у меня учился.

Высокое и весьма величественное существо принюхалось. Человек попытался разглядеть его лицо, но увидел лишь нездоровый блеск глаз — будто звезды светились под грубым черным капюшоном.

— Идем в примерочную, — произнесло это создание, поманив его неестественно длинным пальцем в черной кожаной перчатке и перебросив плащ через руку — или то место, где должна была находиться рука.

Человек заколебался, исподтишка нащупывая палочку во внутреннем кармане мантии. "Какого черта, — подумал он. — Я могу что-нибудь узнать. Не думаю, что ему можно причинять мне вред". У него был и еще один мотив, но на этой стадии он еще не был готов признать это. Как минимум, он мог бы выяснить, что это за создание, каковы его цели — кроме двух очевидных, из которых он, кажется, мог помочь только с одной.

Существо не было мастером разговоров.

— Где Бэггинс-с-с-с-с? — раздалось требовательное шипение.

— Ну я же не прячу его под мантией! — огрызнулся человек, пытаясь отстранить цепляющиеся за него костлявые руки. Он невольно заметил, что там, где они к нему прикасались, его тело слегка холодело и немело, и это было так непохоже на обычный предполагаемый эффект, что начинало завораживать. — Кто ты? Это твоя большая черная лошадь в тяжелой броне стоит снаружи?

Существо склонило пустое место, где должна была находиться голова. Кажется, под капюшоном блеснула корона.

— Да. А ты?..

— Если тебе интересно, я прилетел сюда на метле.

— Вес-с-с-сьма по-женс-с-с-ски.

— Это же не я лапаю незнакомцев в раздевалке.

— Лапаеш-ш-ш-шь… с-с-с-с-ейчас-с-с-с-с-с…

Он оттолкнул руки существа.

— Кто ты такой? — Он выпрямился во весь рост, но все равно был ниже, чем его… собеседник. Ну и ладно. — Я Северус Снейп, Мастер Зельеварения в Школе Чародейства и Колдовства Хогвартс. — Нет, это звучало не так зловеще, как он надеялся.

— Когда-то я был Королем-Чародеем Ангмара… теперь я Повелитель Небытия, и с-с-с-служу лиш-ш-ш-шь одному Хозяину.

Ну что же, хорошо…

— О, тогда не стану переходить дорогу твоему хозяину. Думаю, что ты не страдаешь ничем, чего бы не смогло исправить Зелье Материальности в сочетании с каплей Зелья Устранения Помех Речи, но мне уже пора…

— Подожди-и-и-и… — выдохнуло существо, и Северус оказался вжатым в стену примерочной, в то время как свет ламп потускнел (остальные покупатели были к этому совершенно привычны). — Я хочу узнать тебя ближе. Мой Хозяин все видит, и он требует это. Ес-с-с-сли хочешь увидеть меня…

Северус заглянул в бездонную темноту между горящими глазами и посмотрел на перчатку — не ту, которая пригвоздила его к стене, словно бабочку, а другую. В ней было…

— Ты должен надеть это кольцо…

— Нннет… — запнулся Снейп. — Я не готов принимать серьезные обязательства…

Впрочем, кольцо было весьма симпатичным, оно манило обманчиво безопасным золотистым светом, хотя Северус и не сомневался, что в его черном камне хватит глубины, чтобы спрятать потерянную душу. Еще он не понимал, какого черта вообще что-то принимает от существа, чем-то схожего с необычайно харизматичным дементором.

Прежде чем он осознал это, кольцо оказалось у него на пальце. Он сам его надел? Не мог вспомнить.

И вот он смотрел на горделивое существо, которое сейчас мерцало бледным огнем, как грибница, — скелетообразное, с квадратной челюстью, странным образом красивое, но при этом свирепое и отвратительное, мертвенно-холодное и все же горящее изнутри скрытым чудовищным желанием. Оно ухмылялось и решительно расстегивало плащ.

— Что… что с тобой случилось? — Снейп ахнул, его кожа на шее пошла мурашками от холодного дыхания.

— Это все кольцо, с-с-с-с-смертный глупец, — прошипело существо, и его рука двинулась вниз. Теперь, в сумерках между мирами живых и мертвых, Снейп мог ее ясно видеть и чувствовать. Он хотел вырваться, пока не стало слишком поздно, но каким-то образом понял, что опоздал. И физической, и ментальной силой Король-Чародей заставил его опуститься на колени. Снейп застонал, но в то же время подумал, что уже давно не сосал член какой-нибудь нежити. Сейчас, когда он уже взрослый мужчина и устал от гиперсексуального мальчишеского распутства (которое в первую очередь и привело его в Пожиратели Смерти), он надеялся, что это будет по меньшей мере чем-то новым, отличным от прежнего.

Он попытался запротестовать для проформы:

— Вообще-то, я обычно сверху…

— Я — король назгулов, а ты — с-с-с-с-слабый человек, обреченный умереть…

— Ну, я — волшебник…

Король назгулов сплюнул на пол эктоплазмой:

— Ни один волш-ш-ш-шебник не может противос-с-с-стоять вс-с-с-сей с-с-с-силе Девяти.

Он имел в виду дюймы, догадался Снейп, когда перед ним расстегнули черные кольчужные штаны. И сделал глубокий вдох.

Холодный. Холодный, разложившийся, протухший, заплесневевший, влажный, как болото: вот каким ощущался член этого лича, и все же Северус Снейп всегда гордился своими железным желудком и невосприимчивым горлом — долго ли Мастер Зелий смог бы протянуть без них? Невозможно, но, кажется, холодная перчатка на его затылке чуть потеплела, пока он работал умелыми, хоть и слегка отвыкшими, губами и языком. Он поднял подрагивающие руки — всегда краешком полузакрытого глаза видя кольцо, — и обхватил ладонями хрупкие бедренные косточки Короля-Чародея. Тот подался вперед и надменно, со смаком трахал рот Северуса.

Затем рука до боли стиснула его волосы, и Снейп почувствовал, что его рывком поднимают и он смотрит в это блеклое, мерцающее, безжизненное лицо.

— Хозяин хочет пос-с-с-с-смотреть, как я тебя трахну.

Это довольно странно, подумал Северус уже в полуобморочном состоянии. И назгул совершенно точно не договаривался с ним о стоп-слове. Сама мысль об этом словно электрическим зарядом пробила нервную систему Северуса, и, когда его впечатали грудью в стену, он не мог больше отрицать, что его член затвердел, как окоченевший труп. Последней полусознательной мыслью было облегчение, что персонал Брэма хорошо понимал намеки и как раз поэтому предусмотрительно держал в каждой примерочной горшочек со смазкой — ведь примерочные часто использовались в этих целях. И он уж точно почувствовал, как в него проникает костлявый палец, смазанный чем-то липким и холодным — но оно все равно было теплее члена назгула.

Когда существо, далеко не нежно растянув Снейпа, вошло в него, тот вскрикнул от дикой смеси боли и удовольствия, с надеждой, что у этого Хозяина, где бы он ни был, от такого тоже встанет. Призрак Кольца сильно засаживал ему, скользя вперед и назад расчетливо и обдуманно, и это заставляло Северуса извиваться и завывать самым унизительным образом. Когда вокруг ноющего члена Снейпа сомкнулась рука, он так застонал, что его точно услышал весь магазин. Да, собственно, слышен был уже грохот двери примерочной от того, как его долбило это существо. Снейп смутно сознавал, что кусает собственную руку — ту, которая находилась между его лицом и стеной, ту, на которой было кольцо. Если бы он уже почти не лишился чувств, то мог бы поклясться, что оно слегка пульсирует вокруг его пальца, то расширяясь, то сжимаясь, будто волшебный золотой сфинктер.

Снейп и Король-Чародей медленно осели на пол. Когда настойчивые удары холодного члена в простату и ритм крепко сжимающей его член костяной руки достигли лихорадочно жестокого уровня, Снейп испустил ужасный задушенный вопль и яростно кончил, залив стену семенем. Призрак Кольца чуть отстал: он еще раз жестко втиснулся в него, будто хотел достать до сердца, и запульсировал внутри безжалостным камертоном. Ветер подхватил протяжный вой — крик злого и одинокого создания. Этот вопль то затихал, то набирал силу, и закончился на высокой пронзительной ноте.

Время будто замерло, пригвожденное, и там в самом деле было чему пригвождать: Снейп застыл, словно его парализовало, выгнув спину и угасая от смертоносной эякуляции моргульского члена. Его тело немело, сознание затуманивалось…

Это совсем не обычная посткоитальная нега… нет, я умираю… не сейчас… Думая это, он соскальзывал во тьму, а Король-Чародей покинул его тело и угрожающе навис над ним. Снейп отчаянно ощупывал остатки своей мантии, валявшиеся под черными кольчужными сапогами, и тут его дрожащая рука стиснула палочку. Из последних сил оставаясь в сознании, Северус простонал:

— Экс… Экспекто Патронум…

Уже почти в обмороке, он увидел, как серебристый образ богоподобного спасателя из Брайтона, которого он повстречал в четырнадцать лет, встал во весь рост и завертелся вокруг этой темной твари. Призрак Кольца зашипел и отпрянул назад, и кольцо слетело с ослабевшей руки Северуса. Оно снова оказалось на черной перчатке, и существо исчезло.

Северус чуть полежал, приходя в сознание, а потом медленно поднялся на трясущиеся ноги и, насколько смог, привел себя в порядок. Он оделся, некоторое время постоял, прислонившись к двери, и вывалился в зал магазина. Назгул все еще был там. На глазах Снейпа он скользнул к новому высокому незнакомцу в черном — тот носил черепообразный шлем и маску и, кажется, имел какие-то дыхательные проблемы, — и снова прошипел:

— Ты видел Бэггинс-с-с-с-са?

"Вот зомби-шлюха", — подумал Снейп, выскользнув из магазина. Мелькнула мысль, что, возможно, он уже слишком стар для всего этого. Он решил снизить обороты и делать с этих пор побольше покупок на Диагон-Аллее.

Далеко-далеко, в другой стране, в темной башне огромный красный глаз наполовину закрылся в пресыщенной дреме.

@темы: фики

---

"Выживание вида"

А концепция этого фика мне, между прочим, приснилась.

Название: Выживание вида
Автор: я
Бета:  kamili-kem,  Mrs N
Каноны: «Звездные войны», «Чужой»,

спойлер

«Мертвые души»
Размер: мини, 1 687 слов
Пейринг/Персонажи: Королева Чужих, Дарт Вейдер, Люк Скайуокер, Чужие, штурмовики,

спойлер

Павел Иванович Чичиков, Степан Плюшкин
Категория: джен
Жанр: экшн, драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Новый Император Далекой Галактики решает избавиться от опасных космических соседей
Примечание/Предупреждения: 1. Смерть персонажей; 2. Явное АУ в отношении "Звездных войн" (и еще кое-чего ); 3. Напрямую процитированы два абзаца

спойлера

«Мертвых душ».


Кажется, ей и ее детям пришел конец. Страшно это признать, но надежда на другой исход таяла на глазах.

Огромный, жуткий и бесшумный корабль вынырнул словно из ниоткуда. На нем оказалось много, очень много солдат в белых доспехах, и они явно знали, кто именно находится на заброшенной космической станции, потому что сразу же бросились в атаку. Их вел высокий человек во всем черном, со шлемом, полностью закрывавшим голову, и странно размеренным, глубоким и шипящим дыханием, и было в нем нечто, заставившее ее содрогнуться от ужаса. Он сразу же уверенным шагом направился к ее убежищу, ни на мгновение не останавливаясь, будто наверняка чуял, где она находится. Несколько сыновей, охранявших ее, бросились вперед, но шедшие за черным человеком солдаты тут же начали палить по ним из странных пистолетов, которых она раньше никогда не видела: их светящиеся заряды били так мощно, что пробивали панцири, и ее дети зашатались, истекая кислотой… Тут она вынуждена была оборвать яйцеклад (его, несомненно, растопчут и разотрут по полу, но тут уже ничего не сделаешь) и выпрыгнуть из гамака, в слепой ярости кинувшись на врагов. Когда у черного человека в руке вспыхнула ярко-красным светом непонятная палка, и он одним движением срубил ей лапу, а вторым снес бы голову, если бы она вовремя не метнулась в сторону и отделалась потерей половины гребня, ярость уступила место страху. Тогда она изо всех сил помчалась в комнату, где находились два яйца, полностью сформировавшихся, готовых раскрыться. Их надо было защитить в первую очередь: остальные ее дети могут и будут драться.

В большом зале станции ей первым делом на голову обрушилась подрубленная кем-то тяжелая перегородка, придавив к полу. Невероятным усилием сбросить ее и вскочить… От удара, пришедшегося прямо по обрубку гребня, помутилось в глазах, и она, кажется, временно оглохла, потому что вокруг словно кто-то выключил звук. Встряхнуть головой, забыть о боли — она не должна останавливаться, у нее есть цель, и надо двигаться к ней…

Вокруг царил хаос из ее детей, сражающихся с вторгшейся армией, бьющих во все стороны вспышек света (это выстрелы, от них надо уворачиваться), брызг крови, разлетающихся ошметков тел, и ей предстояло пробиться сквозь него. Зрение все еще дрожало и прыгало, и взгляд выхватывал отдельные, будто застывшие сцены. Орущий во всю глотку солдат, которому под шлем удачно (не для него, конечно же) попала кислота, и он судорожно сдирал с себя этот шлем, а заодно и прилипшую изнутри к нему кожу лица: плоть растворялась на глазах и стекала вниз, обнажая белые кости черепа, и этот череп, тараща глаза без век, все вопил и вопил, потому что его обладатель никак не умирал. Другой враг, стреляющий направо и налево, хотя у него из груди торчали сразу два наконечника хвостов, пробивших его насквозь — почему он еще не парализован ядом? Один из ее сыновей, ухвативший солдата поперек тела, сорвавший с него шлем и методично долбящий его головой в стену: с каждым ударом вмятина в черепе, в котором хлюпало непонятное серо-красное месиво, становилась все глубже и больше, туда проваливались все новые обломки костей.

Увы, солдат в белых доспехах прибыло слишком много. Хоть и не все из них стреляли метко, но силы были явно не равны: она видела, как повсюду в зале ее дети падают, чтобы больше не подняться. В гуще сражения молнией метался какой-то юнец — да, несомненно, очень молодая человеческая особь — в светлой одежде, в его руках так и ходила туда-сюда светящаяся зеленая палка, и каждый раз, опустившись, отсекала голову, лапу или хвост у кого-нибудь из ее рода. Она с большим удовольствием бы сбила эту гадину с ног и залила кислотой так, чтобы расплавились не только мягкие ткани, но и позвоночник, чтобы на полу осталась одна дымящаяся кровавая лужа с головой посередине — голову не надо трогать, чтобы он, пока еще жив, осознавал, что с ним случилось. Если метнуться наперерез юнцу, то в три прыжка его можно достать…

Живот и плечо взорвались чудовищной болью: двое солдат выскочили прямо перед ней и выпустили светящиеся заряды в упор. Зря подошли так близко… пробить одного хвостом и швырнуть в стену, второго схватить лапами и прямо в доспехах рвануть изо всех сил в разные стороны… он отлично рвется и смешно дергает руками, будто хочет удержать таз, отделяющийся от поясницы, укрепить вытягивающийся и ломающийся позвоночный столб… Напоследок откусить ему лицо — хотя он наверняка уже мертв, так что это напрасная трата времени. Что там из него вывалилось на пол? Кишки? Печень? Неважно, лишь бы не поскользнуться на них…

Боль… какая же боль… просто непереносимо. Кажется, она не бежала, а плыла в волнах боли, и они при каждом движении грозили захлестнуть ее с головой. В плече образовалась дыра, и в ней, кажется, засел кусок расколовшегося панциря, а что творилось в животе и остался ли там хоть один неповрежденный орган, лучше было не думать. Кажется, там что-то булькало, и кислота из раны струилась по ногам.

На пороге комнаты, где хранились яйца, она рухнула на пол, издав хриплый вопль: все заволокло черной пеленой, и больно было от самого воздуха. Наверное, из живота что-то вывалилось. Неважно. Или у нее отказывает слух, или шум сражения затихает, а это значит, что медлить нельзя. Если она уже не может держаться на ногах, надо ползти.

Впихнуть яйца в спасательную капсулу, оставшуюся тут от предыдущих обитателей станции. Нажать пару кнопок на панели — дверь отъехала в сторону, медленно-медленно… или ей это казалось из-за затуманенного зрения? Катапульта выкинула капсулу в темно-синюю бездну, и та тут же пропала из виду. Дверь так же неспешно поползла обратно…

Может, выброситься вслед за своими детьми? Она не сможет больше ничем им помочь, она скоро умрет, это уж точно, но, может, умирать в космосе лучше, чем от руки этого черного человека или его солдат? Они не смогут порадоваться ее смерти, взять ее голову в качестве трофея и хвастаться ею. Ей надо только доползти до проема, пока дверь не закрылась, и вывалиться наружу…

Она дернулась и неудачно перевалилась на бок — как назло, на тот, где из обрубка лапы все еще капала кислота. Взревела от боли, снова пронзившей все тело, и услышала, как позади отъезжает дверная панель. Поздно. Уже поздно, ей не удастся выбраться наружу хотя бы для того, чтобы умереть так, как она хочет.

На пороге выросла высокая фигура в черном, словно сотканная из самой тьмы космоса, куда ей все же удалось отправить двух своих детей. У них есть шанс… да, есть. А вот у нее, видимо, нет, и все-таки… Может, получится хотя бы облить его кислотой, если та еще в ней осталась…

Она еще успела невероятным усилием вскинуть себя наверх и даже почти поднялась на ноги, но черный человек взмахнул рукой — и словно железные клещи вздернули ее в воздух, безжалостно сдавив раненое плечо, и с чудовищной, сокрушительной силой швырнули об стену.

Даже сквозь постоянный жужжащий шум в ушах она услышала хруст собственного позвоночника, ощутила, как его обломок прорывает панцирь на спине — похоже, ее практически переломило пополам. Глубоко вдохнуть было невозможно, двинуться — тем более. Ей оставалось лишь смотреть, как враг, не торопясь и по-прежнему так же размеренно, почти механически дыша, подходит ближе, как рядом с ним словно из ниоткуда появляется еще один — в светлом, ниже ростом и тоньше, и в руках у них пульсируют светом те самые палки.

— Полагаю, честь срубить ей голову принадлежит тебе, сын. — В глухом голосе, доносящемся из-под шлема, ясно слышались гордость и любовь. Безусловная любовь… какую и она чувствовала к своим детям. — Славная была битва. Сражаться вместе у нас определенно получается лучше, чем друг с другом.

— Так мы всех их перебили? — Юноша слегка запыхался и раскраснелся, его глаза — голубые, с золотистыми проблесками — горели от азарта и восхищения отцом. — Совсем всех?

— Хотелось бы надеяться. — Рука в черной перчатке ласково взъерошила светлые волосы. — Эти твари давно уже мешают нам осваивать галактику, и я знал, что рано или поздно с ними придется покончить… Подойди к ней ближе, не бойся, она практически парализована. Вот так… А теперь руби голову, только сразу и одним ударом. Всегда добивай поверженного врага, не оставляй его мучиться — это недостойно воина.

Сейчас все закончится. Но, по крайней мере, эта двуногая тварь ошибается. Перебили не всех, не всех, и если только…

***

Когда световой меч обрушился на шею Королевы Чужих, и ее изуродованная голова покатилась по полу, спасательная капсула с последними из ее потомства мчалась сквозь бескрайнее космическое пространство, все вперед и вперед, в другие галактики, к планетам, о которых один из самых великих полководцев Империи и не слышал — к огромному счастью для них.

При входе в плотные слои атмосферы одной из планеты капсула начала разрушаться и только чудом не рассыпалась совсем: иначе яйца вряд ли бы уцелели. Вторым чудом было то, что капсула рухнула на землю поздним вечером, когда уже стемнело и вокруг никого не было, и попала в навозную кучу, которая смягчила падение. Утром слабые, трясущиеся от волнения руки извлекли ее оттуда, небрежно протерли сорванным рядом лопухом и жадно прижали к груди — такую занятную штуковину никак нельзя было потерять!

***

Гостю определенно не нравились ни холодный, чудовищно заваленный вещами дом, ни тем более грязный, засаленный и явно находящийся не совсем в здравом уме хозяин этого дома, а от предложенного ему «славного ликерчика» в пушистом от пыли графине его аж передернуло. Впрочем, целью его поездки было отнюдь не получение удовольствия, так что он продолжал приятно улыбаться, любезничать, выражать участие и как можно убедительнее растолковывать собеседнику всю выгоду своего предложения.

— Да мы вот как сделаем: мы совершим на них купчую крепость, как бы они были живые и как бы вы их мне продали.

— Да, купчую крепость… Ведь вот купчую крепость — всё издержки. Приказные такие бессовестные! Прежде бывало полтиной меди отделаешься да мешком муки, а теперь пошли целую подводу круп, да и красную бумажку прибавь, такое сребролюбие! Я не знаю, как священники-то не обращают на это внимание, сказал бы какое-нибудь поучение, ведь что ни говори, а против слова-то Божия не устоишь.

С этими словами он как подкошенный рухнул на пол, будто слово Божие немедленно обрушилось ему на голову с весомостью и убедительностью кузнечного молота. Рухнул и забился в судорогах, бестолково суча ногами.

— Что с вами? — Всполошившись, гость бросился к хозяину. — Что такое?

«Никак, сам хлебнул-таки того ликерчику…»

Из распахнутого в беззвучном вопле рта брызнула кровь, и Павел Иванович Чичиков отскочил, поспешно вытирая ее со своего лица. Совершенно растерянный и ошарашенный, он смотрел, как красное пятно разливается по груди Степана Плюшкина, как под ветхой тканью халата что-то шевелится, и с треском то ли этой изношенной тряпки, то ли ребер что-то рывками выбирается наружу, раздирает плоть, вертит головой, издает первый крик…

@темы: фики

---

"Folie à quatre"

Название: Folie à quatre
Переводчик: я
Бета:  мисс Дженни Рен
Оригинал: archiveofourown.org/works/2369150?view_adult=tr... , разрешение запрошено
Каноны: «Отверженные», «Первый Мститель»
Размер: мини, 3 172 слова в оригинале, 2 761 слово в переводе
Пейринг/Персонажи: Грантер/Анжольрас, Стивен Роджерс/Баки Барнс
Категория: слэш
Жанр: романс, юмор
Рейтинг: R
Краткое содержание: Американцы повсюду. Громкие, шумные, пьяные, излишне тактильные. Вот эти парни Грантеру по вкусу. Он никогда не чувствовал себя более легко. На прошлой неделе были бельгийцы, так они даже спиртным не делились. Нечего и пытаться пить с бельгийцами.
Примечание/Предупреждения: WWII-AU по отношению к "Отверженным"


Американцы повсюду. Громкие, шумные, пьяные, излишне тактильные. Вот эти парни Грантеру по вкусу. Он никогда не чувствовал себя более легко. На прошлой неделе были бельгийцы, так они даже спиртным не делились. Нечего и пытаться пить с бельгийцами.

Американцы просто чудесные. Грантер мигом поладил с одной компанией — и с их бочонком виски. Скоро они стали лучшими друзьями. Перед ним несгибаемые бойцы с передовой и специальных операций. Их навыки смертоносны, а истории — потрясающи. Они называют себя Воющими Коммандос, и Грантер находит это очаровательным.

В конце концов он выставляет собственный бочонок, пусть даже Анжольрас одним гневным взглядом читает ему целую лекцию о трезвости.

Полностью проигнорировав Анжольраса, Грантер развлекает собутыльников байками о Французском Сопротивлении. Он не затрагивает реальную деятельность «Друзей», а привирает с три короба. Затем — вываливает свой огромный запас непристойных сплетен, пока его новые приятели не начинают падать со стульев от смеха. Приятно заставить этих неистовых людей смеяться. Спустя какое-то время даже Анжольрас перестает хмуриться на него из угла.

Один за другим Коммандос, пошатываясь, уходят спать крепким хмельным сном и оставляют Грантера наедине с сержантом. Весь вечер они поглядывали друг на друга с пониманием разумных людей, которые приглядывают за своими командирами.

Американский капитан разговаривает с Анжольрасом уже вечность. Ясно, что сержант не может уйти раньше капитана. Грантер это понимает: он находится в том же положении. Так что они пьют в компании друг друга.

Сержант красивый парень, и был бы вполне во вкусе Грантера — правда, вкусы Грантера начинаются и заканчиваются Анжольрасом. В кои-то веки ему жаль: сержант хорошо сложен, с небрежно взъерошенными темными волосами и манящими голубыми глазами. Его чувственные губы часто улыбаются. Американская военная форма красит мужчин. В другой жизни, месяцев шесть тому назад, Грантер уже увел бы сержанта Баки Барнса наверх и расстегнул бы оливковый ремень, стягивающий его тонкую талию.

Увы, любовь и страна требуют жертв.

— Ваш командир явно, гм, разговорчив, — произносит Баки, наполняя стаканы до краев. Грантер обожает американцев, особенно этого. Он чувствует необычайное родство с ним.

В углу Анжольрас, оживленно жестикулируя, беседует с золотоволосым Адонисом, возглавляющим американцев. Что касается золотоволосых Адонисов, то Грантер вынужден с сожалением признать, что его любимого наконец кто-то превзошел. Анжольрас прекрасен, как цветок, и пылок, как горящий дом, но у этих американцев все всегда получается большим и производящим потрясающий эффект. Стив Роджерс — великолепное произведение искусства. Грантер многое бы отдал, чтобы нарисовать его, и в другой жизни…

Ему весело: Баки оседлал его любимого конька.

— Анжольрас, если ему позволить, запросто проговорит до утра, — предупреждает он. — Он на самом деле это обожает.

— А Стив ему позволит, — стонет Баки, осознав, что они застряли тут на всю ночь. — Его просто зачаровывают люди с убеждениями.

— Значит, все еще хуже, чем я думал, — отвечает Грантер. — Он салютует Баки стаканом и делает глоток, чувствуя после этого себя подкрепившимся и вполне дружелюбным. Нечасто доводится встречать кого-то, кто в том же положении, что и ты сам. Он украдкой бросает взгляд на Анжольраса и видит, что тот тоже на него смотрит, слегка улыбаясь. Грантер улыбается в ответ. Затем он спрашивает Баки: — Вы с ним трахаетесь?

Баки давится виски:

— Что?

— Прошу прощения за мой английский, друг, — говорит Грантер, хотя на самом деле ему ничуть не жаль, — по-испански я выражаюсь куда поэтичнее, а по-итальянски — гораздо дипломатичнее. Я спрашиваю потому, что ты смотришь на своего капитана так, будто хочешь его трахнуть, а он на тебя — словно ты этого так и не сделал.

Баки заливается очаровательным румянцем и приходит в себя, только осушив свой стакан и со стуком поставив его на стол.

— Я не хотел тебя обидеть, — заявляет Грантер и берет стакан, чтобы наполнить его. — Всего лишь несколько месяцев назад я был в такой же ситуации. Друзья помогли мне осознать, что мои чувства взаимны, и теперь я самый счастливый человек на Земле. — Он простирает руки. — Я чувствую, что мой долг — помогать другим достигать этого состояния. Так что спрошу еще раз: вы…

— Слушай, приятель, — поспешно перебивает его Баки и оглядывается, не подслушивает ли их кто. — Не знаю, как на такое смотрят во Франции или в этом вашем Сопротивлении — и я не осуждаю. Но за то, о чем ты говоришь, я могу угодить под трибунал.

— Ты сейчас далеко от дома, сержант Барнс, — перестает улыбаться Грантер. Дело серьезное. В Баки он видит зеркальное отражение самого себя — до того, как убедился в чувствах Анжольраса. Отчаяние, разбитое сердце, невидимые жертвы… Грантер уверенно узнает панику в глазах Баки Барнса. — Ладно, выразимся по-другому. Ты любишь его?

— Больше жизни. — Это сказано автоматически, не задумываясь. Губы Баки сжимаются в ниточку.

Да, Грантер его понимает.

— Ты должен сказать ему.

— Да черта с два, — отвечает Баки. Именно это Грантер кричал Комбеферру, только по-французски. Ему никогда не загладить вину за ту сцену.

— Мы на войне, — произносит Грантер и пьет за павших товарищей. Он не сразу снова обретает голос. — Возможно, завтра настанет твой или его последний день. А, может, сегодня ночью. Ты не можешь этого знать, так что должен быть эгоистом.

Баки украдкой бросает взгляд через плечо.

— Ты не понимаешь. Мы никогда этим не занимались. Стив не такой…

— Вы всегда вместе, — перебивает его Грантер, — разве нет? Вы дополняете друг друга и вместе делите любые испытания. Когда говорят об одном, тут же вспоминают и о другом. Вы неразлучны и накрепко связаны друг с другом. Кажется, это повелось с самого рождения: что один из вас в тени, а другой — на свету. Ну скажи, что я неправ, сержант Барнс.

Баки молчит.

— Мы одинаковы, ты и я, — Грантер мелодраматично понижает голос. — Мы — их темные половины. Они нуждаются в нас, чтобы ярче гореть. Такова наша судьба, и мы можем только надеяться умереть рядом с ними. — Он откашливается, делает глоток и ухмыляется. — С другой стороны, занятия любовью никогда еще не были настолько великолепны, так что от души рекомендую.

Баки все еще насторожен, но уже начинает расслабляться.

— Ты — и…? — Теперь он прилагает огромное усилие, чтобы не оглядываться в угол. А вот произнести имя Анжольраса даже не пытается.

Грантер кивает, гордо, не стесняясь. Он бы пел о любви Анжольраса с крыш, если бы тот ему разрешил. Пока что оставляет это для приватных концертов.

— Мы оба боялись, — рассказывает он. — Но было хуже, когда мы обманывали сами себя, а не кого-то другого. Теперь, когда мы вместе, мы сильнее, и с друзьями меньше разногласий.

Баки вздрагивает, и Грантер думает, что Воющие Коммандос могли бы кое-что поведать о сексуальном напряжении.

— Я… я это запомню, — произносит Баки. Его лицо выдает внутреннюю борьбу, и он не знает, куда смотреть. Наконец, поднимает глаза на Грантера. — Мерси.

— Только никому обо мне не говори, — Грантер приходит в восторг. — Правда, не надо. Анжольрас терпеть не может, когда я лезу не в свое дело.

— Что я терпеть не могу?

На периферии зрения Грантера появляется Анжольрас — словно из-за темной тучи вышло солнце. Рядом с ним — внимательно прислушивающийся Стив.

— Малиновое варенье, — Грантер с обожанием улыбается Анжольрасу. — Изваяние нарушило свой покой! Аполлон сходит со стен Трои! Я уж подумал, что ты обратился в камень. Тут есть стулья, ну знаешь — на них сидят.

— Стоять полезнее для здоровья. — Анжольрас вежливо кивает Баки и говорит: — Грантер, ты здесь закончил?

— Полагаю, да, — великодушно отвечает Грантер. Он подмигивает Баки и встает пожать руку Стиву Роджерсу — интересный опыт. У Стива железная хватка, ослепительная улыбка и бесконечно голубые глаза, говорящие: «Доверьтесь мне: я здесь, чтобы спасти вам жизнь».

В этих бездонных очах трудно не утонуть. Грантер испытывает огромное сочувствие к Баки Барнсу. Ему-то самому приходится иметь дело всего лишь с Анжольрасом, во взгляде которого читается: «Доверьтесь мне: я здесь, чтобы все разрушить до основания».

Грантер и Баки пожимают руки на прощание. Затем Стив и Баки идут в свой лагерь, изо всех сил стараясь не смотреть друг другу в лицо.

Поскольку Грантер ужасный счастливчик и, наверное, заслужил такую жизнь каким-то великим кармическим подвигом в предыдущей, Анжольрас хватает его за локоть, и они поднимаются наверх. Они предпочли занять небольшую комнату над таверной, а не возвращаться на базу «Друзей».

Они немедленно обмениваются собранными сведениями. Делятся всем, что узнали за день и вечер, проведенные с американцами. Курфейрак был прав: оказалось лучше встретиться с ними в таверне, в дружеской атмосфере, а не в лесу. Начало было положено хорошее, а это предвещает успех совместных операций в будущем.

Анжольрас доволен. Он, кажется, доверяет американскому капитану — а такой похвалы редко кто удостаивается — и внимательно слушает доклад Грантера. В то же время он раздевает их обоих — это любимый способ Грантера вести беседу.

— Так что я посоветовал сержанту Барнсу поговорить со своим другом, — заканчивает рассказ Грантер. — Стыд и позор, честное слово.

Анжольрас кивает, расстегивая пуговицы на рубашке Грантера:

— Разделяю твое мнение. — Он смотрит на Грантера, и на его губах появляется озорная усмешка. — Я посоветовал капитану Роджерсу признаться сержанту в своих чувствах.

Грантер покатывается со смеху:

— Неужели? Купидон, переодетый повстанцем. Нет! Спартак снимает одежды, и под ними обнаруживается Эрот. А я-то думал, что ты говоришь только о планах сражений и списках поставок, а еще цитируешь Мулена. — Оставшись без рубашки, он обнимает Анжольраса, который тоже голый по пояс. Тот берется за их ремни. — Капитан тебе сознался?

— Ему это и не потребовалось. Он весь вечер отвлекался на вас, а потом начал задавать о тебе вопросы. Очевидно, встревожился за добродетель сержанта.

— В другой жизни…

— Да-да, — Анжольрас закатывает глаза, но его лицо выражает невозможную нежность. Он вытягивает ремень Грантера из брюк. — Когда я заверил его, что ты не представляешь угрозы, он почувствовал себя свободнее и, кажется, был благодарен, что может кому-то довериться. Не думаю, что раньше он с кем-либо об этом говорил.

— Американцы… — задумчиво произносит Грантер. — Их нация еще такая молодая, поэтому больше ценит грубое варварство, чем античные, испытанные веками любовные отношения.

— Нам нужны эти варвары, — Анжольрас хмурит светлые брови, — и чем больше, тем лучше, если мы хотим получить хоть какой-то шанс освободить…

— Ш-ш-ш… — Грантер берет руки Анжольраса в свои: тот явно напряжен и как раз очень нуждается в его помощи. Он подводит Анжольраса к кровати и заставляет его сесть: тот на ногах уже многие часы, возможно, с рассвета.

Грантер берет на себя задачу избавить их от одежды. Он опускается на колени у ног любовника, чтобы развязать шнурки на его черных ботинках. Он уводит разговор в сторону от его обязанностей. Он убедителен: знает, что, стоит ему встать на колени, и Анжольрас не в силах устоять.

— Думаешь, капитан последует твоему совету?

Анжольрас рад какое-то время говорить не о стратегии Сопротивления. Им нечасто доводится созерцать забавные уловки другой пары с высоты собственных мудрости и опыта.

Анжольрас закрывает глаза, когда Грантер стаскивает с него ботинок и настаивает на том, чтобы помассировать ногу.

— Ему этого очень хочется, хотя и страшно. Они давно уже знакомы, и он не уверен, как примут его признание. Ты прав насчет американского подавления своих желаний. Ах, Грантер, у тебя умелые руки… — Анжольрас открывает глаза и подбирается, словно готовый противостоять несправедливости. — Да, подавление… Бедняга едва мог говорить о том, как уложить кого-то в постель.

Грантер переключается на вторую ногу.

— Я могу припомнить другого капитана, который боролся с тем же самым, — тихо произносит он. Ботинки сняты, ноги размяты, остались только брюки. Анжольрас приподнимает бедра, и Грантер стаскивает их с него, а затем раздевается сам. Он забирается в кровать и принимается массировать шею Анжольраса.

Тот стонет и опускает голову. Его длинные светлые волосы — флаг, знамя, в верности которому клянутся и мужчины, и женщины. У него широкая спина, загорелая от долгих дней под солнцем кожа, худощавое тело стало мускулистым от переходов — и переползаний по-пластунски по разбомбленным виноградникам. У него зовущие к поцелуям губы, красные, краснее, чем куртка, которую он носит в знак пренебрежения к снайперам.

Грантер никогда не перестает относиться к нему, как к святыне, и прикасается к нему с благоговением. Его своевольные речи поддразнивают Анжольраса и помогают тому обрести равновесие.

Анжольрас издает самоуничижительный смешок — он на них сейчас очень даже способен.

— Мне действительно было чем поделиться, — отвечает он. — Я рассказал капитану Роджерсу мою историю — вернее, нашу. О том, как мы вначале не ладили. О том, как я держал тебя на расстоянии, плохо с тобой обращался и винил тебя, что ты ведешь себя соответствующе. Как я все делал, лишь бы показать, что ты мне безразличен, и в то же время сам обращал на тебя внимание. Как я после вмешательства друзей понял, что люблю тебя, и пытался заставить тебя уйти.

— Это была очень пылкая речь, — Грантер поглаживает лопатку любовника. Он не особо хочет воскрешать в памяти худшее время своей жизни, за которым последовало лучшее.

Анжольрас слегка фыркает — он не закончил. Сейчас его голос звучит совершенно серьезно.

— И я сказал капитану, что именно я осознал. Что я люблю тебя, и на войне это единственное, сохраняющее во мне человека. Люди не пойдут за мифом. Без тебя я бы принимал решения, ставящие «Друзей» под удар, и планировал операции не с точки зрения стратегии, а ради того, чтобы войти в историю. Ты напоминаешь мне, почему я хочу жить, Грантер, и сражение обретает совсем иной смысл.

Это самые эмоциональные слова, которые Анжольрас говорил о них двоих, и Грантер следит за тем, чтобы не прекращать успокаивающий массаж. Ведь даже мрамор устает и нуждается в уходе. Он прижимается губами к макушке Анжольраса и ничего не говорит: ни за что на свете бы не прервал этот поток слов.

— Капитан рассказал о своих чувствах к сержанту — они неистовы. Он рискнул своими жизнью и карьерой, предприняв самовольную вылазку, чтобы спасти его. Я указал ему, что он уже ставил под угрозу столь многое, и признание — совсем небольшой вызов по сравнению с наградой… — Анжольрас откидывает назад волосы, чтобы видеть Грантера, и выглядит нетерпеливым — не привык к его молчанию. — Ну, что ты думаешь?

— Я никогда так тобой не гордился, — заявляет Грантер, разглаживая мышцы на спине любовника. — Никогда и вполовину так сильно тебя не любил.

Губы Анжольраса тут же дергаются в улыбке:

— Вполовину? Я заслужил лишь половину?

— Ты должен чаще сводить влюбленных: тебе это очень идет. — Грантер склоняется, не устояв перед искушением поцеловать бронзовые плечи Анжольраса. Он впивается в них пальцами, разгоняя напряжение. — Мы все сделали правильно. Если сержант последует моим советам, а капитан — твоим, он встретятся где-то посередине.

— Завидую им: сегодня у них будет первая ночь вместе.

— Как, ты уже позабыл нашу? Что за черствая память! А клялся, что никогда не забудешь.

— И все же, боюсь, это случилось, — со скорбной насмешкой качает головой Анжольрас. Он ложится навзничь и одним решительным движением затаскивает Грантера на себя. — Ты должен мне напомнить, как все было.

— Ужасное создание, — произносит Грантер в промежутках между жадными поцелуями. — Жестокий мучитель. Да эту ночь стоило бы увековечить для потомков. Я собирался заказать гобелен.

— Ты уже отказался от мысли сам нарисовать ее?

Притворяясь, что возмущен, Грантер ничего не говорит, пока, подготовив любовника, не входит в него. Затем он сильно толкается и спрашивает:

— Ничего не напоминает?

Анжольрас приникает к Грантеру, обняв за шею, обхватив коленями, выгибается, чтобы он проник глубже, касается губами его уха:

— Какие-то воспоминания возвращаются…

Анжольрас целует Грантера, путаясь пальцами в его волосах, и все тонет в движениях их тел. Снаружи идет война, но сейчас она кажется совсем далекой.

Сначала Грантер движется быстро и резко — они давно уже не оказывались в постели по-настоящему. Затем переходит на равномерный, сильный темп — его любовнику больше всего нравится именно так из-за ноющего, нарастающего чувства удовольствия. Он обхватывает рукой прекрасный член Анжольраса, и глаза того распахиваются почти так же широко, как в их первый раз.

— Да, — прерывисто шепчет Анжольрас, — о да, кажется, я вспоминаю…

Они кончают вместе, задыхаясь, шепча о любви распухшими от поцелуев губами. Грантер смотрит, как под ним полностью отпускает себя самый красивый и справедливый мужчина из всех знакомых ему, как он отдается удовольствию — такая капитуляция необходима тому, кто в остальных случаях всегда собран. Перед ним сейчас просто человек, который на секунду сбросил с плеч груз забот о стране.

Грантер целует идеальный нос Анжольраса. Он не знает, что сделал в прошлой жизни, чтобы заслужить это. Должно быть, спас целый горящий приют с детьми или был львом, распространившим идеи вегетарианства.

Они вытягиваются в постели лицом друг к другу. Анжольрас проводит пальцем по щеке Грантера:

— Как думаешь, что сейчас делают наши американские друзья?

— Я бы поставил кучу денег, что они проводят вечер так же, просто со значительно меньшим изяществом.

Анжольрас улыбается, но приподнимает бровь:

— Я запомнил, что с тобой никогда нельзя биться об заклад. Если хочешь, чтобы я польстил тебе, Грантер…

— Лесть — это ничто. Я хвастаюсь. И говорю правду.

— Ты невыносим.

— И ты живешь ради этого, — вздрагивает Грантер, осознав, что получил бесценное оружие в спорах. — Ты сказал Капитану Америке, что живешь ради меня…

— Беру назад все сказанное…

Окно маленькой мансарды открыто, и звук их хохота разносится вниз по холмам и между деревьев, долетая до лагеря американцев. В палатке, которую они занимают уже год, Стив и Баки ведут совсем непривычную для них беседу.

Баки, близко к сердцу приняв совет Грантера, начинает говорить о серьезности своих намерений, давно мучающих его мыслях и терзающих чувствах.

Стив следует стратегии Анжольраса и на середине этой речи от души целует Баки, чтобы не было никакого недопонимания.

Когда восходит солнце, Грантер смотрит на спящего Анжольраса, не желая пока что его будить. Им скоро снова идти в бой.

Через поле от них Баки проводит рукой по волосам Стива — пусть отдохнет еще пять минут.

На утреннюю встречу опаздывают все. Даже война должна сдаться любви — ведь от нее нет защиты.

@темы: фики

---

"Чудеса на виражах"

Название: Чудеса на виражах
Автор: я
Бета:  kasmunaut
Каноны: «Гарри Поттер», «Дракула»
Размер: миди, 7 201 слово
Пейринг/Персонажи: Чарли Уизли, Дракула, его жены и прочая домашняя живность, драконологи, драконы
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Новичок-драконолог Чарли Уизли знакомится с крышей главным спонсором Всемирного драконоведческого заповедника
Примечания: Автор намеренно не описывает какого-то конкретного Дракулу, чтобы читающие могли представить своего любимого. А вот его прекрасные жены полностью взяты из "Ван Хельсинга" и выглядят вот так: st-im.kinopoisk.ru/im/kadr/8/3/0/kinopoisk.ru-V...


Первым драконом, увиденным практикантом Чарли Уизли вживую, а не на картинке в книге, был серый колосс длиной с диплодока и высотой с девятиэтажный дом, покрытый, казалось, непрошибаемой бугрящейся броней и мирно спящий на холме. В смысле, не на цепях (хотя какие цепи могли бы сдержать такую махину?) и без каких-либо огораживающих или запирающих чар — и при этом мимо дремлющего исполина спокойно, как ни в чем не бывало, проходили драконологи.

— Что, впечатляет? — правильно истолковал совершенно обалделое выражение лица Чарли встречавший его и открывавший ему доступ в заповедник магозоолог Йоржи. — Наша гордость. Украинский железнобрюх, самый старый из ныне известных драконов. Именно про него Скамандер в книге писал, ну, с кораблем, помнишь? Старичок теперь у нас живет, вечно дрыхнет в свое удовольствие… Да закрой рот, муху еще проглотишь.

Впрочем, летняя практика после шестого курса, хоть и весьма насыщенная, все же не шла ни в какое сравнение с первым рабочим днем — 5 августа 1991 года Чарли на подгибающихся от волнения ногах переступил порог Всемирного драконоведческого заповедника… и немедленно понял, что на практике, кажется, он все равно толком ничему не научился. Судя по всему, один из принципов работы заповедника гласил: «Загрузи новичка заданиями по уши, тогда и поймешь, тянет ли он», так что данному новичку оставалось лишь засучить рукава, ухватить покрепче лопату (для уборки драконьего навоза, который нельзя убирать заклинаниями, потому что он — замечательное удобрение) и отважно кинуться в бой.

Всю первую неделю Чарли расчищал вольеры от вышеупомянутого навоза, нарезал аккуратными ломтями говядину и баранину, кормил из бутылочки разведенным в воде мясным фаршем зеленых валлийских драконят, которых бросила разнервничавшаяся молодая мамаша (драконята, к счастью, принадлежавшие к относительно мирному виду, немедленно обслюнявили его с ног до головы), помогал усмирять венгерскую хвосторогу в приступе немотивированного бешенства и забирать для ежегодного анализа кровь у перуанского змеезуба, обожавшего людей — но исключительно в гастрономическом смысле. После работы он лечил полученные ожоги и укусы, читал и перечитывал все имеющиеся под рукой труды о драконах, изучал окружающую местность и записывал, записывал, записывал…

Всемирный драконоведческий заповедник занимал большую часть румынских Карпат и был надежно укрыт несколькими слоями профессионально наложенных Охранных чар. Чары разделяли и огромные вольеры для драконов, потому что эти создания определенно ценили личное пространство. Особой гордостью заповедника, само собой, являлись еще недавно почти истребленные, а теперь успешно размножающиеся румынские длиннороги, но в нем вполне благополучно проживали все известные виды драконов, в том числе ярко-алый китайский огненный шар по кличке Лао-цзы. Кто-то из руководства заповедника (явно интеллектуал) принципиально давал драконам имена, соответствующие стране их происхождения, именно поэтому ту венгерскую хвосторогу с тонкой душевной организацией звали Эржебет, а перуанский змеезуб гордо именовался Мачу-Пикчу.

На гравийных дорожках между уютными коттеджами, где по двое или по трое проживали драконологи, благодаря заклинаниям самоочищения мусор не задерживался больше минуты, а еда была выше всяких похвал — работников тут определенно ценили. Напротив столовой стоял бронзовый бюст создателя заповедника Харви Ридгебита с до блеска отполированным носом, который все по сто раз в день усердно терли на удачу, а рядом кто-то старательно расчертил круг для игры в плюй-камни.

Уже на второй день Чарли окончательно решил, что его место именно здесь, и никакого другого ему не нужно.

Как оказалось, пятничные посиделки драконологов у большого костра были вполне обычным делом: рассказать пару анекдотов, спеть что-то под гитару, обсудить события недели, блеснуть умением приготовить блюдо с почти непроизносимым названием или просто тихо и мирно напиться перед тем, как все, кроме дежурных, отправятся куда-нибудь на выходные. Чарли выбрался бы посмотреть на Бухарест, но после того, как тамошние магглы свергли своего маггловского тирана, руководство от греха подальше наложило категоричный запрет на посещение всех городов Румынии и прочих «советских и бывших советских стран, вот список, Уизли, вряд ли ты в этом разбираешься». Так что в планах на субботу и воскресенье у него пока что стояли визит в Нору и прогулка по Лондону. Ну а до того он предвкушал вечеринку, которая предположительно должна была окончательно влить его в дружный коллектив драконологов, и не последняя роль в этом отводилась бочонку «Огдена» и ящику сливочного пива.

— Родители правильно воспитали тебя, Чарли, — одобрительно закивал Йоржи при виде выпивки.

— Мы непременно все это выпьем, даже не сомневайся, — добавил пресс-секретарь заповедника Петру. — И тебя познакомим с нашими напитками, ты, наверное, ничего подобного не пробовал? Не бойся: от нас трезвым еще никто не уходил.

***


— …И сливовицу. Ты обязательно должен попробовать сливовицу. У вас в Англии о ней, поди, и не слышали?

— А я недавно зиванию притащил, помните?

— Ну не все же сразу!

— Это почему же?..

— А почему ты льешь огневиски в сливочное пиво?

— Потому что это будет волшебный ерш, Чарли.

Чарли был уверен, что его милые, добродушные, душевные коллеги никоим образом не пытаются убить его, но как-то само собой получилось, что они — из самых лучших побуждений, разумеется! — всё вливали и вливали в него совершенно невероятные объемы крепких напитков, названия которых были ему совершенно незнакомы. Несомненно, он просто-напросто сдохнет от алкогольного отравления уже сегодня, максимум завтра, и феноменально вкусные блюда (по названиям он запомнил только паприкаш и гуляш) не помогут. Впрочем, байки из жизни драконологов, полной опасностей и приключений, были настолько захватывающи и увлекательны, что под них спиртное пилось будто само собой, без какого-то видимого его участия.

— Перец из горилки совсем не обязательно съедать, честное слово. — Колдомедик, работающий в ночную смену, трансильванский венгр по имени Анастаз, сидел неподалеку от Чарли и, если и отводил от него глаза, то вряд ли дольше, чем на пару минут.

— Да, наверное, ты прав. Спасибо.

Чарли уже давно все понял о своих предпочтениях, и рослый красавец Анастаз понравился ему практически сразу. Тот с первого же дня взял над ним своеобразное шефство, подсказывая практически по любому вопросу, а еще всегда пристально смотрел, словно пытаясь разглядеть что-то важное для себя. Если бы Чарли был чуть увереннее в себе, то сразу бы понял, в чем дело, но сейчас он лишь периодически краснел, задаваясь вопросом, почему на него так пялятся.

В голове давно словно приятно, убаюкивающе и ласково шумело море, по телу разлилось тягучее тепло, которое делало его расслабленным, ленивым и довольным, как… как Билл, когда его взяли в Гринготтс. Может, если немного посидеть вот так, не шевелясь, то в конце концов он заснет, и ему непременно приснится что-нибудь ужасно хорошее, доброе, светлое…

— …И полеты на драконах… ну, маскировочные чары надо все-таки усилить. Мало ли какие магглы там в горах шляются?

Когда эти слова действительно дошли до сознания Чарли (медленно, тяжело, словно продираясь сквозь плотную пелену), он встряхнул головой, нашел глазами произнесшего их Йоржи и недоуменно на него уставился.

— Полеты на драконах? Это как? Кто на них летает? — Ну, по крайней мере, он не разучился формулировать короткие и ясные вопросы.

— Мы и летаем! — гордо откликнулся Йоржи. — А кто ж еще? Ну, не каждый день, конечно, и не на любой породе, и с предосторожностями… Но летаем, факт.

Сидящий рядом с ним Христо яростно мотал головой, и Чарли воззрился было на него с подозрением, но тут вспомнил, что Христо — болгарин, а значит, он таким странным образом подтверждает слова коллеги.

— Летаете… прямо на спине? — Все-таки это казалось невероятным.

— Ну не прямо на ней, там же шипы, ты чего! Седла для этого есть специальные, уздечек мы понаделали… Хочешь прокатиться, Чарли?

— Он же пьян, Йоржи!

— Хочу!

Чарли недовольно обернулся на Анастаза, который запротестовал в тот же момент, когда он согласился. Остальных же, надо сказать, эта идея чрезвычайно воодушевила.

— Молодец, новичок!

— Ты смелый!

— Я гриффиндорец, — отозвался Чарли. Предполагалось, что это все объяснит. Хотя, кажется, вокруг него сидели в основном выпускники Дурмштранга.

— Испытание! — Петру внезапно так просиял, будто ему открылся смысл жизни. — Точно! Мы ж новичку испытание так и не устроили! Не по-людски как-то.

Испытание, значит. Вот как. Почему-то Чарли совершенно не удивился. Ну разумеется, в таком коллективе не могут не устраивать испытания новичкам для проверки их на прочность. Удивительно, что он сам этого не предвидел.

— Я готов. — Он старательно поддерживал в себе состояние опьянения, потому что оно помогало не испугаться. Трусить нельзя было ни в коем случае — на него сейчас смотрит практически весь заповедник.

— Да на здоровье, — беззаботно откликнулся Йоржи. — Так, сейчас сообразим, на кого тебя посадить-то… Так, Анастаз, упырюга, отстань от Чарли, парень хочет полетать! Вернее, приставать можешь, но не прилюдно же!.. На кого… Не, понятно, что не на хвосторог, не на китайцев, не на норвежцев и не на Мачу-Пикчу — мы ж еще не рехнулись окончательно. И лучше кого-то молодого, подростка — они добрее. Шведский тупорылый… у Карлсона крыло еще побаливает. Валлийцы… Лливелина, что ли, взять?

— Можно посадить парня на Тараса, — словно в воздух брякнул изрядно окосевший Христо.

— И толку? Где сядет, там и слезет.

— На Тараса? — Чарли почувствовал, как его глаза неудержимо лезут на лоб. — Вон того Тараса? А он что, летает?..

Уроженец украинских Карпат Тарас, так поразивший Чарли в день его прибытия на летнюю практику, действительно был официально признан самым старым драконом в мире — через два года ему исполнялось аж шестьсот лет. Его назвали в честь какого-то Бульбы — впрочем, он еще не обзавелся никаким именем, когда в 1799 году утащил в Черное море парусник, заботливо вытряхнул команду в воду, а потом разнес судно в щепки (о чем и написал Скамандер в своем знаменитом справочнике). Как рассказывали Чарли, дракон-патриарх сам прилетел в заповедник лет семьдесят назад и ясно дал понять, что собирается в нем поселиться до скончания своего долгого века. Никакого вольера ему не требовалось, потому что теперь этот чудовищный исполин с длинными, острыми, как бритва, когтями, и броней в двадцать дюймов толщиной явно сдал от старости и практически все время крепко спал. Раз в неделю его кормили: позавчера Чарли сам принимал в этом участие, протягивая железнобрюху на длинных вилах куски говядины, а тот медленно и тяжело приподнимал голову, едва-едва разлепляя веки, и словно все еще в дреме приоткрывал жуткую пасть (в которой, впрочем, нисколько не поредел частокол зубов). Мясо Тарас пережевывал, казалось, вечность, при этом его помутневшие от времени глаза так и норовили закрыться, будто на них давило бремя прожитых столетий. Поев, он немедленно снова погружался в сон и никак не реагировал даже на еженедельное обливание водой для гигиены.

Именно поэтому Чарли и обалдел от предложения посадить его на Тараса для полета. Они смеются, что ли? Да старичок давно врос в землю и пустил в нее корни!

— А почему же нет? — кажется, искренне обиделся Йоржи. — Он дракон или где?

— Крылья ему никто не обрывал…

— Ты же не думаешь, что он тебя не поднимет?

— Тарас летает, Чарли, уверяю тебя, — подытожил Анастаз. — Когда сам того хочет. Просто большую часть времени он предпочитает спать, но уж если ему взбредет в голову размяться, его не остановить. Проходит через любые охранные чары, даже не замечая их.

— И куда же он летит? — Чарли все еще подозревал, что над ним потешаются.

— Да куда захочет! — покатился со смеху Йоржи. — Кто ж его остановит! Ты на него посмотри только!

Чарли перевел взгляд на, как всегда, лежащего на холме неподалеку Тараса и аж пошатнулся от потрясения: вроде бы еще минуту назад крепко спящий дракон весь подобрался, высоко вскинул голову, изогнув длинную шею, и пристально разглядывал драконологов, будто знал, что они говорят о нем. При этом он словно сбросил несколько веков разом, потому что совершенно не выглядел дряхлым и усталым, а в алых и, как оказалось на самом деле, ничуть не поблекших глазах светились ум и какое-то насмешливое любопытство. Как назло, именно в этот момент никто, кроме Чарли, не смотрел в сторону железнобрюха и не видел, что тот проснулся. А если дракон сейчас дохнет на них огнем?

Чарли медленно, не разрывая зрительного контакта, поклонился, как его учил Хагрид. На гиппогрифов это производило весьма умиротворяющее действие, может, и с драконом сработает? Спустя несколько мгновений во взгляде Тараса промелькнуло что-то похожее на симпатию (хотя Чарли наверняка это почудилось спьяну, потому что никакой симпатии к людям драконы по определению не испытывают), он опустил голову обратно на землю и опять впал во внешне непробудную спячку. И даже рассказать остальным об этом не представлялось возможным, потому что больше никто ничего не заметил.

— Ты чего гнешься туда-обратно? — поинтересовался Йоржи, который все еще расписывал достоинства Тараса. — Спина затекла, что ли?.. Да, так вот жаль, конечно: уж на нем бы ты пролетел везде, где можно и нельзя, даже править бы не пришлось. Он, конечно, уже старенький, не шибко маневренный, подслеповат и подглуховат, летает медленно и низко… Но при его весе и броне это были бы не ваши проблемы…

— Э… правда? Ну, в другой раз, может быть.

«Если я переживу этот».

— О! — хлопнул себя по лбу Петру. — Придумал! Давайте Крокодила Данди возьмем! Молодой, не вредный. Ты что думаешь, новичок?

Чарли думал, что падать с одного дракона, скорее всего, ему будет точно так же, как и с другого, но все равно изобразил на лице самое искреннее воодушевление, какое только мог. С другой стороны, опаловоглазые антиподы и в самом деле были весьма добры… по драконьим меркам, особенно в юном возрасте, а дурашливый и игривый как щенок двухлетка Крокодил Данди — это совсем не кровожадная Эржебет и не людоед Мачу-Пикчу.

Его добрые коллеги, не тратя зря время, мигом помчались за драконом. Анастаз, которому не удалось никого образумить, мрачно пил что-то кроваво-красное из стакана. За исключением него, всем вокруг было хорошо.

С именем у Крокодила Данди, надо сказать, вышла некоторая промашка, поскольку его порода в основном встречалась в Новой Зеландии, а не в Австралии. Впрочем, не так уж это было важно, учитывая, что он вообще родился тут, в заповеднике, почти два года назад. Дракончик совсем недавно уверенно встал на крыло, и именно поэтому до сих пор его держали в вольере с сильными защитными чарами, образующими крышу над головой, чтобы он особо не поднимался в воздух до поры до времени. Когда Данди привели — уже в уздечке, к которой крепились две цепи, и с кожаным седлом, похожим на конское, на спине — он крутил головой и едва не пританцовывал от нетерпения, словно уже знал, что его сейчас пустят полетать.

Опаловоглазые антиподы не зря считались самыми красивыми драконами, и у Чарли на несколько мгновений перехватило дыхание от восхищения тем, как в отсветах костра сверкает мелкая золотисто-жемчужная чешуя Данди, как переливаются его невероятные многоцветные глаза без зрачков… Тут это чудо природы махнуло крылом, едва не сбив с ног драконолога Марека, державшего правую цепь, и издало радостный крик, явно в предвкушении настоящего полета. Чарли будто окатило ледяной водой, и невидимое теплое одеяло начало стремительно соскальзывать с тела. Твою мать, во что он ввязался? Он же пьянее Хагрида в первый день учебного года, и сейчас сядет на дикого ящера, чтобы полететь на нем непонятно куда, не умея управлять им, и…

— Ты там не струхнул, новичок? — дружелюбно поинтересовался Йоржи. — Могу тебе еще стакан налить для храбрости.

Чарли предпочел промолчать: так легче было пережидать нарастающий приступ паники. Его горло пересохло, а сердце так колотилось, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет у него из горла и повиснет на ниточке. Он уже успел тысячу раз проклясть свою дурость, но отступить не мог. Дракон уже взнуздан и оседлан: значит, некуда деваться, надо садиться и доказывать, что у английских парней тоже есть яйца. Нет, они тут все совсем охренели, наверное…

— Слушай, — внезапно произнес Христо, — если тебе очень страшно, можешь отказаться. Придумаем тебе какое-нибудь другое испытание. Например, засунуть в нос карандаш и проскакать по лесу в мешке. Или раскусить бритву. Или залезть на дерево в туфлях на каблуках…

— Так, спасибо большое, — решительно заявил Чарли. — Держите Крокодила Данди, я полез в седло. Куда лететь-то?

В конце концов, в том, чтобы погибнуть, упав с дракона, было нечто романтическое, поэтическое… А вот отдать концы, проглотив обломок бритвы или загнав в мозг карандаш — это полная дурь. Да на его похоронах могильщики так будут ржать, что гроб в могилу вывернут, опуская!

Потирая в очередной раз по настоянию коллег нос Харви Ридгебита, Чарли мрачно подумал, что, если бы у бюста основателя заповедника были руки, тот бы сейчас от души покрутил у виска. Потом он (с активной физической и моральной поддержкой драконологов) подошел к Данди, потрепал его по морде, умудрился увернуться от вполне дружеского, но весьма ощутимого тычка головой, которым попытался наградить его ящер, и запрыгнул в седло, и проделал это очень даже лихо для человека, душа которого уже давно обосновалась в пятках.

— Да, ты не робкого десятка, новичок! — одобрительно мотал головой Христо. — Одобряю… Анастаз, если ты так распереживался за своего парня, так лети за ним, кто тебя держит-то…

— И действительно… — подхватил Йоржи и переключился на Чарли, сидящего в седле на дрожащем от нетерпения драконе и стиснувшего уздечку так, что побелели пальцы. — Значит, если надо вправо — сильно тянешь вправо, а если налево — то налево. Когда налетаетесь, тянешь вниз, гнешь ему голову к земле… Что там еще?

— К замку не подлетай!

— Точно! Не приближайся к замку Бран! Слышишь? Ничего там хорошего нет.

— И…

Что хотел посоветовать ему Петру, так и осталось тайной, потому что именно в этот момент драконологи, державшие цепи, синхронно отстегнули их от уздечки… и едва успели отскочить в разные стороны за секунду до того, как их бы снесли крыльями. Данди с восторженным воплем толкнулся ногами от земли и рванул вверх, как молния.

Седло оказалось чрезвычайно удобным: его высокие края помогали не вывалиться… по крайней мере, в первые пару минут. Когда Данди взмыл вертикально вверх, Чарли возблагодарил Мерлина, Моргану и до кучи Годрика, что в Хогвартсе играл за ловца — и играл неплохо. Дракон — это, конечно, не метла, но навыки полетов все равно пригодятся. Тело и в самом деле само все вспомнило. Инстинктивно, даже не успев ни о чем подумать, Чарли пригнулся как можно ближе к шее дракона, практически вытянулся параллельно ей, насколько седло позволяло, сдавил ногами седло и вцепился в уздечку мертвой хваткой, изо всех сил натягивая ее. В лицо нещадно хлестал ветер, так, что дыхание перехватывало и казалось, что голова вот-вот оторвется.

Данди не удовлетворился «свечкой» и, набрав высоту, сделал мертвую петлю и издал радостный рев подростка, которого наконец-то отпустили погулять и позволили забыть о скучных уроках. В ночное небо выплеснулось алое пламя, и макушка подвернувшейся сосны молниеносно вспыхнула. Затем дракон, наконец, лег на воздух горизонтально и помчался вперед.

Чарли понадобилось минут пять, чтобы осмелиться хотя бы пошевелиться. Затем он вспомнил, как дышать, и попытался собраться с мыслями.

Куда он летит? Да тролль его знает, судя по всему, дракон просто-напросто мчится куда глаза глядят, ошалев от внезапной свободы. Как им управлять? Ах, да, тянуть уздечку направо и налево. Можно попробовать, но не факт, что что-то получится. Сколько ему еще так летать и как потом приземляться? «Когда налетаетесь…» А как это определить? Видимо, придется разбираться по ходу действия.

Сейчас Данди несся стрелой прямо навстречу большой, почти полной, желтой луне, без рывков и кульбитов, но, конечно, расслабляться было нельзя ни в коем случае. Зверь молодой и порывистый, и Чарли для него не авторитет… Но… Мерлин, как же вокруг было красиво! Горы, леса и долины, залитые лунным светом, приобрели совершенно новый, непривычный вид, особенно захватывающий при таком обзоре, который открывался со спины ящера. Ветер трепал волосы и свистел в ушах, луна походила на кусок сыра, справа дергаными зигзагами летела, не отставая, крупная летучая мышь, и все было просто великолепно. Чарли был вне себя от дикого восторга и одновременно дикого ужаса. Периодически он думал (когда к нему возвращалась способность о чем-то думать), что его коллеги все-таки молодцы, что придумали такую инициацию. Даже если новичок погибает, он погибает счастливым, а дракону заодно достается ужин. Вот и славно.

И тут Чарли увидел, что они стремительно мчатся к высокой, очень живописной скале, покрытой деревьями, на которой белел замок занятной трапециевидной формы, и этот замок, казалось, так и впился в них, мягко говоря, неприветливым взглядом своих многочисленных окон, но Данди стремглав несся на него, будто хотел протаранить. Хотя, скорее всего, он просто летел куда глаза глядят, и собирался просто обогнуть эту крепость… так…

А если это и есть замок Бран, куда ему хором решительно не советовали подлетать? И как теперь выруливать?

— Эй, а ну поворачивай! — Чарли потянул уздечку вправо, но не со всей силы — вдруг дракон разозлится, если крутить ему голову? — Давай поворачивай! Поворачивай!

С таким же успехом он мог бы пытаться завязать узлом утюг. Дракон не огрызался, но и не сдвигался ни на дюйм, верхнее окно башни внезапно оказалось так близко, и на нем блестел в лунном свете удивительно красивый витраж, изображавший румынского длиннорога, Данди вильнул в сторону, махнув хвостом прямо по морде этого длиннорога — только разноцветные стекла полетели…

И тут из башни выплеснулось черное облако, которое рвануло прямо на них, и обалдевший Чарли увидел, что это огромная стая летучих мышей, а дракон испустил угрожающий рев и вздыбил гребень так, что седло опасно качнуло. Мыши неслись к ним, прямо на глазах закручиваясь в трубу смерча, и, возможно, это просто воображение Чарли разыгралось, но он ясно увидел их оскаленные белоснежные клыки и выставленные вперед когти на задних лапах, и услышал, как они что-то орут, пищат и верещат… Что-то нецензурное… Да это же… Это же отборный румынский мат…

Летучая мышь, сопровождавшая их весь полет, успела отчаянно ринуться наперерез этой стае, Данди успел яростно заорать и выпустить длинный огненный столб, а потом вопящая, бьющая крыльями, царапающаяся масса обрушилась на Чарли и выкинула его из седла.

***


Приходить в себя оказалось тяжело: что-то сдавливало грудь и сковывало руки, а перед закрытыми веками плавали разноцветные круги, и голова, кажется, плавала вместе с ними… В отдалении звучал чей-то глухой, но определенно рассерженный голос. Что произошло? Какой-то бред: матерящиеся летучие мыши… Мерлин, ну и крыли же они его. Чарли от души надеялся, что ему никогда не доведется испытать на себе ничего из того, что ему пожелали, а от мысли, что симпатичные рукокрылые зверьки вообще знают о подобных сексуальных практиках, его и без того не очень трезво мыслящий сегодня мозг впадал в полный ступор.

А до нападения мышей он летел… летел… Твою мать!

— Где Данди? — Он сам не понял, прошептал это или прокричал: регулировать громкость голоса пока не очень получалось. — Данди в порядке?

— Гм. Однако же. Не ожидал, — произнес чей-то незнакомый голос где-то далеко.

Разговаривать с невидимками было неудобно, и Чарли, сделав над собой усилие, разлепил глаза. Тут же прикрыл их и мелко заморгал, потому что вокруг все завертелось волчком.

Одновременно он осознал, что сидит на довольно жестком стуле, его руки заведены назад и крепко привязаны к спинке стула, так, что уже начали затекать, да и поперек груди его стягивает что-то… цепь? Вот же… Куда бы он ни попал, очевидно, что ему тут не рады. Впрочем, учитывая высаженное окно, ничего удивительного…

Вторая попытка открыть глаза была более успешной, однако Чарли не смог обрадоваться этому, поскольку первым, на что упал его взгляд, оказался человеческий скелет. Настолько белый, что вызывал сомнения в своей подлинности, он стоял прямо перед ним в стенной нише и скалил зубы с совершенно непонятной радостью. Справа от скелета в воображаемого врага нацелили внушительный меч рыцарские доспехи — совсем как в Хогвартсе, а слева находилось большое и довольно уютное на вид кресло, почти полностью занятое необъятной пушистой черепаховой кошкой. Другие кошки — белые, черные, рыжие, полосатые, пятнистые, с длинной шерстью, короткой и даже некоторые совсем без нее — расхаживали, сидели, лежали на полу, массивном столе красного дерева и паре таких же стульев (возможно, в комнате находилась еще какая-то мебель, но ситуация не особо располагала к ее детальному изучению), и их было… много. Гораздо больше, чем на выставке книззлов, куда в прошлом году Чарли заходил из любопытства.

Кошек он тоже не рассмотрел во всех деталях, так как его отвлекла непонятная возня над головой, он поднял глаза и растерянно ахнул при виде массы летучих мышей, сплошь облепивших карниз, который, видимо, опоясывал всю комнату. Зловредные животные (не те ли самые, что сбили его с дракона?) попискивали, почесывались, толкались с сородичами за более удобное место, некоторые закрывали головы крыльями от света роскошной люстры, свисавшей с потолка на крюке — в ней горела лишь половина свечей, но, очевидно, и это было слишком ярко для них.

И, наконец, будто довершая картину экстравагантного приюта для животных, на втором карнизе, чуть выше первого, восседало примерно двадцать-тридцать сов, филинов и сычей, таращивших на Чарли круглые янтарные глаза в — как ему показалось — немом осуждении. Особенно выделялся среди них крупный буро-рыжий филин, медленно и вдумчиво выдирающий розовые петли кишок из расклеванного живота мертвой крысы — он наградил пленника таким взглядом, словно с удовольствием проделал бы с ним то же самое.

Словом, Чарли даже не стало особо стыдно, что его прошиб холодный пот, когда за пару секунд он оценил весь окружавший его антураж и сделал совсем невеселые выводы. Только… кто это там за дверью?

— Сколько раз я уже просил по-хорошему, чтобы ваши идиоты прекратили летать на драконах под моими окнами? Вам там медом намазано? Так я покажу вам мед! Вы знаете, сколько стоил этот витраж? Знаете? Муранское стекло, черт возьми! Дешевле разнести на куски этого юного дебила!

— Ваше сиятельство, я приношу вам самые искренние извинения и сожаления за эту глупую пьяную выходку… работает только неделю и еще не в курсе всех обстоятельств… понесут наказание… чем мы можем исправить…

Дверь распахнулась так резко, что ударилась о стену, и в комнату практически ворвался высокий темноволосый человек во всем черном. На вид ему было где-то от тридцати до сорока лет, и, судя по выражению его бледного лица, он явно на что-то жутко разозлился. Вернее, на кого-то. Чарли даже догадывался, на кого именно, и его совсем не радовала эта догадка. За брюнетом в черном мчался почтенный седовласый директор заповедника мистер Петреску с ужасно расстроенным и виноватым лицом. На Чарли он зыркнул так, будто тот заморозил кладку хвостороги или налил протухшей воды шведскому тупорылому. Третьим вошедшим в комнату оказался белый как полотно Анастаз — его глаза так и впились в Чарли, явно проверяя, не ранен ли он.
Замок Бран… ваше сиятельство… В мозгу начинала ворочаться невероятная догадка. Но как такое возможно, это же просто страшная сказочка?

Незнакомец остановился прямо перед Чарли, скрестив руки на груди и устремив на него поистине испепеляющий взгляд темных глаз. Стройный, изящный, он двигался стремительно и резко, а держался чрезвычайно прямо. Сразу невозможно было сказать, красив ли он, но от него веяло какой-то необъяснимой опасной силой, и от худощавого лица с резкими чертами трудно было оторвать взгляд. Вот и Чарли, подняв на него глаза, немедленно почувствовал себя кроликом перед удавом. Ему стало еще холоднее, и вместе с тем мучительно хотелось хоть что-то сказать, потому что играть в гляделки молча было совершенно невыносимо.

— Где Данди? — Он сам не ожидал, что первым у него вырвется именно этот вопрос. — Что вы с ним сделали?

— Он яростно протестовал против вашего пленения, был усыплен лично мною и посажен на цепь в подвале. Но я бы на твоем месте сейчас не о драконе беспокоился, — процедил незнакомец, разглядывая Чарли так, словно не мог решить, в какую часть его тела в первую очередь вцепиться зубами.

— Граф Дракула — чрезвычайно уважаемый человек в здешних краях и наш главный спонсор. — Мистер Петреску в отчаянии практически заламывал руки. — Девяносто процентов всего, что у нас есть, приобретено на его пожертвования. Как ты мог устроить такой разгром, Уизли? Как ты мог так опозорить заповедник? Да как тебе только в голову пришла эта безумная идея…

— Благодарю, господин директор, — без особых церемоний оборвал его тот, кого назвали Дракулой. — Дальше я как-нибудь сам разберусь.

— Господарь, — шагнул вперед Анастаз, — это я виноват…

— Разумеется, ты тоже виноват, Фекете, — нехорошо сощурился на него Дракула. Его голос стал ниже на полтона, и в нем словно бы тек яд. — Ты попытался преградить мне путь, когда я вылетел ловить этого кретина — думаешь, я не успел тебя заметить? «Не становись между драконом и яростью его» — весьма разумный совет, не находишь?

Анастаз стал еще белее, хотя это казалось невозможным, и явно хотел сделать хоть шаг назад. Однако не сделал.

Дракула… граф… господарь… какое непонятное слово… Чарли готов был замотать головой, чтобы хоть как-то привести мысли в порядок. Он слышал о Дракуле, безусловно: еще на летней практике, хотя и не вникал особо, успел понять, что он в этих местах что-то вроде легенды. Жестокий маггловский князь, кажется, из шестнадцатого века… или пятнадцатого… а после смерти вроде бы он стал вампиром… Хотя, возможно, на самом деле все было совсем не так — кто разберет эти легенды в стиле магической истории профессора Бинса. И он как-то видел фильм, там было жуткое белесое существо, и оно называлось Дракулой… Но как такое возможно? Стоящий перед Чарли зловещий красавец не имел ничего общего с той когтистой и клыкастой молью…

— А вы разве не должны быть лысым и с острыми ушами? — ляпнул Чарли прежде, чем сам понял, что сказал. Если бы у него не были скованны руки, он бы сам себе зажал рот.

Летучие мыши на карнизе захлопали крыльями и возмущенно заверещали.

Дракула даже не подскочил к нему: вот он стоял футах в пяти, а в следующую секунду уже оказался вплотную. Твердая, будто каменная рука с неизвестно откуда вылезшими длинными загнутыми когтями ухватила Чарли за горло и очень чувствительно сдавила.

— Вижу, ты любишь кино? — прошипел вампир — да, вампир, в этом уже не осталось никаких сомнений. Его глаза молниеносно налились кровью, зрачки вертикально вытянулись, во рту выросли несколько рядов белоснежных клыков — ну, возможно, количество было и поменьше, но у страха глаза велики.

— Ваше сиятельство, простите его, он идиот! — взвыл мистер Петреску, хватаясь за голову. Его взгляд выражал острое желание расчленить Чарли, сварить, а потом еще и сжечь для верности.

— Господарь, прошу вас… Он пьян и не соображает, что говорит. — Анастаз качнулся в их сторону и, кажется, был на грани того, чтобы броситься на Дракулу.

— Ну хватит пугать ребенка, Влад. Он и так уже понял, что вел себя неблагоразумно. А этот витраж мне все равно никогда не нравился.

Чарли не заметил, как она появилась в комнате: вот только что он смотрел в алые глаза своей смерти и из последних сил убеждал себя не паниковать, не истерить и вести себя достойно, а в следующее мгновение рядом с Дракулой как из-под земли выросла одна из самых прекрасных женщин, которых он видел в жизни. Высокая, стройная, величавая, в каком-то блестящем струящемся одеянии, она была похожа на королеву, а контраст практически белоснежной кожи и иссиня-черных волос, заплетенных в толстую косу до пояса, ошеломлял.

— Полагаю, когда в следующий раз дракон снесет половину башни, ты скажешь, что тебе никогда не нравился наш замок, так, дорогая? — огрызнулся Дракула, тем не менее, выпуская горло Чарли.

— Нет, мы просто усилим охранные и маскировочные чары, — промурлыкала женщина чарующим грудным голосом, подходя ближе к пленнику. Несколько мгновений ее бархатные глаза фиалкового цвета изучающе разглядывали Чарли, а затем она улыбнулась ему: — Здравствуй. Меня зовут Верона.

— Чарльз Уизли. — Его голос каким-то чудом не дрожал, но звучал хрипло: хватка у Дракулы оказалась железной. Надо ли добавлять, что ему приятно познакомиться, или в данном случае это будет звучать как издевательский бред? — Извините за витраж, пожалуйста. Я нечаянно.

— Заповедник полностью возместит вам расходы, ваше сиятельство! — Кажется, директор, произнося это, уже мысленно посчитал затраты и впал в предынфарктное состояние. Во всяком случае, выражение его лица было чрезвычайно красноречиво. — Вы можете не сомневаться, мы все уладим…

— Да-да, я так сразу и подумал… — язвительно протянул Дракула и внезапно повернулся к Чарли, впившись в него глазами так, словно хотел прожечь дыру. — Кто придумал посадить тебя на дракона?

Чарли аж подпрыгнул на стуле. Да уж, его сиятельство прекрасно умел задавать вопросы тоном, который хлестал, как кнут.

— Ну… я…

— Что, прошу прощения?

— Я и придумал! Только я! — Так, видимо, он тоже еще не разучился рявкать.

— Чарли ошибается, господарь. — Анастаз был по-прежнему мертвенно бледен и смотрел прямо перед собой, как солдат на плацу. — Это была моя идея.

— Неправда, — упрямо нахмурился Чарли. У него все еще замирало сердце от страха, но позволять кому бы то ни было брать на себя его вину… ну, это решительно неправильно и недостойно. — Я сам напросился, а он меня отговаривал.

Дракула перевел взгляд с одного на другого, явно пытаясь что-то понять, и тут же досадливо скривился — видимо, его осенило.

— Отлично, просто великолепно. Видимо, Фекете, не для тебя написано Положение о порядке установления контактов со смертными.

— Смертными… — машинально повторил Чарли и уставился на Анастаза с — он знал это, но ничего не мог поделать — совершенно идиотским видом. — Не понимаю… а ты кто тогда?

— Попробуй поискать в венгерско-английском словаре, как переводится имя твоего дружка, и сам сообразишь, — Дракула явно не одобрял любые отклонения от основной темы. — Уизли, мы тут собирались обсудить твою возмутительную выходку и возможность возмещения ущерба.

— Я не отказываюсь нести ответственность, — мужественно откликнулся Чарли, судорожно соображая, сколько теперь ему придется работать бесплатно. Витраж из муранского стекла наверняка был жутко дорогим.

— Вот и славно! Так, давай-ка развяжем тебя, Чарли — ведь тебя можно так называть? — Верона что-то сделала с цепями, и они спали с пленника. Дракула возмущенно вскинулся — она недоуменно изогнула тонкую, идеальной формы бровь. — Что? Кажется, мы решили, что ты не перегрызаешь бедному мальчику горло, не отрываешь ему голову и не сажаешь его на кол. — (Чарли не мог припомнить, когда именно они это решили, но на всякий случай воодушевленно закивал.) — Ну и зачем держать его прикованным к стулу? Он все равно никуда не убежит, потому что слишком смелый. Я в этом абсолютно уверена, потому что тот, кто решился полететь на драконе, просто не может быть трусом.

— И он так любит драконов, с ума сойти! Ведь когда пришел в себя, то в первую очередь спросил о Данди. Ты сам был впечатлен и доволен, Влад. Только не отрицай: я ведь стояла рядом с тобой и все видела.

Вот как эти упыри умудрялись настолько бесшумно перемещаться, что их не увидишь, пока носом не упрешься? Чарли призвал на помощь все свое самообладание, чтобы не отпрянуть, когда рядом с ним будто из воздуха (хотя в реальности скорее всего снаружи из окна) появилась невыразимо прелестная девушка: этакое дивное неземное видение в чем-то воздушном, розово-лиловом, которое поправило ему воротник и ласково улыбнулось.

— Влад, милый, у меня тут возникла замечательная идея! — защебетало видение. Очаровательное личико в облаке золотистых кудряшек поворачивалось то к Чарли, то к графу, глаза необычного янтарного оттенка воодушевленно горели. — Давай возьмем его на работу! Ну, в заповеднике он тоже может работать, а у нас — по совместительству. Он ведь так любит животных, ну и пусть помогает мне с нашими питомцами. Это и будет считаться возмещением ущерба, а новый витраж мы сами купим. Как тебе это, дорогой?

От внимания Чарли не ускользнуло, что при слове «питомцы» у Дракулы нервно дернулось левое веко.

— Это очень интересная мысль, Маришка, — осторожно начал он. — Пожалуй, ее всем нам стоит обдумать…

Граф шагнул к креслу и попытался было вытолкнуть из него необъятную черепаховую кошку, очевидно, собираясь занять ее место. Не тут-то было: она уперлась всеми лапами, для верности вонзив когти в обивку, и жалобно, оскорбленно и одновременно сварливо мяукнула — такие звуки явно могли издавать только животные, избалованные до полного собственного изумления.

— Милый, Дженни второй день мучается от радикулита и меланхолии. — В прекрасных янтарных глазах Маришки появилась кроткая мольба, с какой раненая лань могла бы смотреть на охотника, идущего ее добивать.

Дракула тяжело вздохнул, очевидно, пытаясь найти в себе что-то похожее на терпение, и с мужественно-мученическим выражением на лице отошел от кресла.

— Когда века назад в обмен на человеческую сущность мне обещали в том числе власть над всеми ночными тварями, я не подозревал, что на практике она будет выглядеть таким образом… Ладно, если ты хочешь, чтобы этот юнец возмещал нам стоимость витража дополнительной работой…

— Чарли, ты ведь любишь кошек? — Маришка осторожно дотронулась до его локтя. — Я в этом почему-то уверена.

— Немедленно соглашайся, причем с энтузиазмом. Влад тут же простит тебе хоть три витража, — почти беззвучно прошелестела у его правого уха Верона.

— Я готов помогать всем, что в моих силах, — как можно бодрее и решительнее откликнулся Чарли, который все еще не мог до конца поверить, что, кажется, уйдет из этой камеры пыток живым. Похоже, получилось убедительно, потому что вампирши просияли радостными улыбками (в тридцать зубов и два тонких изящных клыка), а взгляд их супруга заметно потеплел.

— Ладно. Полагаю, мистер Петреску, — Дракула оглянулся на директора заповедника, который, видимо, почувствовал возможность отделаться легким испугом и постепенно переходил из предынфарктного состояния просто в предобморочное, — мы можем уладить этот конфликт к взаимному удовлетворению. Мистер Уизли… — Тут он поднял глаза к потолку, осекся, вздохнул и тоном человека, который сталкивается с этой проблемой изо дня в день, произнес: — Алира, милая, аккуратней. Ты можешь обжечься о свечи в люстре.

На сей раз Чарли все-таки шарахнулся в сторону, налетел на Верону и немедленно рассыпался в извинениях. Просто, когда поднимаешь голову и видишь, что почти прямо над тобой на потолке вниз головой стоит (да-да, именно стоит, без каких-то видимых ухищрений) девушка с длинной гривой огненно-рыжих волос, которой вроде бы еще минуту назад там не было, то сохранять даже видимость спокойствия ужасно трудно.

Акробатка с интересом оглядела собравшихся и вдруг, оттолкнувшись ногами, сделала кульбит в воздухе и абсолютно бесшумно приземлилась прямо перед Чарли — миниатюрная, тонкая, в замысловато обернутой вокруг тела полупрозрачной ткани, местами заляпанной кровью.

— Ну что за дурацкая манера ходить по потолку? — с досадой, но привычно, будто наблюдает этот трюк каждый день, наморщила носик Маришка.

— Какой красавчик! — не обращая на нее никакого внимания, восторженно воскликнула рыжая.

Чарли чуть не оглянулся назад, чтобы проверить, не пробрался ли в комнату кто-то еще. Это она кому? Ему, что ли? Что за чушь! Если брать присутствующих в комнате, то красавчиками безусловно можно назвать графа-вампира и Анастаза, а он сроду им не был. В их семье красавчиком всегда считался Билл: надо было видеть, как еще в Хогвартсе на него западали девчонки. Чарли же, со своими приземистой фигурой и широким веснушчатым лицом, никогда не считал себя особо привлекательным…

Нет, кажется, эта девица (Алира, так?) все-таки имела в виду именно его. Молниеносное до неуловимости движение — и она оказалась практически вплотную к Чарли. Ее огромные глаза невероятного светло-розового цвета с вертикальными кошачьими зрачками жадно рассматривали его, и от их нечеловеческого взгляда внутри все словно покрывалось льдом. Кажется, даже когда разъяренная Эржебет начала прицельно выдыхать пламя по драконологам, Чарли и то не было настолько страшно.

У Алиры явно возникло много вопросов, и она собиралась задать их всем присутствующим сразу, перескакивая от одного к другому, так что порой за ходом ее мысли было трудновато угнаться.

— Ты еда? Влад, любимый, это ты мне в подарок? А его можно полностью выпить или нет? Ой, как здорово, он почти под цвет моих волос! — Тоненькая ручка бесцеремонно ухватила Чарли за вихор, явно пытаясь сравнить его цвет со своими длинными локонами, в огнях свечей отливавшими медью. Ему ужасно хотелось отшвырнуть нежить от себя, но поднять руку на женщину было выше его сил. — У тебя какая группа крови? Случайно не вторая, это моя любимая… С ума сойти, какие мускулы! — Вторая рука уже с нескрываемым удовольствием ощупывала его бицепс. — Влад, у меня идея! Давай его обратим! Он мне так понравился, пусть тут живет, а? Ты так часто уезжаешь, а он будет скрашивать мне одиночество… ну ладно, Верона, не злись, тебе тоже…

Чарли настолько обалдел, что даже почти перестал бояться. Он перевел ошарашенный взгляд на Дракулу — что он думает по поводу такой… нестандартной идеи. К его изумлению, вместо возмущения граф смотрел на Алиру с каким-то умиленным восторгом, как, между прочим, и Анастаз. А тот недавно вроде так искренне переживал за Чарли. Вот предатель.

В любом случае, наверное, нужно было хоть что-то сказать, донести до Алиры, что в ее плане есть некоторые… ну, изъяны. В частности, решительное нежелание Чарли становиться упырем.

— Дамы, вы все невероятно красивы, — наконец, нашелся он со словами. — Только, увы, от меня вам не будет толку. Во-первых, я сейчас пьян как горный тролль. В моей сливовице почти нет крови, так что вам будет ужасно невкусно. Во-вторых, я женат на своей работе. Я люблю только драконов.

Чарли еще не знал этого, но сейчас в первый раз он произнес волшебную формулу защиты от упреков мамы в нежелании жениться на какой-нибудь приличной милой ведьме.

— Это как? Ты что, ксенофил? — Розовые глаза Алиры пораженно округлились.

Старшие вампирши дружно захихикали.

— Так, милая, теперь тебе хватит проверять нервы бедного мальчика на прочность, — решительно шагнула к ней Верона. — Мы обязательно что-нибудь с ним придумаем, а пока, кажется, тебе лучше переодеться. Ты вся вымазана в крови.

— Черт возьми, как можно так неаккуратно охотиться? — с упреком заметила Маришка. — Я же учила тебя, как надо кусать: деликатно, тихо, а не вгрызаться в шею так, чтобы летели клочья мяса. Мы же вампиры, а не людоеды!

— Ой, да ладно вам! Это был всего лишь браконьер. Смотри лучше, что я принесла для твоих лапочек, — с торжествующей улыбкой Алира извлекла из складок одежды грубо оторванную, судя по ее виду, кисть руки, и бросила ее кошкам. Те немедленно сбились над лакомством в кучу, послышались рычание, шипение, жадное чавкание и тошнотворный звук разгрызания мелких косточек. Чарли поспешно отвел глаза.

— Не обращай на Алиру внимания, — извиняющимся тоном прошептала ему Верона. — Первый век жизни мы все такие: кровожадные, вечно голодные и совершенно невменяемые. Влад донесет до нее, что тебя нельзя трогать, а лет через пятьдесят она, надо надеяться, станет почти такой же разумной, как мы с Маришкой… О, дорогой, у меня возникла новая идея относительно этого молодого человека. У тебя ведь давно не было помощника из смертных? Люди могут быть чрезвычайно полезны хотя бы потому, что активны днем, в отличие от нас…

Обсуждение деталей заняло еще пару часов, и в результате Чарли получил бесплатную подработку, о которой совершенно не просил, но избежал выплаты крупной денежной суммы, которой все равно не располагал, пыток, обращения в вампира и, возможно, зверского изнасилования младшей супругой графа. Отныне одну неделю месяца он должен был являться в замок Бран и выполнять поручения Дракулы и его жен, а уж о чем они могли его попросить, даже думать не хотелось. Кажется, он кардинально вляпался. Впрочем, так ему было и надо.

— У тебя есть сова? — поинтересовался Дракула на прощание. — Нет? Ладно, тогда держи… — Он без особых церемоний снял с карниза того крупного филина, что так смачно пожирал крысу, и пересадил его, возмущенно ухающего и хлопающего крыльями, на руку Чарли. — Для писем, с покупкой корма можешь не заморачиваться — он сам прекрасно находит еду… Заткнись, Брэм, я не спрашивал твоего мнения. Если будешь хорошо служить моему новому помощнику, возможно, расколдую тебя раньше времени.

Филин по кличке Брэм с омерзением рассматривал своего нового хозяина, и, наконец, его мучительно стошнило крысиными кишками прямо на рубашку Чарли.


***


Разумеется, мирное улаживание конфликта не спасло Чарли от нагоняя, который ему, как и остальным драконологам, устроил мистер Петреску, но почтенный волшебник, к счастью, оказался весьма отходчивым. Зато овация коллег и осознание, что вот теперь-то он свой в заповеднике, на сто процентов свой… это дорогого стоило.

Брэм демонстрировал своему недостойному владельцу презрение целых две недели, а потом, видимо, убедившись, что оно не производит на того никакого впечатления, с достоинством сел на плечо во время ужина и ухнул, явно намекая, что не будет против какого-нибудь угощения.

Данди с тех пор не просто полюбил летать — полеты для драконов, в конце концов, были совершенно естественны — но полюбил летать с Чарли на спине и периодически требовал, чтобы тот давал себя покатать.

***


Наверное, Чарли сразу надо было понять, насколько он влип, и перепугаться, но масштаб бедствия он оценил далеко не сразу. Конечно, надо было насторожиться еще в самый первый вечер, когда Верона взволнованно принялась расспрашивать его, любит ли он венгерскую и румынскую кухню («Обожаю готовить, но никто в замке не может есть человеческую пищу, как хорошо, что появился ты…»), а также рассказывать, какой Анастаз хороший человек (пусть и вампир, это не страшно), и как ему сразу понравился Чарли. Ее дивные фиалковые глаза горели точь-в-точь как у мамы, когда они все приезжали домой на каникулах, и не оставалось никаких сомнений, что она силой пригонит Чарли и Анастаза на свидание друг с другом, если они будут медлить… да, симптомы были определенно пугающие, но тогда он не осознал до конца.

Когда Маришка утащила его знакомиться с каждой из своих кошек (он сбился со счета после пятидесяти), ему все еще не было понятно до конца. В конце концов, Чарли действительно любил животных.

Окончательно его бедственное положение стало понятно, когда граф отправил его со своими женами в кино («Терпеть не могу современное искусство, так что вот чековая книжка, покупай девочкам все, что они захотят, если их кто-то попытается обидеть, ты их, разумеется, защитишь»), и они перенеслись куда-то в Америку. Маггловский фильм был весьма мил и наивен, если такое возможно сказать об истории, где людей с удовольствием раздирали на части, резали и ломали им шеи — всем трем вампиршам чрезвычайно понравился маркиз де Сад, и они дружно заявили, что Дракула на экране и в подметки не годится их мужу. Чарли даже искренне получал от вечера удовольствие, пока они не вышли из кинотеатра и Алира не встала как вкопанная, вытянувшись в струнку при виде мирно попивающих пиво у обочины байкеров весьма брутального вида, и не воскликнула:

— Какие мужчины! Верона, Маришка, посмотрите, вот и ужин! Что это у них написано на куртках? «Майянцы»? Как интересно! Чарли, солнышко, покараулишь, пока мы подкрепимся? А потом мы с тобой сходим в «Макдональдс», ладно?

@темы: фики

---

"Потерянная собственность"

Название: Потерянная собственность
Переводчик: я
Бета:  мисс Дженни Рен,  maleficio,  umaken
Оригинал: archiveofourown.org/works/28582, разрешение получено
Каноны: «Гарри Поттер», «Лабиринт»
Размер: мини, 1 916 слов
Пейринг/Персонажи: Августа Лонгботтом, Джарет
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Если Невилл получит один хорошо известный меч, это сделает гоблинов несчастными. А где гоблины, там и их Король…


Было шесть утра. В воздухе разливался чистый холодный серый свет вроде того, который исходит от меловых гор недалеко от моря. В саду Августы Лонгботтом Хватучий Узлокорень тихо и обиженно отодвигался с тропинки, чтобы по ней смог пройти молочник.

Лишь маленький зевающий мальчик в яркой ветровке катил на велосипеде по пустынной мощеной улице с холма к киоскам: пришло время развозить газеты.

И тут порывом ветра принесло кого-то еще. Мальчик и велосипед чуть не свалились через невысокую каменную ограду в чужой сад. К счастью, не в сад миссис Лонгботтом, ведь он, как известно, мог за три с половиной минуты разодрать велосипед на составные части. Мальчик уставился на незнакомца. Тот ответил ему скучающим, надменным взглядом и расправил манжеты.

— Мне нужен дом Лонгботтомов, — отрывисто произнес он.

— Как и застройщику нового отеля — вон там. Она его так прогнала, что в ушах звенело… — обиженно ответил мальчик. — А он еще был прилично одет. Номер два, вверху на холме.

Человек надвинул пониже капюшон. В его глазах было что-то странное, хотя мальчик не мог сказать, что именно. В любом случае, они выглядели вполне прилично по сравнению с волосами, торчащими вверх и блестящими, как ледяной водопад, или одеждой, ничего подобного которой в деревне не видели с 1973 года, когда к ним заехала вконец заблудившаяся глэм-рок-группа.

— Ступай по своим делам, — вкрадчиво произнес незнакомец.

Мальчик продолжал глазеть на него. Человек сотворил из пустоты серебристо-голубую ленточку и обвил ее вокруг длинных белых пальцев, в которых, казалось, было в два раза больше суставов, чем у обычных людей. Мальчик смотрел, не отрываясь.

Незнакомец резко дернул ленточку, она обвилась между спиц велосипеда, и тот помчался вниз с холма. Вместо того, чтобы опрокинуться, как обычно делают сбежавшие велосипеды, этот держался прямо, как гироскоп. Мальчик неверяще моргнул, выругался и бросился вдогонку, расставив в стороны руки, чтобы не поскользнуться на мощеном склоне.

Человек улыбнулся и пошел в гору.

Августа Лонгботтом ожидала его. Хватучий Узлокорень устроил позади нее торжественный бастион и дополз до высоты в десять футов, умело опираясь на садовые розы, растущие у калитки. Августа скрестила руки на груди. Даже в этот ранний час она была одета в ужасающее изобилие черного бомбазина и блестящих пуговиц и излучала дух добродетельности, какой осеняет тебя, когда ты уже подмел крыльцо, развесил стирку и, сложив фартук, убрал его до чаепития. Очевидно, Августа не считала, что этот посетитель заслуживает шляпы с грифом, зато держала в руках большой черный зонт, украшенный чем-то похожим на хвосты горностаев и острым наконечником на конце — им было очень удобно тыкать в людей.

— Я была бы признательна, если бы вы не заколдовывали магглов, — рявкнула она. — Всем известно, что беспалочковой магии не существует, и, учитывая это, я даже не хочу знать, где вы прячете палочку и чем ее держите. Не терплю юнцов с извращенными наклонностями. Сразу вам говорю: Невилл уехал в Лондон на цветочную выставку в Челси, так что побегов вы от него не дождетесь. Можете послать ему письмо с просьбой о встрече, как делают все остальные.

— Я не волшебник, — медленно, растягивая слова, ответил незнакомец и отвесил поклон, достойный королевы. — Какой у вас впечатляющий Хватучий Узлокорень. Мой в свое время сбежал повидать мир, и я так и не смог найти его. Можно войти?

— Я не имею дел с созданиями, которые должны просить разрешения переступить порог. — Ее умные темные глаза вглядывались в него. — Надо заметить, вы неплохо держитесь на солнце — даже горелым мясом не пахнет. Какие-то чары в гриме, так ведь? И что же вампиру нужно от меня и моих родных?

— Педик с юга, — добавил мальчик, который вернулся с велосипедом и теперь мрачно пыхтел за почтовым ящиком.

Августа Лонгботтом пригвоздила его взглядом, от которого на ящике едва не выцвела краска.

— Я бы хотела знать, по какой причине ты суешь свой нос в мои дела, юный нахал. И еще хотела бы знать, что случилось с моим экземпляром «Практического садоводства», который должен был прийти в прошлую среду. Можешь передать мистеру Куреши, что я приду поговорить с ним об этом, и еще о сроке годности печенья, что он продавал на прошлой неделе.

Сконфуженный мальчик ретировался. Миссис Лонгботтом надула зонт, словно кузнечные меха, и удовлетворенно кивнула, заметив небольшое искажение воздуха, образовавшее вокруг них пузырь.

— Вот так… Если вам нужна кровь…

— Я не вампир, — раздраженно огрызнулся незнакомец.

Миссис Лонгботтом окинула его позабавленным взглядом и оперлась на зонт:

— Я подумала, что вы несколько ярковато одеты.

Он взмахнул рукой в сторону деревни и сверкавшего вдалеке моря. На его выразительном запястье изящно взметнулось и опало кружево.

— Я покинул Замок по ту сторону Города Гоблинов и преодолел бессчетные опасности и бесчисленные бедствия, чтобы найти нашу собственность, которая была украдена.

Миссис Лонгботтом удовлетворенно кивнула сама себе, и большая брошь на ее высоком черном кружевном воротнике качнулась вниз и снова вверх — словно императрица приветствует подданных на торжественно-похоронной церемонии:

— Давно я не слышала этих слов. А вы довольно высокий для гоблина.

— Я не просто гоблин, я — Король. — Несмотря на тихую угрозу в голосе и гордо вскинутую голову, он чувствовал себя таким же обескураженным, как и ранее мальчик, и у него было ужасное ощущение, что миссис Лонгботтом это знает. — Во время Битвы за Хогвартс, ваш сын Невилл Лонгботтом…

— Мой внук, и не думайте умаслить меня грубой лестью, потому что это не получится.

— Ваш внук Невилл Лонгботтом завладел неким мечом, который ранее вернулся к законному владельцу, моему подданному Грипхуку, по слову и обещанию волшебника Гарри Поттера. Я снова требую вернуть этот меч. Если только вы не хотите заключить какое-нибудь другое соглашение. — Он снова принял скучающий вид и смахнул со штанов лепесток розы.

— Не стоит считать, что вы этим меня подловите. Полагаю, что оно касалось бы первенца Невилла, — миссис Лонгботтом развернула крюк рукоятки зонта к себе и оперлась на него, похожая на нечто среднее между старым мудрым капитаном дальнего плавания и викторианской субреткой. — Имейте в виду, тогда в ваших же интересах — не менее, чем в моих — будет, чтобы у него вообще появился сын. Но нет, полагаю, всем будет легче, если меч вернется к вам. По слову и обещанию, сказали вы?

— У меня есть свидетельство Грипхука, записанное им на одре болезни. — В его разноцветных глазах появился холод, а в мягкий тон голоса прокралась глумливая насмешка. — Учитывая, как с ним обошлись волшебники, этот одр может стать смертным.

— Вы должны простить друзей Невилла. Они так молоды.

— Каким-то образом всегда находится кто-то, чтобы сказать гоблинам, что они должны прощать магам их проступки. Однако признаю, что удивлен. Я считал, что вы больше беспокоитесь о справедливости.

— Жизнь несправедлива. Странно, что нужно говорить это вам. Ждите здесь.

Миссис Лонгботтом повернулась и заковыляла сквозь Хватучую Узлотраву — впрочем, та торжественно перед ней расступалась. Через двадцать минут она вернулась с серебряным мечом, украшенным большими рубинами. Король Гоблинов стоял, облокотившись на ворота, рассеянно крутя кристаллы между пальцев и любезничая с розами.

Миссис Лонгботтом взмахнула на него мечом, и розы поспешно убрались прочь.

— Я же говорила, никаких побегов.

— Даже и не пытался, — заверил он ее.

Миссис Лонгботтом вытерла пыль с рукоятки меча большим носовым платком:

— Отвратительная безвкусица, правда? От гоблинских мастеров я ожидала большего. Не то чтобы вы выглядели так, будто приближались к кузнице не только для того, чтобы заказать кузнецу кольца, и в придачу не оставить ему платы, кроме мешка сухих листьев.

— Если бы вы захотели, я бы завтра заказал кольца, — он снова блеснул лучезарной улыбкой. — Как вам это? Идите со мной и снова станете молодой. Я могу повернуть вспять само время…

Миссис Лонгботтом фыркнула и взглянула на розы прекрасными темными глазами:

— Я была бы больше впечатлена, если бы вы смогли вернуть мое «Практическое садоводство». Там должен был быть купон на кормушку для птиц. Третья из четырех, а от этого Куреши толку что перьев от жабы. Итак, если я отдам вам меч вместо того, чтобы потребовать, чтобы вы вызвали гоблина Грипхука и он дал показания — а я имею на это право — и мальчишку Поттера тоже (хорошей же вы будете парочкой: единственное, что он правильно сделал в жизни — так это выбрал слишком хорошую для него девушку), что вы дадите мне взамен? И не предлагайте мое заветное желание — я слишком стара, чтобы на это купиться. — Она сварливо вглядывалась в него поверх блестящего лезвия. — Не то чтобы это было трудно. «Слишком старая, чтобы быть вами обманутой» — это, наверное, старше двенадцати. Или четырнадцати, если вам не повезло родиться на юге.

Он взглянул на нее. Свет с холмов озарил морщины на его красивом, одновременно и молодом, и старом лице, и — словно пронесся порыв ветра — внезапно стало ясно, кто их них двоих старше на целые века. Он поклонился, приложив одну руку к сердцу (или, во всяком случае, к месту, где находилось бы его сердце, будь он человеком) и протянул ей кристалл.

Она всмотрелась в него:

— Ну, куда ни шло. Что это у моего олуха на голове?

Он учтиво склонился, чтобы тоже заглянуть в кристалл. Хватучий Узлокорень зашипел на него.

— Полагаю, горящая Распределяющая Шляпа.

Августа Лонгботттом пробормотала какую-то фразу, где явно выделялись слова «горящая» и «в самом деле».

— Ну, не скажу, что не горжусь им, — произнесла она, снова выпрямившись и прижав к пояснице руку, затянутую в кружевную перчатку. — И спасибо, что забираете меч. У него острые края, а я рано или поздно ожидаю появления первого правнука.

— Будем надеяться, что ваш внук встретит подходящую даму на цветочной выставке в Челси, — поклонился на прощание Джарет. — Прощайте.

Она чуть дернула палочкой, снимая Антиподслушивающее заклинание. Деревня просыпалась: на веревках появлялось белье, неясные фигуры вдали разносили почту, а женщина из дома номер пять — Августа всегда считала ее бесхарактерной ленивой шлюхой — стояла, потягиваясь на пороге, перед тем, как забрать молоко.

Когда Августа Лонгботтом оглянулась, Короля Гоблинов уже не было.

@темы: фики

---

"Самый обычный ротвейлер"

На всякий случай: это было написано до выхода ФТ.

Название Самый обычный ротвейлер
Автор: я
Бета:  troyachka
Каноны: «Гарри Поттер», «Омен»
Размер: мини, 1 057 слов
Пейринг/Персонажи: Ньют Скамандер, Сибилла Трелони, Дэмиен Торн и его собака
Категория: джен
Жанр: one-shot
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Впервые в жизни перед Ньютом стояло неизвестное науке животное, и у него не было ни малейшего желания изучать его.


— Грим! Это Грим! О Мерлин трижды величайший!

Кто бы мог подумать, что тощая, — как только на ветру не шатается? — почти изможденная Сибилла Трелони способна так орать? Воистину мир полон сюрпризов.

Откровенно говоря, Ньют Скамандер предпочитал попадать во всевозможные истории исключительно во время своих путешествий в поисках новых видов животных и решительно не переносил скандальных сцен на улице. Именно поэтому ему сейчас ужасно хотелось удалиться, сохраняя достоинство и невозмутимость. Увы, деваться было некуда: в чинном и благородном Сент-Джеймсском парке, кажется, в данный момент не было волшебников, кроме него и этой полоумной девицы. А вот наслаждающихся прохладой раннего вечера магглов наблюдалось даже с избытком, и все они, разумеется, уже начали недоуменно оглядываться на Трелони, а если кто-то вызовет авроров или как там они у них называются… нет, это будет совсем нехорошо. Глупая девчонка, очевидно, совершенно не помнила о Статуте Секретности, раз дело дошло до воззваний аж к Мерлину… в общем, как добропорядочный член магического общества Ньют просто обязан был вмешаться, пока это не сделал кто-нибудь другой, менее подходящий.

— Грим! Это же Грим! Смотрите, люди, смотрите! Разве вы не видите?

Ньют прекрасно видел лишь огромного ротвейлера, неподвижно сидящего на лужайке, словно изваяние. Ну да, тоже большой черный пес, но никоим образом не Грим — уж ему ли не знать? Конечно же, это не означало, что Трелони разумно поступала, подпрыгивая, вопя и размахивая руками у него чуть ли не перед самой мордой — такое не понравится ни одной собаке. Правда, ротвейлер выглядел совершенно спокойным и невозмутимо созерцал окрестности, но кто знает, о чем он при этом думал. Вполне возможно, уже мечтательно представлял себе, как перегрызает этой шумной дуре горло.

Ньют решительно шагнул к Трелони и попытался деликатно взять ее под руку. Собака немедленно повернула голову в его сторону — под лоснящейся черной шкурой перекатывались стальные мышцы, — и он крепко стиснул палочку в рукаве, ощущая прилив хорошо знакомого, бодрящего волнения. Сколько бы ему лет ни исполнилось, встреча с потенциально опасным животным всегда будет его захватывать, и неважно, магическое оно или маггловское. Ну ничего, ему ли, в молодости лупившему мантикору по морде походным котелком, бояться какого-то ротвейлера…

— Мисс Трелони…

— О, мистер Скамандер, вы здесь!

Узнала его, надо же. А Ньют думал, что на вчерашнем приеме у миссис Забини она была занята исключительно тем, что, хлебнув лишку, бормотала что-то про свою прапрабабушку, внутреннее око и тончайшее искусство прорицания. Ну и еще гадала на чаинках Порпентине, а та ахала и охала. Он даже не спросил, что Сибилла наговорила его супруге — наверняка какую-то сентиментальную чушь, в самый раз для женщин. Сам Ньют был увлечен в это время более важными вещами: спорил о необходимости создавать Реестр вампиров по аналогии с Реестром оборотней, подписывал желающим экземпляры своей книги, слегка флиртовал с красавицей хозяйкой (в его-то семьдесят девять это вполне безопасно для них обоих). В общем, на нелепую девицу, всю в шалях и цепочках, немного смахивающую на стрекозу, он едва обратил внимание. А она, оказывается, даже имя его запомнила…

— Мистер Скамандер, посмотрите, это же Грим! Он тут, среди людей, и ничего не сделаешь! Это Грим!

— Мисс Трелони, не волнуйтесь так. Вы немного ошибаетесь. Это никакой не Грим, а ротвейлер, совершенно маггловская порода собак. Правда, если вы дальше будете так кричать, то он может занервничать и напасть на нас обоих, так что давайте мы с вами отойдем подальше…

— Нет, нет, это чудовище! Чудовище из бездны! Нас ждет Апокалипсис!

Кто-то из магглов, к облегчению Ньюта, проходил мимо, видимо, принимая Трелони за чокнутую сектантку, но несколько человек остановились в стороне и с жадным любопытством ждали, чем закончится развлечение. Ладно, пусть глазеют, лишь бы в самом деле не вызвали своих авроров…

Ну как же, Апокалипсис. Впрочем, если судить по все более частым нападениям Пожирателей Смерти, то, может, бедная кликуша не столь уж ошибается? Вот если у Того-Кого-Нельзя-Называть получится захватить власть, то на конец света как минимум в Англии это вполне потянет.

— Да нет же, уверяю вас как магозоолог: уж я-то, смею надеяться, кое-что в этом понимаю. Это не Грим, совсем нет. Ну, посмотрите: сейчас я просканирую пса палочкой… есть специальное заклинание для определения наличия магии в животном… так…

Он рассказывал все это частично для того, чтобы заболтать Сибиллу и заставить ее хотя бы перестать голосить на весь парк, а частично — потому что искренне гордился этим заклинанием, которое усовершенствовал лично, и всегда был рад его продемонстрировать. Ну вот — достаточно взмахнуть палочкой (он давно наловчился делать это, не вынимая ее из рукава), и…

Конечно же, ротвейлер не был Гримом: волшебством от него не фонило ни капли.

Впрочем, маггловским псом он тоже не был, потому что палочка не уловила ничего даже отдаленно похожего на энергию животных: разную по ощущению, окраске, но всегда живую, теплую. В воздухе вокруг собаки (собаки ли?) разливалось нечто тяжелое, давящее, леденящее и одновременно полыхающее, свирепое, безжалостное и… абсолютно чуждое этому миру. Ни один из известных Ньюту зверей не оказывал на все окружающее настолько мертвящее воздействие. Дементоры — само собой, но они и не относились к животным…

У Ньюта ощутимо защемило сердце, на лбу выступил холодный пот, ноги отяжелели. Ужасно захотелось немедленно покинуть Англию и помчаться искать смертофалдов, или грифонов, или василисков — какие его годы, в конце концов… Лучше опять очутиться перед венгерской хвосторогой, защищающей свою кладку, или на спине того келпи, что таскал его по всему Лох-Нессу. Впервые в жизни перед ним стояло неизвестное науке животное, но у него не было ни малейшего желания изучать его.

Ньют сделал глубокий вдох, усилием воли выходя из оцепенения, и крепче сжал руку Сибиллы. Даже если он готов рухнуть в обморок от всепоглощающего ужаса, это не повод бросать девчонку тут, наедине с… этим чем-то. Надо убраться отсюда подальше, а там уж можно и валиться с сердечным приступом.

— Пойдемте, мисс Трелони. Я проверил пса и даю вам слово — это не Грим. Просто ротвейлер. Давайте найдем кафе, выпьем по чашечке чаю… Вам это не повредит, а то вы вся дрожите…

— Но я видела, мистер Скамандер. Я видела страшное чудовище рядом с этой собакой. И женщину, и мужчину… и как они умирают… Они умрут! Говорю вам, их ждет смерть!

— Как и всех нас, — у Ньюта все же хватило сил вытолкнуть из себя беззаботную улыбку. — Как и всех нас когда-нибудь, несомненно. Вы и вчера на приеме тоже предсказали смерть — мужу хозяйки, я вспомнил. Неловко вышло, правда? Хорошо, что миссис Забини только посмеялась… Ну, идемте…

Ротвейлер проводил взглядом удалявшуюся пару, поднялся и потрусил к спокойно стоящему у дерева пятилетнему малышу — очаровательные румяные щечки, тщательно причесанные каштановые волосы и удивительно взрослый взгляд голубых глаз. Опустился рядом с ним и лизнул руку, словно присягая на верность повелителю.

@темы: фики

---

"Возмутитель спокойствия"

Название: Возмутитель спокойствия
Переводчик: я
Бета:  troyachka,  мисс Дженни Рен,  Mrs N
Оригинал: archiveofourown.org/works/496139, разрешение запрошено
Каноны: «Кости», «Шерлок» (ВВС)
Размер: мини, 1 723 слов
Пейринг/Персонажи: Шерлок Холмс, Джон Уотсон, Темперанс Бреннан, Сили Бут
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: — Вам сюда нельзя. Ни под каким видом, — покачал головой Бут, отчасти приходя в себя. — Это — место преступления.
— Именно поэтому я и здесь, — ответил незнакомец, очень на британский лад выделив «поэтому». Ну ясное дело, приезжий.


— Ну, знаешь, Кости, такое рагу — из всего, что подвернулось под руку? Да ладно тебе, не станешь же ты утверждать, будто никогда не пробовала блюд из остатков.

— Именно что стану, Бут. А любые тела, останки — и есть остатки. Они остаются после того, как человек умирает, следовательно, это остатки, — Бреннан произнесла это своим фирменным холодным циничным тоном, и Бут провел рукой по лицу. Видно, такой уж сегодня день. Иногда Кости понимала его шутки или смеялась, даже если не совсем поняла. В другие же дни, вот как сегодня, и улыбалась-то не всегда.

Видимо, все дело в коже.

Он знал, что Кости терпеть не может работать с кожей, но Кэм была занята на супер-важном вскрытии, так что это дело предоставила остальной команде. Бреннан с Бутом уже находились на месте преступления, когда Кэм вынесла вердикт.

— Твой выстрел, Кости, — ухмыльнулся он. Нет, ответной улыбки не последовало.

— Если я в тебя выстрелю, Бут, ты умрешь. Я очень хорошо стреляю, — парировала Бреннан, и Бут сдался. Оно того не стоило. — Белая женщина, возраст — от восемнадцати до двадцати пяти лет. Жертву ударили по затылку, что, возможно, и послужило причиной смерти. Больше сказать не могу, пока не изучу ее в лаборатории.

Бут кратко конспектировал слова напарницы.

— Есть что-то, указывающее на личность? Сумка, удостоверение, еще что-нибудь? — спросил он. Бреннан покачала головой. Вокруг тела была разбросана одежда, поэтому Бут предполагал, что жертву, возможно, изнасиловали, но держал это при себе. Совсем не хотелось начать день с того, чтобы нарваться на головомойку.

Переулок, в котором они находились, был забит людьми, но полиция оттеснила зевак от входа, что позволяло спокойно работать.

— Это же очевидно, правда? — внезапно произнес над ухом незнакомый голос, и Бут резко развернулся, рефлекторно хватаясь за пистолет. Рядом стоял какой-то верзила в пальто и шарфе. Пальто и шарф в такую погоду?! Чокнутый, не иначе.

— Вам сюда нельзя. Ни под каким видом, — покачал головой Бут, отчасти приходя в себя. — Это — место преступления.

— Именно поэтому я и здесь, — ответил незнакомец, очень на британский лад выделив «поэтому». Ну ясное дело, приезжий.

— Как вы сюда попали? — строго спросил Бут. Незнакомец пожал плечами.

— Эти ваши так называемые полицейские совершенно профнепригодны. До того сосредоточены на целом, что не замечают деталей. Когда я это понял, проскользнуть мимо них оказалось проще простого, — серьезно объяснил он. Бут уже собирался ответить, когда к их спору присоединился еще один голос.

— Шерлок! Шерлок! — Обернувшись, все трое увидели второго приезжего — пониже и поплотнее, чем первый. Он махал им рукой от входа в переулок, а полицейский загораживал ему путь. — Тебе туда нельзя!

— Чепуха, Джон. Здесь место преступления, и этим людям явно нужна моя помощь, — ответил Шерлок (на взгляд Бута, довольно высокомерно) и, снова повернувшись к следователям, небрежно шагнул к телу.

И тут вмешалась Кости.

— Вам здесь находиться нельзя. Тут место преступления, и это тело — улика. — В ней явно проснулся инстинкт защитницы. Прямо как львица с детенышами, подумал Бут. Упаси Боже кто-то тронет ее останки. А теперь это ее останки, есть на них кожа или нет.

— Но это же очевидно, не так ли? Сосед, с которым они вместе снимали квартиру, ударил ее по голове, когда она вернулась из бара, где работала, изнасиловал, а затем выбросил здесь тело и одежду в надежде, что мусорщики не заметят труп. Она недавно разорвала отношения с агрессивным партнером и доверяла соседу, в основном потому, что он был старше ее.

Бреннан и Бут так и застыли, на секунду утратив дар речи. Он от… ну, скорее всего, восхищения, а она — от чистейшей, беспримесной ярости.

— Это ничто иное, как домыслы, а домыслам здесь места нет. — Бреннан первая пришла в себя и уперла руки в бока. Ой-ой, кажется, и в самом деле разозлилась. — А теперь убирайтесь отсюда, пока я не арестовала вас за проникновение на место преступления.

— Как вы это узнали? — Бут не смог удержаться от вопроса, чем, кажется, рассердил Бреннан еще больше.

— Шерлок, не надо… — предостерегающим тоном сказал белобрысый тип, который, судя по всему, каким-то образом умудрился пробраться мимо полицейских, но Шерлок отмахнулся.

— Мне задали вопрос, Джон, — ответил он своему спутнику и снова повернулся к Буту. — Судя по одежде, пусть и консервативного стиля, она — барменша. Простая белая блузка, черная юбка, черные кроссовки. На блузке пятно от пива, это понятно уже хотя бы по запаху, но по нижней кромке пятна нет. Значит, на пути пива встретилось какое-то препятствие: судя по форме, передник, который она повязала вокруг талии поверх одежды. Никто, кроме барменши, в баре передника не носит.

Не успел никто остановить его, Шерлок взял одну из упомянутых кроссовок и принялся вертеть ее в разные стороны. Джон покачал головой и закрыл рукой лицо. Ему не хотелось брать на поруки Шерлока, арестованного за порчу улик.

— Чистые, приличные, но удобные. Приди она в бар как клиентка, то надела бы что-нибудь понаряднее. Туфли на каблуках, например. Кроссовки означают, что ей приходилось много находиться на ногах. Может, она танцевала? Взгляните на подошвы. Изношенность, как при ходьбе, нет следов вращения или кружения. Она не танцевала в этой обуви, а носила ее на работе. На такой работе, где люди нечасто смотрели на ее ноги. Изнутри они тоже сильно изношены, но шнурки выцвели везде, кроме узла. Это означает, что она их завязала, когда они были еще новые, и больше не развязывала. Натягивала и снимала просто так. Значит, работала допоздна.

— На плече у нее синяки, — продолжал Шерлок, направляясь к телу, но тут Бреннан преградила ему путь. — Простите… — произнес он, ожидая, что она пропустит его. Однако та и с места не сдвинулась.

— Вы сшиваете сказку на основе предположений и ощущений. Не знаю, кто вы и что здесь делаете, но в мире научных исследований вашей истории нет места, — в холодном голосе Бреннан ясно звучала ярость. Взгляды их встретились в том, что Джон бы назвал одним из коронных поединков Шерлока — борьба титанов, решающая схватка не на жизнь, а на смерть. Сам Джон в них давно уже не ввязывался — всегда проигрывал.

— Сочиняете сказку, — машинально поправил Бут, когда его мозг поспел за происходящим.

— Что это значит?

— Я не знаю, что это значит.

Прозвучало сразу два ответа: первый — от Шерлока, второй — от Бреннан. Оба мельком посмотрели на Бута и вернулись к своей битве взглядов. Джон лишь покачал головой. Надо было брать билеты на более ранний рейс.

Они с Шерлоком завершили тут, в Вашингтоне, дело — одно из дел Майкрофта — и собирались улететь домой сегодня в шесть вечера. А вот выбери они рейс в шесть утра, то сейчас не стояли бы тут, меряясь взглядами с судмедэкспертом, которая выглядела так, будто готова испепелить Шерлока на месте. О, и с агентом ФБР, которому словно под дых врезали.

— Я действительно прошу прощения, — извинился Джон перед фэбээровцем, который опомнился и не знал, хмуриться ему или смеяться. — Мы сотрудничаем с лондонской полицией, а Шерлок — консультирующий детектив, помогает им в расследованиях.

— Не понимаю, как, если все, что у него есть, это ложные предположения и сомнительные выводы, — выплюнула Бреннан, но Шерлок, к его чести, даже не дрогнул.

Стальные нервы, подумал Бут. Немало надо отваги, чтобы, противостоять взбешенной Темперанс Бреннан.

— Если бы вы хорошо делали свою работу, то поняли бы, что я сказал правду, — ответил Шерлок. — Каково это — иметь такой научный ум, что не видеть того, что прямо под носом?

За ними довольно забавно наблюдать, независимо друг от друга подумали Бут и Джон. Шерлок был выше и Бута, и Бреннан, но это было неважно — их ледяные взгляды прекрасно гармонировали. Ну, почти. В глазах Бреннан читалась сдерживаемая ярость, в глазах Шерлока — скука, и, возможно, это совсем не помогало Бреннан сдерживаться. Шерлок прятал руки в карманах пальто, Бреннан — воинственно подбоченилась.

Все равно что наблюдать, как неудержимая сила сталкивается с несокрушимым препятствием.

Джону хотелось засмеяться. Ну кто бы говорил. Бреннан, кажется, готова была врезать Шерлоку, и Буту пришла пора вмешаться.

— Окей, — произнес он, без труда вклинившись между ними. — Как насчет того, чтобы нам всем немного остыть? Я кликну наших славных полицейских, они вытурят этих двоих из переулка, и мы вернемся к расследованию, да, Кости? — предложил он, хотя, кажется, никто не собирался отступать.

— Часто вы коротаете вечера вместе, за тайской едой и пивом? — спросил Шерлок так внезапно, что Бут чуть не споткнулся. Откуда он узнал, черт возьми? — Судя по мятой рубашке, вы провели ночь на диване. Знаете, не стоило вам гладить: пропустили целый кусок, — добавил он, посмотрев при этом на Бреннан. Битва взглядов возобновилась — только на сей раз между ними находился Бут. Внезапно Шерлок развернулся на каблуках — полы его пальто хлестнули Бута по ноге — и гордо направился к Джону.

— Идем, Джон. Это слишком легко для меня, а нам надо готовиться к полету. Ясно, как день, виноват сосед по квартире, но у меня нет ни желания, ни терпения находиться здесь, с этими глупцами, — произнес он и ушел с важным видом. Джон еще раз извинился перед Бреннан и Бутом и бросился вдогонку.

— Полулунные, — пробормотала совершенно раздраженная Бреннан, поворачиваясь к телу. И чуть покраснела, если присмотреться.

— Полоумные, Кости. Правильно говорить — полоумные.

@темы: фики

---

Миники из визитки команды Ретеллингов и Кроссоверов на ФБ-2016

Гарри Поттер и стрекоза, увеличенная до размеров собаки

— Ой! Простите, не хотел! Погулял вчера немного, и вот… Думал, это соломинка! Она рано или поздно уменьшится, не бойтесь!

— Ну, Скотт!.. Наташа, справа двое! Я на мост, Баки, прикрой меня…

— Придурок, там же Халк!

— Именно поэтому. Кто-то должен за ним присматривать…

Гарри Поттер не знал, спит он или бредит.

Атлет с летающим щитом, крошечный человечек в красном, рыжая девица, раскидывающая врагов направо и налево, снайпер с железной рукой, огромный зеленый тролль, молотящий по земле обломком Лондонского моста… и носящаяся в воздухе, лязгая челюстями, стрекоза размером с Пушка.

Кажется, нео-Пожиратели крупно просчитались с сегодняшней вылазкой…

Но кто все эти люди? Они хотя бы магглы или маги? И как теперь стирать память всем свидетелям?

Придется Кингсли заявить решительный протест маггловскому премьер-министру…

Каноны

«Гарри Поттер», «Мстители»


Гарри Поттер и профилактика заболеваний, передающихся половым путем

Направляясь к Дадли с предложением помириться, Гарри Поттер не знал, чего ждать, но кузен ему очень обрадовался. Возможно, потому, что был изрядно пьян.

— Прикинь, у меня, похоже, триппер! — с совершенно непонятной гордостью заявил он, усаживая Гарри на диван и пихая ему стакан с виски. — Вот, профи… профилактирую его! Давай со мной!

Гарри не был уверен, что спиртное в таких случаях помогает, но решил не спорить…

Когда спустя час в квартире раздался пронзительный звонок телефона, и телевизор, затрещав помехами, показал на экране колодец и выплюнул из себя мокрую черноволосую девицу в ночнушке, кузены недоуменно воззрились на все это сквозь хмельную полудрему.

— Это тоже симптом триппера? — пробормотал Гарри. — Так и я тоже?..

— Опять ваши магические штучки! — мрачно насупился Дадли, покрепче перехватив опустевшую бутылку. — Наливай еще, а я сейчас с ней разберусь…

Каноны

«Гарри Поттер», «Звонок»


Гарри Поттер и собака Баскервилей

— Спасибо тебе, спасибо! — Хагрид расплакался практически мгновенно. — Я ведь с тех пор, как Клык умер, места себе не нахожу… а ты обо мне подумал…

— Ну о чем речь, Хагрид, — смутился Гарри. — Мы ведь друзья. А ему с тобой хорошо будет, я точно знаю.

В ручищах Хагрида полугодовалый щенок сенбернара выглядел маленьким и беззащитным. Восторженно повизгивая, он пытался облизать лицо своему новому хозяину, но безнадежно путался в его косматой бороде.

— Он очень шустрый, так что ты уж смотри за ним получше. Бегать любит, птичек ловить, кроликов…

— Ну, уж за этим дело не станет. Тут кроликами так и кишит все: лови — не хочу.

— А как ты его назовешь?

— Не знаю пока, Гарри. Тут подумать надо. Что-нибудь звучное, яркое. Вроде как, помнишь, собака Баскервилей? Ну, чтоб все как услышали, так вздрогнули и сразу запомнили. Он же ого-го какой у меня хороший!

Каноны

«Гарри Поттер», «Куджо»


Гарри Поттер и волшебные сновидения

Скорчившись под мантией-невидимкой, Гарри Поттер внимательно слушал всхлипывания и жалобы Драко Малфоя и ничего не понимал. Как это все относится к планам Волдеморта?

— Посмотри, как он располосовал мне всю руку, крестный! — Малфой смахнул со щек злые слезы и сунул под нос Снейпу правое предплечье, на белой коже которого зияли пять глубоких багровых порезов — будто махнула лапой огромная кошка. — И вот так каждую ночь… я спать уже не могу! Он до меня точно когда-нибудь доберется… и убьет… мне страшно…

В глазах Малфоя, окруженных черными кругами от недосыпа, и правда стоял дикий ужас. Гарри с трудом подавил в себе жалость.

— Так, хватит реветь, Драко. Ты зря не пришел ко мне в самом начале, но и теперь еще не поздно. Легилименция позволит мне проникнуть в твой сон, вот тогда и посмотрим, кто кого.

— Но ты его не видел! Это такой жуткий лысый обожженный урод…

— Ты всерьез думаешь, что меня еще могут напугать лысые уроды? — иронично изогнул бровь Снейп. — Выпей Успокоительного зелья, и приступим…

Гарри ничего не понимал, но догадывался, что эти двое что-то замышляют. И твердо намеревался посмотреть, что там за лысый урод…

Каноны

«Гарри Поттер», «Кошмар на улице Вязов»


Гарри Поттер и проблемы на отдыхе

— Я ужасно сожалею о том, что вам сказал Кормак. Это было непростительное хамство, и я приношу за него извинения, — на одном дыхании выпалил Гарри Поттер заготовленные заранее слова.

Ему в самом деле было стыдно и досадно. Ну что это такое: в кои-то веки решили собраться и отметить годовщину выпуска сразу пяти курсов Хогвартса, нашли замечательную поляну для пикника (и маскироваться почти не надо, потому что рядом лишь один коттедж), начали пить и веселиться… и тут этот гребаный Кормак Маклагген называет обитателей этого самого коттеджа педиками. Громко, так, что те услышали.

Гарри бы проклял Кормака, только этот трус со вчерашнего вечера куда-то подевался. Так что на правах Все Еще Героя идти извиняться перед парой из коттеджа пришлось именно ему, и вот теперь он стоял перед худощавым, интеллигентного вида молодым мужчиной (его четыре дворняжки вились под ногами), вдыхал доносящийся из глубины дома восхитительный аромат жареного мяса и краснел за чужую грубость.

— Да, многие люди отвратительно воспитаны, мой партнер с вами полностью согласится, — незнакомец поправил круглые очки совсем таким же жестом, как и Гарри. — Приятно встретить человека, который готов отвечать за чужие поступки. Считайте, что извинения приняты. Вы здесь еще долго будете? Заходите как-нибудь с друзьями, наше барбекю выше всяких похвал.

Каноны

«Гарри Поттер», «Ганнибал NBC»

@темы: фики

---

Пятнадцать вопросов

Осаливают тут.

От  troyachka

1. Чего вы больше всего на свете боитесь?

Смерти от долгой и мучительной болезни. Или от не мучительной, но от которой утрачиваешь свою личность. Альцгеймера, например.

2. Если бы вы писали о себе, то каким героем бы изобразили?

Ээээ... Рабочей лошадкой такой. Ну, как-то так.

3. Видите ли вы фестралов?

Животные считаются? Если да, то, увы, да.

4. Две-три ваших любимых песни.

Да пожалуйста, даже с клипами можно.

www.youtube.com/watch?v=fJ9rUzIMcZQ Queen - Bohemian Rhapsody

www.youtube.com/watch?v=0QdbeM2JWYE The High Kings, Rocky Road to Dublin (Хотя, по идее, все это надо петь еще быстрее. А еще танцевать на барной стойке и драться )

www.youtube.com/watch?v=bkysjcs5vFU Dio - Holy Diver

5. Любимый портрет любимого персонажа.

Ну куда ж без Патильды. Вот сразу с двумя:

patilda.deviantart.com/art/Slytherins-II-109339...

А еще, поскольку я всегда любила Геллерта, а теперь просто не могу не любить еще больше, вот еще арт "Диктатор" с одной из ЗФБ от [J] Les* [/J]

img-fotki.yandex.ru/get/17865/301807531.0/0_144...


6. Нравится ли вам готовить? Если да, то какое блюдо считаете своим "коронным"?

По настроению - да, на регулярной основе - нет. Но все равно, есть-то что-то надо. Своим коронным, пожалуй, могу назвать безымянное блюдо, когда в духовке запекаешь котлеты, покрытые овощами. Сколько ни готовила, вроде никто не жаловался.

7. Пишете последовательно или фрагментами, не соблюдая хронологии?

Обычно последовательно, но всякое бывает...

8. Если бы вас преследовал человек, который вас ненавидит и хочет навредить, как бы вы от него избавились?

Гм. Вопрос интересный. Сначала надо установить, можно ли от него избавиться законными способами. А если нет... тут переходим к вечному вопросу, на что способен человек, когда его доводят... И опять же, смотря насколько и кто доводит.

9. Большой город vs. пастораль и частный дом?

Категорически - большой город. В частном доме страшно, если он в глуши. А если даже вокруг люди и они адекватные, все равно жить постоянно заскучаешь.

10. Расскажите о вашем любимом занятии. Если это работа, даже лучше)))

Эх, это не работа, к сожалению. Читать люблю. Возиться со своими хищниками. Гулять на природе. Смотреть хорошее кино. Плавать. Ни одно из этих занятий не входит в мои должностные обязанности.

11. Вы из тех, кто закрывает форточки или наоборот, любит проветривать?

Я могу проветривать, но чтобы я не находилась в это время в комнате. А если по мне будет тянуть сквозняком, я точно закрою форточку.

12. Книга, которую вы можете перечитывать много раз.

"Властелин колец". "Гарри Поттер". Еще внезапно "Анна Каренина".

13. Что бы вы посоветовали прочитать из того, что читали недавно?

Дж. Страуд, трилогия о Бартимеусе - однозначно.

14. От какой эмоции вы бы с радостью избавились?

*подумала, перебрала все эмоции* Нет уж, спасибо, не хочу отдавать ни одной. Все мои, какие ни есть.

15. Пожелайте мне удачи в одном нелегком деле)))

Ой, тебе я готова желать удачи во всех делах, больших и маленьких, трудных и легких.

@темы: флэшмоб

---

В общем, на всякий случай...

Если дайри закроются, то:

Вот мой профиль на Дримвиде. Он пустой. Скорее всего, свалю фики и туда. Только в моем браузере он то и дело глючит и слетает. Сука.

mon-key.dreamwidth.org/

Вот мой профиль на АОЗ. Туда я перенесу все свои фики.

archiveofourown.org/users/TheGreen/profile

Сижу и депрессирую по поводу дайри.

---

---

Подарок от ГП-обзоров

---

"Ненасытный"

Про Перси и его кинки. Честно, не знаю, как он дальше-то будет с такими задвигами.

Название: Ненасытный
Переводчик: я
Бета:  barb2210 ,  Toma-star ,  Tau Mirta
Оригинал: archiveofourown.org/works/546856?view_adult=tru...
Размер: драббл, 500 слов в оригинале, 414 слов в переводе
Пейринг/Персонажи: Перси Уизли/Пенелопа Клируотер, Аргус Филч
Категория: гет, слэш (?)
Жанр: PWP, подростковый ангст (у автора)
Рейтинг: R
Краткое содержание: Об этом он ей не рассказал... (с)
Жизнь Перси — сплошной грязный секрет.


Об этом он ей не рассказал.

— Так… так… кто это здесь?

Он знает, что так нельзя. Она — его девушка. Они должны быть честны друг с другом. Но, если Пенелопа узнает, что его поймали, она никогда больше не согласится встречаться с ним после отбоя. Если их разоблачат, они — старосты — так многого лишатся.

Она целует его, как только он проскальзывает в темную классную комнату. Горят свечи, а на полу расстелены одеяла. Он тихо закрывает дверь и позволяет Пенелопе утянуть его за собой.

— Куда это ты собрался, маленький извращенец?

Их руки скользят в теплой тесноте между верхней одеждой и нижним бельем. Тяжелое дыхание Пенелопы щекочет его ухо, и он старается не дергаться, прислушиваясь к шагам за дверью. Она гладит его волосы и все сильнее цепляется за них, когда поцелуи становятся более неловкими и настойчивыми, а он чувствует призрачную боль, будто мистер Филч снова дает ему подзатыльник и, схватив грубыми пальцами за ухо, тащит его по коридору, брыкающегося и протестующего.

— Ты мерзкая тварь, Уизли!

У него встает за секунды. Когда это происходит в ее присутствии, он все еще краснеет так, что уши пылают, а когда ее пальцы спускаются по его вздрагивающему животу и проводят по ширинке, он уверен, что лицо теперь вспыхнет по-настоящему.

— Пыхтишь, роняя слюни, как пес…

Он прослеживает губами ее мягкую шею и изящную ключицу. Боже, он хочет попробовать ее там, внизу, прикоснуться к ней ртом, но почти уверен, что она придет в ужас, если он попытается. А люди вообще так делают? Он знает только, что в прошлый раз в конце он слизал ее соки с пальцев. От запаха и вкуса ему захотелось зарыться лицом между ее бедер, а теперь он не может выкинуть эту отчаянную мысль из головы, сколько бы ни пытался.

— Ах! — выдыхает он, пока она ласкает его, сначала через белье, потом под ним, теплого и обнаженного.

— Беспокоишь хороших девушек…

Когда его пальцы проскальзывают между ее половых губ, она горячая и влажная. Он хочет видеть ее, знать, как она выглядит. Он знает ее лишь наощупь: странный ландшафт жестких завитков, скользкие складочки, которые ему сложно даже представить, и затем проход, куда ныряет согнутый палец…

Потемневший, думает он. Потемневший от прилившей крови, как и ее соски под его языком.

— Грязный мальчишка!

Расстегнутая мантия спадает с его плеч, он вздрагивает от прохладного воздуха — словно чувствует, как жалят ледяные струи холодного душа, под который его прямо в одежде запихнул мистер Филч. Его бедра содрогаются, и он кончает в ее руку, зажмурившись и дрожа всем телом.

Такой грязный, думает он. Такой грязный — и ничего не может с собой поделать...

@темы: фики

---

"Песня к сирене"

Совершенно роскошная зараза Блейз, которого Снейп посылал-посылал... Даже в Ленинград посылал. Интересно, хотя бы после смерти профессора съездил?

Название: Песня к сирене
Переводчик: я
Бета:  barb2210 ,  Toma-star
Оригинал: archiveofourown.org/works/532401
Размер: мини, 2391 слово в оригинале, 2005 слов в переводе
Пейринг/Персонажи: Северус Снейп/Блейз Забини
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: В первый раз он устоял... (с)
В серые зимние дни военного времени Северус подвергается искушению.


В первый раз он устоял.

Северус мог бы утверждать, что так он проявил характер. В число его многочисленных грехов никогда не входило совращение несовершеннолетних. На самом же деле (а почему бы и не позволить себе немного правды ради разнообразия) в первую очередь им руководила подозрительность.

У него были на это причины. Ускользнув от Алекто и Амикуса, зимним вечером сразу после ужина Северус направился к себе, прошел в свою спальню и обнаружил там незваного гостя.

— Добрый вечер, директор.

Юноша растянулся на его кровати в выверенно-небрежной позе, подложив под спину подушки и зажав между пальцев ментоловую сигарету. Темно-красная, подбитая горностаем мантия, в которую он был завернут, явно стоила дороже целого гардероба большинства учеников. Когда Блейз слегка согнул ногу в колене, в разрезе мантии промелькнула обнаженная кожа, и Северус заподозрил, что белья на его госте немного, а то и вовсе нет.

— И что вы здесь делаете? — Его рука уже сжимала палочку. Замок на двери не был взломан, и охранные чары не казались нарушенными.

Впрочем, Блейз Забини всегда был способным учеником.

Он склонился вперед и потушил сигарету в серебряной коробочке, стоявшей на ночном столике. Эта коробочка, как и ее владелец, была решительно не на месте здесь, в неряшливом беспорядке спальни Северуса. Поверхность ночного столика была исцарапана и покрыта пылью — там, где ее не скрывали груды книг и чашки из-под чая, и, хотя измятая постель под эффектно вытянувшимся Блейзом выглядела весьма соблазнительно, Северус помнил, что на самом деле он просто-напросто целую неделю не застилал кровать.

— А как вы думаете, что я здесь делаю, сэр? — Блейз фамильярно улыбнулся. В последние годы Северус наблюдал, как менялась эта улыбка. Сейчас она, кажется, ясно говорила: «Ну разве жизнь не утомительна? И какое удачное совпадение — мы оба достаточно умны, чтобы это понимать!»

Колено Блейза согнулось сильнее, и его мантия распахнулась, открыв ногу до бедра.

Северус с усилием сглотнул, и от осознания этого унижения выражение его лица стало еще суровее. Кто прислал мальчишку? Он не имел ни малейшего понятия. Род Забини был древний, со старыми деньгами — да, чистокровные консерваторы, но политикой они не интересовались.

— Я думаю, мистер Забини, — ответил он, — что шестью с половиной годами удовлетворительного поведения вы заслужили право на единичную снисходительность. Явились ли вы сюда что-то украсть, или выпытывать, или вымогать — можете уйти ни с чем и считать, что вам повезло.

Блейз Забини был способен на хладнокровное убийство, в этом сомневаться не приходилось. Если он пришел, чтобы убить Северуса, то, разумеется, не из-за убеждений, однако существовали и другие причины, даже более убедительные. Деньги, власть, слава… В каком-то смысле Северуса успокаивала мысль, что остались еще слизеринцы, амбициями которых он бы мог гордиться.

— Я не вор и не шпион. И не шантажист, — произнес Блейз, хотя его, кажется, оскорбили лишь два первых предположения. Он снова откинулся на подушки и выглядел так, будто этот разговор уже ему наскучил. — Я решил, что перед выпуском из школы будет интересно переспать с моим деканом.

— Тогда обратите свое внимание на профессора Слагхорна, — резко ответил Северус, раздраженный, что мальчишка рассчитывает так легко вскружить ему голову. — Уверен, с ним вам больше повезет.

Блейз сморщил нос:
— Меня привлекла не должность.

— Убирайтесь отсюда, — терпение Северуса подходило к концу.

Юноша склонил голову на бок, и лампа осветила его выразительные скулы. Изящный палец очертил вырез мантии и полностью ее распахнул.

Глаза Северуса скользнули вниз помимо его воли. Просто совершенство: гладкая кожа, худощавое тело, плечи, уже достаточно широкие, чтобы считать Блейза юношей, а не мальчиком, и бедра, приглашающе изогнутые с естественной грацией. Наполовину вставший член продолжал твердеть под взглядом Северуса.

Это ничего не значило: существовали специальные зелья, да и мальчишке было лишь восемнадцать.

— Убирайтесь, — повторил Северус.

Блейз лишь усмехнулся и дразняще провел рукой по животу.

Что-то плотно скручивалось внутри Северуса, готовое прорваться под тяжестью голода, неудовлетворенного желания и болезненного стремления во что бы то ни стало спасти тех, кто, не удовлетворяясь уже существующим риском, настойчиво накликал на себя все новые опасности.

— Вон!

Бросившись вперед, он схватил мальчишку за воротник мантии и сдернул его с кровати. Блейз извернулся, проворно выпрямившись, и освободился от хватки Северуса.

— Если вы заняты, — произнес он, поправляя одежду и беспечно пожимая плечами, — так бы и сказали.

Затем он, взмахнув полами мантии, спокойно вышел, будто не ступал босыми ногами по холодным камням пола, оставив Северуса с зарождающейся головной болью.

***

Во второй раз Северус пошел на компромисс и удовлетворился кофе.

Он винил в этом тупую боль, которая вот уже два дня как, с первого появления мальчишки, поселилась у него в висках. В те дни возможность поспать выпадала редко, и Северус существовал на холодном чае и своем личном запасе стимулирующих средств. Впервые он почувствовал облегчение, когда вошел к себе (новые охранные чары казались столь же нетронутыми, как и старые), и его встретили клубы пара и горький аромат арабики.

Дверь в ванную комнату была приоткрыта, и Северус осторожно приблизился. Пар сгустился, жар раздражал кожу, а влага оседала в носу и легких. Он толкнул дверь и недоверчиво заглянул внутрь.

Обнаженный Блейз расположился в ванне по подбородок в воде. Слишком высокий, чтобы вытянуться, он сидел, согнув одну ногу и покачивая другой на краю ванны, словно приглашая взглянуть между ними. Одна его бровь была приподнята с ленивым интересом, а пальцы руки водили по воде, создавая маленькую волну. На поверхности колыхалась разорванная пленка масел для ванны. Можжевельник и кипарис, определил Северус, вдохнув.

Кожа мальчишки блестела, как шелк, и руки Северуса судорожно дернулись.

— Что вы здесь делаете? — устало спросил он. — Я думал, что уже все ясно сказал.

— Я вернулся за сигаретами, — ответил Блейз.

Глаза Северуса притягивала длинная нога, свисающая с края ванны. Пальцы на ней лениво сжимались и разжимались.

— И решили заодно воспользоваться моей ванной.

Блейз нахмурился:
— А вы знаете, что в спальнях семикурсников есть только душ?

Он произнес это так, будто купальные удобства — а не, например, присутствие Пожирателей Смерти — являлись сейчас самым вопиющим недостатком школы.

Повернувшись к нему спиной, Северус вернулся в гостиную. Позади раздался всплеск воды, и его плечи напряглись. Северус изучил кофейник на столе, взвесил вероятность отравления и его возможные последствия и налил себе чашку.

— Он неплохой, — произнес Блейз за его спиной. — Мама прислала из Флоренции.

Взглянув через плечо, Северус увидел мальчишку в своем собственном халате, и это странным образом его встревожило. Халат хорошо сидел на Блейзе, как, впрочем, и вообще любая одежда. Руки мальчишки задержались на талии, поправив пояс.

— Флоренция, — эхом откликнулся Северус. Если парень хотя бы вполовину настолько умен, каким кажется, то он отправится туда вслед за матерью. — Поедете туда на Рождество?

Блейз подцепил чашку, наполнил ее и сел за стол.

— Нет, на это еще будет время. После Т.Р.И.Т.О.Н. я отправляюсь в большое путешествие.

Северус не ответил. Закрыв глаза, он пригубил ароматный напиток и тоже опустился за стол.

— Ничего не порекомендуете, директор?

Северус нахмурился:
— Прошу прощения?

— Для путешествия. — Поморщившись, Блейз подул на кофе. — Я подумал, вы сможете посоветовать какое-нибудь интересное направление, отходящее от обычного маршрута.

Северус изогнул бровь.

— Как бывший глава моего факультета, — добавил Блейз.

Северус не сразу ответил: сначала он пил кофе и смотрел на стол. Затем, вопреки своему первоначальному, более благоразумному, решению, он произнес:
— Ленинград. Полагаю, сейчас он называется Санкт-Петербург.

В его голове промелькнуло воспоминание о засыпающем Зимний дворец снеге: серебристом, а не скучно-сером, как в морозный декабрь в Хогсмиде. Казалось почти невообразимым, что когда-то ему тоже было восемнадцать лет, и он путешествовал за границей в компании ярких, необычных друзей, а перед ним лежал целый мир, полный обещаний и великих идей. Северус вспомнил и об Игоре, которому повезло куда больше, чем ему самому: он был мертв.

— Санкт-Петербург… — задумчиво произнес Блейз. Казалось, что он доволен, хотя и не ожидал услышать такой ответ.

Он поднялся с той же самой довольной улыбкой на красивых губах, опершись одной рукой на стол и положив другую на шею Северуса. Затем наклонился вперед и поцеловал его.

Северус закрыл глаза и на мгновение разрешил себе это. Губы мальчишки были теплыми, а его дыхание мягко касалось верхней губы Северуса — оно прерывалось то ли от удовольствия, то ли от изумления собственной дерзостью. Скорее всего, притворство, но мастерское.

Кожа Блейза была гладкой и горячей, как и представлял себе Северус — такой нежной под его пальцами, когда он медленным ласкающим движением провел от кадыка до выреза халата.

Мальчишка задрожал.

Поколебавшись, Северус сделал глубокий вдох — можжевельник, кипарис и кофе — а затем, положив ладонь на грудь Блейза, мягко отстранил его.

— Одевайтесь, — решительно произнес он, — и возвращайтесь к себе.

Блейз учтиво отступил, склонив голову набок. Его глаза по-кошачьи сощурились.

— Да, директор, — послушно ответил он, как ученик, о котором можно было только мечтать, сбросил халат, так, что тот соскользнул поношенной тряпкой на колени Северуса, а затем накинул мантию и удалился.

***

В третий раз не устоял бы и порядочный человек.

Разумеется, даже в центре всех отчаянных махинаций и интриг в этом, несомненно, проклятом году, Северус и отдаленно не походил на порядочного человека.

Со стороны мальчишки не было ни хитроумных уловок, ни объяснений в любви, ни драматических сцен. Просто в конце дня, наполненного скукой и легким ужасом, он обнаружился сидящим на диване Северуса с книгой на коленях и двумя стаканами скотча рядом на столике. Вся сцена словно сошла с заурядной картины, которую тут и там подретушировала опытная рука. Посреди тускло-серого цвета знакомой комнаты бросались в глаза темно-красная с серебристым мантия, брошенная на кресло, и отражающийся в скотче теплый янтарный отблеск огня в камине, и эффектное сочетание бархатного халата и острых скул Блейза Забини.

— Добрый вечер, директор, — произнес Блейз, оторвав взгляд от книги. Он позаимствовал принадлежащий Северусу экземпляр The Dragon Corpus.

— Уходите, мистер Забини, — ответил Северус. Ему не удалось добавить в голос эмоций. Казалось, что его рот полон пепла, а руки были холодны.

Блейз положил книгу и, словно приласкав на прощание, скользнул своими длинными пальцами по кожаному корешку.

— Хорошо, но тогда мне придется забрать с собой скотч. Это Glen Hogg двенадцатилетней выдержки.

— Вы не подумывали сделать карьеру в политике? — сухо поинтересовался Северус.

— Я собирался чем-нибудь заняться, — задумчиво ответил Блейз, будто говорил о пустяках. — Впрочем, управлять семейным имуществом — уже работа, требующая полной отдачи, а мама достаточно долго несла это бремя.

Северус опустился на диван рядом с ним, взял оба стакана, перелил немного из одного в другой, а потом — обратно. Он не особенно опасался отравления: плохой скотч многое может скрыть, но двенадцатилетний Glen Hogg прозрачен. Тем не менее, это был урок мальчишке. Менять стаканы — для любителей.

— Вам стоит пересмотреть свое решение, — сказал он. — Вы найдете это занятие скучным, и тогда… — Восхитительный скотч бархатно скользнул в горло. — …тогда вы станете опасны.

Блейз улыбнулся. Это была искренняя, почти милая улыбка, и Северус вспомнил, каково это, когда тебе восемнадцать и тебя столь редко понимают.

— Тогда развлеките меня, директор.

Мальчишка с видимым наслаждением попробовал скотч — его глаза полузакрылись, а розовый язык пробежался по полной нижней губе. Затем он поставил стакан и быстрым грациозным движением оседлал колени Северуса.

Прижатое к нему теплое тело ощущалось словно глоток хорошего спиртного в желудке. Руки мальчишки обвились вокруг шеи Северуса, от прикосновения горячей бархатной кожи по спине побежали мурашки. Северус чувствовал, как вся кровь устремилась к паху — он не испытывал такого уже месяцы, а может быть, годы.

— Почему вы продолжаете упорствовать в своем капризе? — спросил он, скользя взглядом по золотисто-карим глазам и длинным темным изогнутым ресницам.

Блейз поцеловал его мягко, будто просто уговаривая.

— Потому что меня это забавляет…

Еще один, более длительный поцелуй.

— … И потому что это аморально…

Прикосновение языка — и дразнящее отступление.

— … И потому что, — прошептал Блейз в губы Северуса, — я подстилаю себе соломку.

Северус напрягся, сжимая бедра мальчишки. Блейз не встречался с ним глазами: для этого он был слишком умен. Вместо этого он смотрел вниз, и в свете камина его лицо, казалось, принимало сотню прекрасных выражений. Оно выглядело коварным — а может быть, хитрым, или же нежным.

Блейз распахнул полы халата и, взяв руку Северуса в свои, притянул ее к себе.

— А почему вы продолжаете позволять мне это? — спросил он.

Последние ошметки самообладания Северуса исчезали один за другим, пока его пальцы скользили по обнаженному животу мальчишки. Его рука словно таяла в жаре между телом и халатом.

«И в самом деле, почему?» — подумал он, словно пьяный, чувствуя, как в его хватке твердеет член мальчишки.

На это не было ответа, кроме вкуса выдержанного скотча на влажных губах, слабого запаха дорогого одеколона и трения шелка и бархата о его тело. Он толкнул Блейза на диван, поцеловал его со всей жестокостью своего отчаянного голода и позволил ему согревать свою постель всю зиму — как последнее желание, на которое имеет право любой приговоренный к смерти.

@темы: фики